словно это был уже предел недостоверности.
Писарь тоже некоторое время испытующе глядел на Карла, но затем
повторил:
- Негро, - и записал.
- Надеюсь, вы все-таки не "Негро"? - спросил начальник.
- Именно так и записал - Негро, - спокойно откликнулся писарь и
взмахнул рукой: дескать, давайте дальше.
Начальник взял себя в руки, встал и проговорил:
- Итак, вы теперь... Тут он осекся, не в силах пойти против своей
совести, сел и сказал: - Его зовут не Негро.
Писарь приподнял брови, тоже встал и объявил сам:
- Итак, я вам сообщаю, что вы приняты в Оклахомский театр и сейчас вас
представят нашему руководству.
Снова крикнули служителя, который повел Карла к судейской трибуне.
У лестницы Карл увидел детскую коляску, и тотчас вниз сошла супружеская
пара, женщина с ребенком на руках.
- Вас приняли? - спросил мужчина, он был гораздо оживленнее, чем
раньше; женщина тоже улыбалась из-за его плеча. Когда Карл ответил, что
только что принят и идет представляться, мужчина сказал:
- В таком случае поздравляю. Нас тоже приняли. Предприятие, похоже,
солидное, конечно, сразу ко всему не привыкнешь, но ведь оно повсюду так.
Они еще сказали друг другу "До свидания", и Карл поднялся на трибуну.
Он шел медленно, так как небольшая площадка наверху была переполнена людьми
и он не хотел толкаться. Он даже приостановился и обвел взглядом скаковое
поле, вдали со всех сторон окруженное лесом. Его охватило желание хотя бы
раз увидеть скачки, в Америке ему еще не представлялось такого случая. В
Европе его, маленького мальчика, однажды брали на бега, но он запомнил
только, как они с матерью протискивались между людьми, не желавшими уступать
дорогу. Короче говоря, бегов он до сих пор вообще не видел. Сзади затрещал
какой-то механизм. Карл обернулся и прочел на табло, где обычно значились
имена победителей в скачках, следующую надпись: "Торговец Калла с женой и
ребенком". Значит, таким вот образом канцеляриям сообщались имена принятых.
В это время несколько мужчин, оживленно разговаривая, с карандашами и
блокнотами в руках, сбежали вниз по лестнице; Карл отступил к перилам, чтобы
пропустить их, и поднялся наверх - место там теперь освободилось. В углу
огражденной деревянными перилами площадки-сна была похожа на плоскую крышу
узкой башенки, - раскинув руки вдоль перил, сидел человек, у которого через
плечо была переброшена широкая белая шелковая лента с надписью: "Шеф десятой
вербовочной группы Оклахомского театра". Рядом с ним на столике - телефон,
использовавшийся, вероятно, и во время скачек - с его помощью шеф, очевидно,
еще до личного представления получал все необходимые сведения о
претендентах, так как поначалу он не задал Карлу ни одного вопроса, сказал
господину, который, скрестив ноги и поглаживая рукой подбородок, прислонился
рядом к перилам:
- Негро учился в европейской средней школе. - И, словно уже и не видя
низко кланяющегося Карла, скользнул взглядом вниз по лестнице - не идет ли
кто-нибудь еще. Но поскольку никто не шел, он стал временами прислушиваться
к разговору другого господина с Карлом, но большей частью поглядывал на
скаковое поле и постукивал пальцами по перилам. Эти тонкие и все же сильные,
длинные и проворные пальцы нет-нет да и отвлекали внимание Карла, занятого
беседой с другим господином.
- Вы были безработным? - спросил тот для начала. Этот вопрос, да и
почти все остальные, которые он задавал, были очень просты, совершенно
безобидны, и полученные ответы дополнительно не уточнялись; и тем не менее
уже сама манера задавать эти вопросы, пристально изучать собеседника,
наблюдать, чуть склонившись вперед, за его реакцией, выслушивать ответы,
опустив голову на грудь, и время от времени громко их повторять, - сама эта
манера говорила о том, что он придает сей процедуре особенное значение,
правда неясное, но вводившее в замешательство и принуждавшее к осторожности.
Карлу частенько хотелось взять свои слова обратно и заменить их другими,
быть может более удачными, однако он сдерживался, так как знал, сколь плохое
впечатление производит подобная нерешительность и до какой степени вообще
непредсказуем эффект его ответов. Вдобавок вопрос о его приеме как будто бы
уже решен, сознание этого придавало ему уверенности.
На вопрос, был ли он безработным, Карл ответил коротким "да".
- Ваше последнее место работы? - продолжал господин. Карл хотел было
ответить, но тут господин многозначительно поднял указательный палец и
повторил: - Последнее!
Карл и без того прекрасно понял и, сочтя, что заключительное
восклицание сделано нарочно, чтобы сбить его с толку, тряхнул головой и
сказал:
- В одной конторе.
Пока это еще была правда, но если от него потребу ют более подробных
сведений о конторе, придется врать. Собеседник, однако, не стал этого делать
и задал следующий вопрос, на который Карл легко мог ответить, не кривя
душой:
- Вы были довольны этой работой?
- Нет! - воскликнул Карл, чуть ли не перебивая его. Краем глаза Карл
заметил, что шеф едва заметно улыбнулся, и пожалел о своем опрометчивом
восклицании, но слишком уж было заманчиво выкрикнуть это "нет", ведь на
последнем месте работы у него все время было одно-единственное огромное
желание: чтобы какой-нибудь наниматель-конкурент однажды вошел и задал ему
этот вопрос. Впрочем, этот его ответ имел и другой изъян, ведь теперь у него
могли спросить, почему он был недоволен. Однако спросили его совсем не об
этом:
- К какой работе вы чувствуете склонность? В этом вопросе, возможно, и
в самом деле крылась ловушка; зачем же его иначе задали, если Карл уже
принят актером? И хотя он вполне это понимал, тем не менее у него язык не
поворачивался сказать, что он видит себя актером. Поэтому он якобы понял
вопрос по-своему и ответил уклончиво, рискуя показаться упрямым:
- В городе я прочитал объявление и, поскольку там было написано, что
работа найдется для каждого, тоже приехал сюда.
- Это мы знаем, - сказал господин и замолчал, показывая тем самым, что
хочет услышать ответ на свой вопрос.
- Меня приняли актером, - робко начал Карл, чтобы намекнуть, в какое
сложное положение поставил его злополучный вопрос.
- Верно, - подтвердил господин и опять умолк.
- Нет, - сказал Карл, и все его надежды получить работу пошатнулись,
стали зыбкими, - я не знаю, гожусь ли в актеры. Но я постараюсь выполнить
любые задания.
Его собеседник повернулся к шефу, оба кивнули; похоже, Карл отвечал
правильно - он снова воспрянул духом и теперь спокойно ждал следующего
вопроса. А он был вот какой:
- На кого же вы изначально собирались учиться? - Уточняя вопрос -
точность этот человек ценил превыше всего, - он добавил: - Я имею в виду - в
Европе. - При этом он отнял руку от подбородка и слегка шевельнул ею, словно
подчеркивая, как далека Европа и как незначительны некогда намеченные там
планы.
Карл сказал:
- Я хотел стать инженером.
Этот ответ он дал через силу, смешно ведь, трезво оценивая свою
американскую карьеру, вспоминать здесь о том, что когда-то он хотел стать
инженером - да и стал ли бы он им в Европе? - но ничего другого он сказать
не мог и поэтому ответил именно так.
Собеседник, однако, воспринял эти слова всерьез, как и все вообще.
- Ну что же, - сказал он, - инженером вы, конечно, сразу стать не
можете, но, полагаю, согласитесь до поры до времени выполнять технические
работы более низкой квалификации.
- Конечно, - откликнулся Карл, очень довольный; приняв это предложение,
он, конечно, передвинется из актерской труппы в состав технического
персонала, но, с другой стороны, он куда лучше сумеет зарекомендовать себя
на такой работе. Впрочем, повторял он себе снова и снова, характер работы
совсем не главное, главное - вообще получить постоянное место.
- Хватит ли у вас сил выполнять тяжелую работу?
- О, да, - ответил Карл.
Засим его попросили подойти ближе и пощупали бицепсы.
- Сильный парень, - сказал тот, кто задавал вопросы, и подтолкнул Карла
к шефу. Шеф с улыбкой кивнул, не меняя своей вольготной позы, подал Карлу
руку и сказал:
- Что ж, пока все. В Оклахоме вас еще раз дополнительно проверят. Уж вы
не подведите нашу вербовочную группу!
На прощание Карл поклонился шефу, хотел попрощаться и с другим
господином, но тот с сознанием исполненного долга, запрокинув голову, уже
прогуливался взад-вперед по площадке. Когда Карл спускался вниз, на табло
сбоку от лестницы появилась надпись: "Негро, технический персонал".
Так как все прошло чин чином, Карл ничего бы не потерял, если бы на
табло появилось его настоящее имя. Все было спланировано даже более чем
тщательно: у подножия лестницы Карла уже ожидал служитель, прикрепивший к
его рукаву повязку. Подняв руку, Карл увидел, что значилось на ней
"технический персонал".
Но куда бы теперь Карла ни вздумали направить, в первую очередь он
все-таки хотел сообщить Фанни о своей удаче. Однако, к сожалению, он узнал
от служителя, что ангелы и черти уже отбыли к очередному месту назначения
вербовочной группы, чтобы разрекламировать там ее прибытие на следующий
день.
- Жаль, - сказал Карл; это было первое разочарование на новом месте, -
у меня есть знакомая среди ангелов.
- Вы увидите ее в Оклахоме, - утешил его служитель, - а теперь
пойдемте, вы - последний.
Он повел Карла вдоль задней стороны помоста, на котором раньше
располагались "ангелы"; теперь там было только множество пустых постаментов.
Предположение Карла, что без "ангельской" музыки претендентов явится куда
больше, оказалось ошибочным, так как перед помостом теперь вообще не было
взрослых, только несколько ребятишек дрались из-за длинного белого пера,
выпавшего, по-видимому, из "ангельского" крыла. Один мальчишка поднял перо
вверх, а остальные пытались тычками заставить его опустить руку.
Карл показал на детей, но служитель, даже не взглянув на них, бросил:
- Идемте быстрее, очень уж долго вас продержали. Сомневались они, что
ли?
- Не знаю, - удивленно ответил Карл, но подумал, что сомневались они
вряд ли. Ведь даже если ситуация яснее ясного, всегда найдется такой, что
постарается добавить ближнему хлопот. Но, глядя на большую зрительскую
трибуну, к которой они сейчас подходили и вид которой ласкал взор. Карл
тотчас забыл о замечании служителя. Одну из широких длинных скамеек покрыли
белой скатертью, ниже, на другой скамье, спиной к беговому полю сидели и
пировали все вновь принятые. Люди были веселы и взволнованны; как раз когда
Карл самым последним незаметно уселся на скамью, многие встали, подняв
стаканы, и один провозгласил тост за шефа десятой вербовочной группы,
которого назвали "отец родной". Кто-то заметил, что его можно увидеть и
отсюда, и действительно, судейская трибуна с обоими мужчинами возвышалась не
слишком далеко. Тотчас все со своими стаканами повернулись туда, и Карл
тоже, но, хотя кричали очень громко, усердно стараясь привлечь к себе
внимание, ничто на судейской трибуне не указывало на то, что овации
замечены. Как и раньше, шеф располагался в углу, а его напарник стоял рядом,
подняв руку к подбородку. Несколько разочарованно все опять уселись,
поначалу кое-кто еще изредка оборачивался на судейскую трибуну, но скоро
люди всецело занялись обильным угощением, подали крупную птицу. Карл таких
никогда не видел - со множеством вилок в хрустящем поджаренном мясе;
служители снова и снова наливали вино - пирующие толком и не замечали,
