благополучного плавания по бурному океану. От двери можно было также
наблюдать, как вдали, проскальзывая между огромными кораблями, в гавань
входило множество лодок и суденышек. А за всем этим высился Нью-Йорк, глядя
на Карла тысячеоконными громадами небоскребов. Да, в этом помещении стоило
побывать.
За круглым столом сидели трое: один - судовой офицер в синей морской
форме, два других - чиновники портового ведомства в черных американских
мундирах. На столе лежали сложенные стопкой различные документы, которые
офицер сначала с пером в руке бегло просматривал, а затем передавал
чиновникам, которые то читали их, то делали выписки, то укладывали в свои
портфели; порою же один из них, чуть ли не беспрерывно поскрипывавший
зубами, что-то диктовал для протокола своему коллеге.
У окна, за письменным столом, спиной к двери, сидел невысокий человек,
занимавшийся огромными фолиантами, которые были расставлены перед ним на
добротной полке. Возле него стоял открытый и пустой - по крайней мере на
первый взгляд - сейф.
Второй иллюминатор не был загорожен и предоставлял прекрасную
возможность обзора гавани. Зато неподалеку от третьего стояли, вполголоса
беседуя, двое мужчин. Один из них, прислонившийся к стене, тоже был r
морской форме и поигрывал эфесом шпаги. Второй глядел в иллюминатор, и
порой, когда он шевелился, можно было увидеть ордена на груди его
собеседника. Он был в штатском, с тонкой бамбуковой тросточкой, которая,
поскольку он держал руки на бедрах, тоже торчала как шпага.
У Карла было маловато времени, чтобы все толком разглядеть, потому что
очень скоро к ним подошел стюард и спросил кочегара, что ему здесь нужно,
глядя на него при этом так, будто ему тут не место, кочегар так же тихо
ответил, что хотел бы поговорить со старшим кассиром. Стюард в свою очередь
жестом отклонил эту просьбу, но все же, обойдя подальше круглый стол, на
цыпочках приблизился с низким поклоном к человеку с фолиантами. Тот - это
было ясно видно - прямо-таки оцепенел от слов стюарда, но в конце концов
повернулся к тому, кто желал с ним поговорить, и протестующе замахал руками,
отказывая и кочегару, и - надежности ради - стюарду. После этого стюард
вернулся к кочегару и сказал ему чуть ли не доверительно:
- Немедленно освободите помещение!
Услышав сей ответ, кочегар обратил свой взгляд на Карла, словно тот был
его сердцем, коему он безмолвно жаловался на свое горе. Без долгих
размышлений Карл сорвался с места, быстро пересек каюту, так что даже слегка
задел кресло офицера; стюард семенил рядом, пригнувшись и растопырив руки,
будто отгоняя назойливого паразита, но Карл первым достиг стола старшего
кассира и ухватился за его край, на случай, если стюард попытается оттащить
его.
Естественно, все вокруг тотчас оживились. Морской офицер у стола
вскочил; представители портового ведомства наблюдали за происходящим
спокойно, но внимательно; те двое, что беседовали у иллюминатора, стали
рядом; стюард, полагая, что не след ему высовываться там, где уже и
начальство проявляет интерес, отступил назад. Кочегар у двери напряженно
ожидал минуты, когда понадобится его помощь. И наконец, старший кассир резко
повернулся направо в своем кресле.
Карл сунул руку в потайной карман, без опаски обнаружив его перед этими
людьми, вытащил свой заграничный паспорт и положил его открытым на стол, тем
самым как бы представившись. Старшему кассиру паспорт показался совершенно
излишней вещью, он щелчком отбросил его в сторону, после чего Карл, решив,
что с формальной стороной дела покончено, снова его спрятал.
- Я позволю себе сказать, - начал он, - что, по моему мнению, с
господином кочегаром поступили несправедливо. Есть здесь некий Шубал,
который его подсиживает. Господин кочегар благополучно служил на многих
кораблях, которые он может вам перечислить, он прилежен, усердно исполняет
свою работу, и в самом деле непонятно, почему именно на этом корабле, где
служба не столь уж и трудна, не в пример паруснику, он оказался не ко двору.
Стало быть, только клевета препятствует ему в продвижении по службе и лишает
одобрения, которое в иной ситуации он бы непременно снискал. Я изложил лишь
суть дела, свои конкретные жалобы он выскажет сам.
Карл обращался с речью ко всему обществу, да фактически все его и
слушали; и ведь среди всех них куда вероятнее мог сыскаться человек
справедливый, и не обязательно это будет старший кассир. Вдобавок Карл
схитрил и умолчал, что знаком с кочегаром совсем недавно. Впрочем, он
высказался бы еще красноречивее, если бы его не смутило багровое лицо
человека с тросточкой, которое он увидел со своего теперешнего места.
- Все это верно, от первого до последнего слова, - сказал кочегар,
прежде чем кто-либо успел задать ему вопрос и даже взглянуть на него. Эта
поспешность кочегара обернулась бы большой ошибкой, если бы господин в
орденах - не иначе как капитан, догадался Карл - не принял решение выслушать
кочегара. Он повелительно взмахнул рукой и громко произнес: "Подойдите
сюда!" Голос у него был железный, в пору молотом ковать. Теперь все зависело
от кочегара, ибо что до справедливости его жалоб, то в ней Карл не
сомневался.
К счастью, тут выяснилось, что кочегар недаром много бродил по свету.
Не суетясь, с достоинством вытащил он из своего сундучка связку бумаг и
записную книжку, будто так и надо, подошел к капитану, полностью игнорируя
старшего кассира, и разложил на подо" коннике свои доказательства. Старшему
кассиру не оставалось ничего, кроме как тоже перебраться поближе.
Этот человек - известный склочник, - объяснил он, - и больше отирается
в канцелярии, чем в машинном отделении. Шубала, этого выдержанного человека,
он довел до полного отчаяния. Послушайте! - обратился он к кочегару. - Ваша
назойливость в самом деле дошла до предела. Сколько раз вас уже выставляли
из бухгалтерии, как вы того и заслуживали своими совершенно и исключительно
необоснованными претензиями! Сколько раз вы оттуда прибегали ко мне! Сколько
раз вам объясняли по-хорошему, что Шубал - ваш непосредственный начальник, с
которым вы, его подчиненный, обязаны ладить! А теперь вы являетесь еще и
сюда бесстыдно надоедать господину капитану, мало того, у вас хватило
наглости привести с собой подголоска - этого юнца, который заученно твердит
ваши пошлые обвинения, а его я вообще вижу на судне в первый раз!
Карла так и подмывало выскочить вперед, однако он сдержался. Но тут
вмешался капитан:
- Давайте все же выслушаем этого человека. Мне тоже кажется, что Шубал
с некоторых пор берет на себя слишком много, но этим я ничего не хочу
сказать в ваше оправдание.
Последнее относилось к кочегару; вполне естественно, что капитан не мог
сразу за него вступиться, но, похоже, все шло как надо. Кочегар приступил к
объяснениям и, превозмогая себя, с самого начала титуловал Шубала
"господином". А Карл всей душой радовался, стоя у покинутого старшим
кассиром письменного стола и от удовольствия покачивая почтовые весы.
- Господин Шубал несправедлив! Господин Шубал покровительствует
иностранцам! Господин Шубал выгнал меня из машинного отделения и заставил
чистить гальюны, что конечно же не является обязанностью кочегара!
Под сомнение была поставлена даже деловитость господина Шубала: она,
мол, скорее мнимая, чем наличествующая фактически. На этом месте Карл
пристально посмотрел на капитана, доверительно, словно был его коллегой:
дескать, не обессудьте, такая уж у кочегара неловкая манера выражаться. Как
бы там ни было, ничего конкретного в этой долгой речи не прозвучало, и, хотя
капитан все еще смотрел прямо перед собой, твердо решив на сей раз выслушать
кочегара до конца, остальные уже выказывали признаки нетерпения, и вскоре
голос кочегара перестал быть центром общего внимания, что вызывало известные
опасения. Сначала человек в штатском пустил в ход бамбуковую тросточку,
постукивая ею - хоть и чуть слышно - по полу. Другие посматривали по
сторонам; чиновники из портового ведомства, очевидно торопившиеся, снова
взялись за документы и начали, пока еще рассеянно, их просматривать; офицер
опять придвинул свой стул поближе, а старший кассир, полагая, что победа за
ним, вздохнул с подчеркнутой насмешкой; Всеобщая рассеянность не затронула,
пожалуй; лишь стюарда, который в какой-то мере изведал страдания маленького
человека под пятою сильных мира сего и серьезно кивал Карлу, будто желая
этим что-то объяснить.
Меж тем порт за окном жил своей жизнью, низкая баржа с горой бочек,
искусно уложенных так, чтобы они не раскатывались, прошла мимо, на минуту
погрузив помещение в полумрак; катерки, которые Карл, будь у него время, мог
бы сейчас как следует разглядеть, стрелой летели вперед, подчиняясь
уверенным рукам рулевых. Странные плавающие предметы неожиданно выныривали
тут и там из беспокойной воды и снова скрывались в пучине от изумленных
взоров; резвые гребцы-матросы вели вперед шлюпки океанских пароходов,
набитые пассажирами - стиснутые со всех сторон, они сидели робкие и полные
ожидания, хотя кое-кто не упускал случая повертеть головой, разглядывая
изменчивый вид. Бесконечное движение, беспокойство неугомонной стихии
передавались маленьким человечкам и плодам их труда!
И все призывало к быстроте, к ясности, к совершенно четкому исполнению
обязанностей, а чем был занят кочегар? Он весь вспотел от своей речи и
давным-давно не мог дрожащими руками удерживать на подоконнике свои бумаги;
со всех сторон света собирались к нему жалобы на Шубала, каждой из которых,
по его мнению, вполне хватало, чтобы уничтожить этого Шубала, но капитану он
сумел предъявить лишь печальную неразбериху. Господин с бамбуковой
тросточкой давно уже легонько насвистывал, глядя на потолок; портовые
чиновники взяли офицера за столом в осаду и всем своим видом показывали, что
освобождать его не намерены; старшего кассира удерживало от вмешательства
явно только спокойствие капитана; стюард, стоя по стойке "смирно", с минуты
на минуту ожидал распоряжения капитана относительно кочегара.
Тут уж Карл не мог оставаться пассивным. Он медленно направился к
кочегару, стараясь на ходу сообразить, как бы поискуснее взяться за дело.
Пора было вмешаться, ведь еще немного - и они с кочегаром могут быстренько
вылететь из канцелярии. Капитан, конечно, человек добрый, к тому же именно
сейчас, как казалось Карлу, у него есть особые основания выступить в роли
справедливого начальника, но нельзя же заговаривать его до полусмерти, а
кочегар именно это и делал, пусть и от безграничного возмущения. Итак, Карл
обратился к кочегару:
- Вы должны рассказывать проще, яснее, господин капитан не в силах
уразуметь ваш сбивчивый рассказ. Разве он знает всех машинистов и рассыльных
по фамилиям, а тем более по именам, чтобы сразу, едва вы произнесете
какое-либо имя, догадаться, о ком идет речь? Изложите ваши жалобы по
порядку; во-первых, назовите самую главную, а затем, по нисходящей, -
остальные; может быть, тогда будет вовсе незачем большинство из них даже
упоминать. Мне-то вы очень четко все представили!
"Если в Америке можно похищать чемоданы, то и солгать иногда тоже не
грех", - подумал он в свое оправдание.
Хоть бы это помогло! Не слишком ли поздно? Правда, услышав знакомый
голос, кочегар тотчас умолк, но глаза его, полные слез от оскорбленного
мужского самолюбия, ужасных воспоминаний и теперешнего крайне бедственного
