и лишь вытянул руку, препятствуя уходу Карла.
- Прекрати, - сказала Брунельда и отвела руку Деламарша, - он и так
останется. - И она еще сильнее прижала Карла к перилам; ему пришлось бы
драться с нею, чтобы освободиться. И даже если бы это ему удалось, чего бы
он добился! Слева от него стоял Деламарш, справа - Робинсон, он был
форменным образом в плену.
- Радуйся, что тебя не прогоняют, - сказал Робинсон и похлопал Карла
рукой, просунув ее под мышкой Брунельды.
- "Прогоняют"? - повторил Деламарш. - Сбежавшего вора не прогоняют, его
передают в руки полиции. И если он не угомонится, завтра утром именно это и
произойдет.
С этой минуты зрелище внизу больше не доставляло Карлу удовольствия.
Лишь поневоле склонялся он над перилами, так как из-за Брунельды не мог
выпрямиться. Снедаемый собственными заботами, он рассеянно смотрел на людей
внизу, которые группами человек по двадцать подходили к дверям ресторана,
расхватывали бокалы, оборачивались, салютовали покуда занятому собой
кандидату, выкрикивали партийное приветствие, осушали бокалы и со стуком -
здесь, наверху, не слышным - опускали их на поднос, чтобы уступить место
новой, галдящей от нетерпения группе. По распоряжению руководителей оркестр,
игравший до сих пор в ресторане, вышел на улицу; громоздкие духовые
инструменты сверкали в темной толпе, но звуки музыки тонули в общем шуме.
Улица, по крайней мере та ее сторона, где был ресторан, кишела людьми. Они
сбегали с горы, откуда Карл утром прибыл на автомобиле, а снизу, от моста,
спешили в гору, и даже обитатели близлежащих домов не устояли перед
соблазном лично вмешаться в события, на балконах и у окон остались почти
везде только женщины и дети, тогда как мужчины толпами выскакивали из
подъездов на улицу. Музыка и угощение принесли желанный результат - сборище
было теперь достаточно многочисленным, один из руководителей, рядом с
которым стояли двое прожектористов, жестом остановил музыку, громко
свистнул, после чего из толпы поспешно вынырнул гигант с кандидатом на
плечах; толпа расступилась.
Как только он очутился у дверей ресторана, кандидат, снова ярко
освещенный прожекторами, начал новую речь. Но теперь обстановка была куда
сложнее, носильщик оказался словно в тисках, толпа стояла стеной. Ближайшие
сторонники, которые ранее всеми возможными способами старались усилить
эффект речи кандидата, теперь с трудом удерживались поблизости от него,
человек двадцать из них кое-как цеплялись за гиганта носильщика. Но и этот
силач шагу не мог сделать по своему усмотрению, о целенаправленном
воздействии на толпу посредством поворотов, продвижения вперед или назад
нечего было и думать. Толпа беспорядочно колыхалась, люди буквально лежали
друг на друге, прямо никто уже не стоял; из-за притока новой публики число
Противников кандидата, похоже, значительно увеличилось; гигант долго
держался у дверей ресторана, теперь же, словно и не сопротивляясь, позволил
толпе нести себя взад-вперед по переулку; кандидат говорил без умолку, но
было уже непонятно, разъясняет ли он свою программу или взывает о помощи;
если глаза не обманывали, то появился еще один кандидат, и даже несколько,
потому что тут и там внезапно вспыхивал свет, и становился виден поднятый
над толпой оратор, бледный, размахивающий сжатыми кулаками, поддерживаемый
многоголосными криками.
- Что же здесь происходит? - в полном замешательстве спросил Карл у
своих караульщиков.
- Как это волнует малыша! - сказала Брунельда Деламаршу и взяла Карла
за подбородок, чтобы притянуть к себе его голову. Но он этого не хотел и,
из-за событий на улице начисто позабыв всякую осторожность, дернулся так
сильно, что Брунельда не только отпустила его, но и отпрянула, совершенно
освободив Карла. - Теперь ты насмотрелся достаточно, - сказала она, явно
рассерженная поведением Карла, - ступай в комнату, стели постель и приготовь
все на ночь. - Она махнула рукой в направлении комнаты. Карл уже который час
мечтал об этом и не возразил ни слова. Тут с улицы донесся громкий звон
разбитого стекла. Карл, не совладав с собой, быстро подбежал к перилам,
чтобы еще разок мельком глянуть вниз.
Противник успешно провел диверсию, притом, пожалуй, решающую:
прожекторы сторонников кандидата, яркий свет которых позволял
продемонстрировать общественности хотя бы главные события и таким образом
держал все более или менее в рамках, были разбиты, все без исключения.
Кандидат и его носильщик оказались во власти рассеянного уличного света,
который после яркого сияния прожекторов ощущался как кромешная тьма. Сейчас
даже приблизительно нельзя было сказать, где находится кандидат, а
обманчивость тьмы еще больше усилилась, поскольку снизу, от моста,
приближалось еще и мощное, многоголосое пение.
- Разве я не сказала, что ты должен делать! - воскликнула Брунельда. -
Поторопись. Я устала, - добавила она и потянулась, подняв руки, отчего ее
грудь выпятилась еще больше обычного.
Деламарш, по-прежнему державший Брунельду в объятиях, увлек ее в угол
балкона. Робинсон двинулся за ними, чтобы убрать забытые там остатки своего
обеда.
Этот благоприятный случай Карлу следовало использовать, сейчас недосуг
было глазеть вниз, спустившись на улицу, он разглядит события лучше и
обстоятельнее, чем отсюда, сверху. В два прыжка он пересек комнату,
озаренную красным светом ночника, но дверь была заперта и ключ вытащен. Его
надо найти, но как это сделать в такой неразберихе и за те краткие,
драгоценные секунды, что были в распоряжении у Карла! Сейчас нужно быть уже
на лестнице, нужно мчаться и мчаться. А он ищет ключ! Ищет его во всех
доступных выдвижных ящиках, на столе, заваленном столовой посудой,
салфетками и какой-то начатой выпивкой, в кресле под кучей старой одежды,
наваленной в полнейшем беспорядке, ведь ключ вполне мог находиться там, но
все напрасно, в конце концов он бросился к действительно вонючему канапе,
пытаясь нащупать ключ в каком-нибудь уголке или в складке покрывала. Затем
прекратил поиски и остановился посреди комнаты. "Наверное, Брунельда
прицепила ключ к своему поясу, - подумал он, - там у нее много чего висит, и
все поиски напрасны".
Карл на ощупь схватил два ножа и просунул их между створками двери,
один сверху, другой снизу, чтобы получить две точки опоры. Едва он надавил
на ножи, лезвия, естественно, сломались пополам. Но это и к лучшему,
обломками он мог орудовать гораздо увереннее. И он налег изо всех сил,
широко разведя руки и упершись ногами в пол, постанывая и внимательно
наблюдая за дверью. Замок едва ли будет сопротивляться долго, Карл с
радостью почувствовал, что язычок явно поддается медленно, но верно; чтобы
на балконе не всполошились, дверь следовало открыть совершенно бесшумно,
поэтому Карл действовал с величайшей осторожностью, чуть не уткнувшись в
замок носом.
- Смотрите-ка, - услышал он голос Деламарша. Вся троица стояла в
комнате, занавесь за ними была задернута, Карл, должно быть, не услышал их
шагов, но, увидев их, выпустил нож из рук, у него не оказалось даже времени
для объяснения или извинения, так как в припадке давно копившейся ярости
Деламарш набросился на Карла - развязанный пояс его халата описал в воздухе
сложный зигзаг. В последнее мгновение Карл увернулся, он мог бы вытащить
ножи из двери и использовать их для защиты, но вместо этого, пригнувшись и
подпрыгнув, схватился за широкий воротник халата Деламарша, поднял его,
дернул вверх - халат-то был французу велик - и ловко набросил его на голову
противника, захватив его совершенно врасплох; тот сначала сослепу замахал
руками и неуклюже замолотил кулаками по спине Карла, который, чтобы уберечь
лицо, прилип к его груди. Карл терпел удары, хотя и содрогался от боли, но
удары становились сильнее, а. как же не терпеть, ведь впереди была победа.
Схватив руками голову противника так, что большие пальцы пришлись , как раз
против глаз, он толкал его перед собой в гущу мебельного беспорядка и
вдобавок старался захлестнуть ноги Деламарша поясом халата, чтобы свалить
его с ног.
Поскольку же Карл целиком и полностью был занят Деламаршем, тем более
что он чувствовал, как возрастает сопротивление и как жилистое тело врага
все больше упирается, он начисто забыл, что Деламарш здесь не один. Но очень
скоро ему об этом напомнили: у него вдруг подкосились ноги, которые
Робинсон, с криком кинувшись позади Карла на пол, дернул к себе. Вздохнув,
Карл выпустил Деламарша, и тот отпрянул еще на шаг. Брунельда в борцовской
стойке возвышалась в центре комнаты и сверкающими глазами наблюдала за
схваткой. Словно участвуя в ней, она тяжело дышала, примеривалась
прищуренными глазами и медленно замахивалась кулаками. Деламарш рывком
сбросил с головы воротник халата, опять получив возможность видеть, и
теперь, само собой, пошла уже не борьба, а наказание. Схватив Карла за
грудки, он прямо-таки оторвал его от пола и, от презрения даже не посмотрев
на него, с такой силой швырнул на находящийся в нескольких шагах шкаф, что
Карл в первое мгновение решил, будто резкая боль в спине и голове, вызванная
ударом о шкаф, идет от кулаков Деламарша.
- Мерзавец! - услышал он в темноте, застлавшей глаза, восклицание
француза. И когда он, теряя сознание, упал возле шкафа, в ушах у него эхом
звучало: - Ну, погоди!
Когда Карл пришел в себя, в комнате было совсем темно, - вероятно, еще
стояла глубокая ночь, только сквозь балконную занавесь проникал слабый
лунный свет. Слышалось спокойное посапывание трех спящих - самое громкое
принадлежало Брунельде, она и во сне пыхтела, как днем; было, однако,
трудновато установить, где находился кто из спящих - вся комната полнилась
шумом их дыхания. Немного сориентировавшись, Карл решил обследовать себя и
испугался: ведь хотя все тело было сведено от боли, он даже и не думал о
том, что мог получить серьезную травму. Теперь он чувствовал тяжесть в
голове, и все лицо, шея и грудь под рубашкой были влажны, как от крови.
Нужен был свет, чтобы выяснить, в каком он состоянии, вдруг он искалечен,
тогда Деламарш, наверное, охотно его отпустит, но что он будет делать, ведь
в таком случае все кончено. Ему припомнился парень с изъеденным носом, и на
минуту он закрыл лицо руками.
Потом он невольно обернулся к двери и ощупью на четвереньках пополз
туда. Вскоре его пальцы нашарили ботинок, а затем и ногу. Это был Робинсон -
кто же еще станет спать не разуваясь? Ему велели устроиться перед дверью,
чтобы помешать побегу Карла. Но разве они не заметили, в каком он состоянии?
Он пока и не собирался убегать, просто хотел выбраться на свет. Раз через
дверь не выйти, остается путь на балкон.
Обеденный стол обнаружился совсем не на том месте, где стоял вечером,
канапе, к которому Карл, естественно, приблизился очень осторожно,
неожиданным образом оказалось пустым, зато посреди комнаты он наткнулся на
высокую, но плотную кучу одежды, одеял, занавесей, подушек и ковров. Сначала
он решил, что куча небольшая, вроде той, какую он нашел вечером на канапе,
может, это она и свалилась на пол, однако когда Пополз дальше, то, к своему
удивлению, понял, что тут целый вагон вещей, вероятно вынутых из шкафов, где
они хранились днем. Обогнув ползком эту груду, Карл сообразил, что она
являет собой импровизированное ложе, на самом верху которого, как он
убедился после осторожного ощупывания, отдыхали Деламарш и Брунельда.
