воспоминания Карла. Дяде в отличие от Карла этот стол ничуть не нравился, он
просто хотел купить племяннику порядочный письменный стол, а все они были
теперь снабжены таким новшеством; мало того, хитрую эту штуковину можно было
без больших затрат приспособить и к столу устаревшей конструкции. Так или
иначе дядя не преминул посоветовать Карлу пользоваться регулятором как можно
реже; дабы усилить действенность совета, дядя заявил, что механизм крайне
чувствителен, легко ломается, а починка его стоит дорого. Нетрудно было
догадаться, что подобные замечания - всего лишь уловки, хотя, с другой
стороны, следовало отметить, что регулятор очень легко было заблокировать,
чего дядя, однако, не сделал.
В первые дни дядя и Карл, разумеется, частенько беседовали; Карл, в
частности, рассказал, что дома немножко, но с охотою играл на фортепьяно,
правда, "а этом поприще он сделал только первые шаги, с помощью матери. Карл
вполне сознавал, что такой рассказ - одновременно и просьба о фортепьяно, но
он уже достаточно осмотрелся, чтобы понять: экономничать дяде совершенно
незачем. Все же эта его просьба была выполнена не сразу, лишь дней через
восемь дядя чуть ли не против воли признался, что фортепьяно привезли и Карл
может, если угодно, пронаблюдать за его доставкой наверх. Занятие это было
хотя и нетрудным, но при всем том ненамного легче самой работы, так как в
доме был специальный грузовой лифт, спокойно вмещавший целый мебельный
фургон, - в этом-то лифте и подняли инструмент в комнату Карла. Сам Карл
мог, конечно, поехать в этом лифте вместе с инструментом и грузчиками, но,
поскольку рядом был действующий пассажирский лифт, Карл поднялся на нем, с
помощью особого рычага держась все время на уровне соседнего лифта и через
стеклянную перегородку пристально рассматривая прекрасный инструмент,
ставший теперь его собственностью. Когда фортепьяно уже стояло в комнате и
Карл взял первые ноты, он так по-глупому обрадовался, что, бросив игру,
вскочил, отошел на несколько шагов и, подбоченившись, решил просто
полюбоваться подарком. Акустика в комнате тоже была превосходная и
способствовала тому, чтобы первоначальное ощущение, будто его поселили в
железном доме, совершенно исчезло. Ведь в самом деле дом казался железным
только снаружи, в комнате ничего такого совершенно не замечалось, и никто не
сумел бы обнаружить в ее убранстве ни единой мелочи, которая, хоть как-то
нарушала бы идеальный уют. На первых порах Карл многого ожидал от своей игры
на фортепьяно и даже осмеливался перед сном подумывать насчет того, как бы
ему через эту музыку непосредственно повлиять на американскую жизнь.
Действительно, странное возникало ощущение, когда он у распахнутых,
выходящих на шумную улицу окон играл старую солдатскую песню своей родины -
солдаты поют ее вечерами, устроившись в казарме на подоконниках и глядя на
угрюмый плац, - но стоило ему бросить взгляд на улицу, и он видел: она все
та же - малая частица исполинского круговорота, который невозможно
остановить ни на секунду, если не знаешь тех сил, что приводят его в
движение. Дядя терпел игру на фортепьяно, ничего против не говорил, тем
более что Карл, опять-таки в угоду дяде, лишь изредка позволял себе
помузицировать; однако же дядя принес ему ноты американских маршей и,
конечно, национального гимна тоже, но одним только удовольствием от музыки,
пожалуй, не объяснить, почему как-то раз он безо всякого намека на шутку
спросил Карла, не хочет ли он научиться играть также на скрипке или
валторне.
Естественно, изучение английского языка было самой первой и самой
важной задачей Карла. Молодой преподаватель коммерческого колледжа приходил
в семь утра, когда Карл уже сидел с тетрадями за письменным столом или
расхаживал взад-вперед по комнате, заучивая что-либо наизусть. Карл
прекрасно понимал, что английским нужно овладеть как можно скорее, вдобавок
это самый удобный случай порадовать дядю своими быстрыми успехами. И
действительно, если поначалу общение с дядей на языке его новой родины
сводилось к приветственным и прощальным фразам, то в скором времени все
большая часть бесед шла на английском, отчего, естественно, между ними
начали устанавливаться доверительные отношения. Первое американское
стихотворение, описание пожара, которое Карл однажды вечером продекламировал
дяде, доставило тому глубокое удовлетворение. Они оба стояли тогда у окна в
комнате Карла; дядя, поглядывая на меркнущий небосвод, медленно отбивал
хлопками ритм стиха, а Карл стоял подле него и с застывшим взглядом одолевал
трудные строфы.
Чем свободнее Карл владел английским, тем настойчивее дядя выказывал
желание свести его со своими знакомыми и только на всякий случай
распорядился, чтобы при таких встречах рядом с Карлом пока находился и его
преподаватель. Самый первый, кому однажды утром представили Карла, был
стройный, невероятно гибкий юноша, - дядя ввел его в комнату, рассыпаясь в
любезностях. Он был, по-видимому, из тех многих, с точки зрения
родителей-миллионеров, неудавшихся сынков, жизнь которых протекала таким
образом, что человек обыкновенный не мог без душевной боли проследить хотя
бы один, выбранный наугад день такого юнца. А тот, словно зная об этом или
догадываясь и как бы стараясь по мере сил этому противостоять, так и лучится
счастьем, губы и глаза его сияют неистребимой улыбкой, обращенной к самому
себе, собеседнику и всему миру.
С этим юношей, господином Маком, по настоятельной рекомендации дяди,
Карл договорился вместе ездить верхом в половине шестого утра - в манеже
школы верховой езды либо в парке. Правда, Карл сначала колебался, давать ли
согласие: все-таки он никогда еще не садился на коня и хотел сперва немного
подучиться, но дядя и Мак так горячо убеждали его, что верховая езда -
сплошное удовольствие и здоровый вид спорта, а вовсе не искусство, что в
конце концов он дал согласие. Правда, теперь он был вынужден вставать в
половине пятого и частенько весьма об этом сожалел, так как, по-видимому,
из-за постоянного напряжения внимания, которое требовалось от него изо дня в
день, его прямо-таки одолевала сонливость, но от этой напасти он мигом
избавлялся в ванной комнате. Над ванной во всю ее длину и ширину
располагалась сетка душа - разве на родине у его школьных товарищей, даже
самых богатых, было что-либо подобное в единоличном их распоряжении?! - в
этой-то ванне, где можно было свободно раскинуть руки, Карл и устраивался
спозаранку, а сверху на него лились потоки теплой, горячей, снова теплой и,
наконец, ледяной воды, лились по желанию - на всю поверхность ванны или
только на ее часть. Будто еще наслаждаясь сном, лежал он в воде и с
особенным удовольствием ловил смеженными веками последние редкие капли,
которые затем стекали по лицу.
В школе верховой езды, куда Карла доставлял большущий дядин автомобиль,
его уже ожидал преподаватель английского языка, тогда как Мак всегда
появлялся позже. Впрочем, он-то как раз и мог спокойно опаздывать, ибо
настоящая, полноценная верховая езда начиналась только с его прибытием. Едва
он ступал на порог - и полусонные лошади вмиг оживали, и удары бича звучали
громче, и галерея, опоясывавшая манеж, наполнялась людьми - зрителями,
конюхами, учениками и Бог весть кем еще. Время до появления Мака Карл
использовал для того, чтобы хоть немного потренироваться в простейших
приемах верховой езды. Был тут один верзила, который, не поднимая рук,
вскакивал на самую высокую лошадь, он и тренировал Карла, каждый день минут
по пятнадцать. Успехи Карла были не слишком значительны, зато он попутно
усваивал множество английских жалобных воплей, которые в процессе
тренировок, задыхаясь, адресовал своему преподавателю, невыспавшемуся,
подпирающему дверной косяк. Но почти все неприятности верховой езды
прекращались с появлением Мака. Долговязого отсылали, и вскоре во все еще
сумрачном манеже был слышен только стук копыт, а видна была только поднятая
рука Мака, подающая команду Карлу. Полчаса этого удовольствия проходили как
сон. Мак торопливо прощался с Карлом, иногда потрепав его по щеке, если был
особенно доволен его успехами, и исчезал, не дожидаясь Карла. Затем Карл с
преподавателем усаживались в автомобиль и ехали на свой урок английского
большей частью окольной дорогой, так как поездка в толчее магистрали,
вообще-то ведущей от школы верховой езды прямо к дому дяди, занимала слишком
много времени. Впрочем, вскоре преподаватель перестал сопровождать молодого
человека, ибо Карл, упрекавший себя в том, что заставляет его томиться без
пользы в школе верховой езды - тем более что указания Мака по-английски были
совсем несложны, - упросил дядю освободить преподавателя от этой
обязанности. Поразмыслив немного, дядя согласился.
Прошло довольно много времени, прежде чем дядя позволил Карлу, хотя бы
бегло, ознакомиться с его фирмой, а ведь тот частенько просил об этом. Фирма
являлась своего рода комиссионно-экспедиционной конторой, какие, насколько
мог судить Карл, в Европе, пожалуй, не встречались вовсе. Фирма занималась
комиссионной деятельностью, но посредничала не между производителями и
потребителями или торговцами, а между крупными предприятиями, снабжая их
различным сырьем и полуфабрикатами. Поэтому, занимаясь крупномасштабными
закупками, хранением, перевозками и сбытом, фирма должна была постоянно и
весьма скрупулезно поддерживать телефонную и телеграфную связь с клиентами.
Телеграфный зал был не меньше, а гораздо больше телеграфа в родном городе
Карла, через который его однажды провел школьный приятель. В зале для
телефонных переговоров, куда ни посмотри, открывались и закрывались двери
кабин, и трезвон стоял оглушительный. Дядя отворил ближайшую дверь - там в
ярком электрическом свете за столиком сидел служащий, не обративший никакого
внимания на скрип петель, голову его стягивала металлическая дужка
наушников. Правая рука лежала на столике, словно была неимоверно тяжелой, и
только пальцы, державшие карандаш, двигались нечеловечески быстро и
ритмично. Говоря в микрофон, он был очень лаконичен, и часто было даже
заметно, что он в чем-то не согласен со своим абонентом, хочет что-то
уточнить, но сведения, которые он получал, сдерживали его, и бедняга не мог
выполнить своего намерения, опускал глаза и что-то записывал. Дядя тихо
пояснил Карлу, что служащий и не должен говорить, поскольку данное сообщение
помимо него принимают еще двое, а затем сообщения сравниваются, чтобы
максимально исключить ошибку. Как только Карл и дядя покинули кабину, в
дверь прошмыгнул практикант и тут же вышел с пачкой уже исписанных бумаг. По
залу беспрерывно сновали люди. Не здороваясь - приветствия были отменены, -
каждый приспосабливал свой шаг к рысце впереди идущих и смотрел под ноги,
чтобы, не дай Бог, не споткнуться, или выхватывал взглядом отдельные слова и
цифры со страниц, трепетавших при торопливых шагах у него в руках.
- Да, ты в самом деле преуспел, - заметил Карл во время одного из таких
обходов предприятия, на ознакомление с которым требовалось много дней, даже
если просто заглянуть в каждое его помещение.
- И если хочешь знать, всего этого я достиг сам за тридцать лет.
Вначале у меня было маленькое дельце в районе порта, и если за день туда
поступал пяток ящиков, я уже летел домой как на крыльях. Сегодня у меня
третьи по величине склады в порту, тот давний магазинчик служит
