он. Очень стройная, очень элегантная, с налетом грациозной усталости,
которая культивировалась в башнях. Сэм не знал, соблюдала ли она моду или
эта усталасть и грациозность были естественны для нее.
Голубое платье плотно натянуто на футляр из гибкого золота, который
просвечивал сквозь прозрачную голубизну. Волосы ее - экстравагантный каскад
черно - синих локонов - окружали узкое лицо и собирались широким золотым
кольцом в корону на голове, спадая оттуда волной до самой талии.
Уши ее пронзены с обдуманным варварством, и в каждой мочке висит
золотой колокольчик. Это проявление общей моды на варварство. Следующий
сезон мог увидеть золотое кольцо в носу, и эта женщина будет носить его с
той же пренебрежительной элегантностью, с которой она теперь повернулась к
Сэму Риду.
Он не обратил на это внимания. Сказал спокойным голосом, каким
произносят приказы:"Можете пойти со мной" и протянул согнутую руку в знак
приглашения.
Она слегка отвела назад голову и посмотрела на него. Возможно, она
улыбалась. Определить это было трудно, так как у нее был деликатно
изогнутый рот, какой изображали на многих имперских портретах. Если она и
улыбалась, то надменной улыбкой. Тяжелый водопад локонов, казалось,еще
больше оттягивал ее голову назад.
Несколько мгновений она стояла так, глядя на него, и колокольчики в ее
ушах не звякнули.
В Сэме, на первый взгляд обычном приземистом плебее, как и все прочие
представители низших классов, второй взгляд открывал для внимательного
взгляда много кричащих противоречий. Он прожил уже около 40 лет со своим
всепоглощающим гневом. Следы ярости были на его лице, и даже отдыхая он
выглядел как человек, напряженно борющийся с чем-то. И это напряжение
придавало особую выразительность чертам его лица, сглаживая их тяжесть.
Другое любопытное обстоятельство - он совершенно был лишен волос.
Плешивость - довольно обычное явление, но человек, настолько лишенный
волос, вообще не выглядел лысым. Его голый череп казался классическим по
своему совершенству, и волосы выглядели бы анахронизмом на совершенной
изогнутости его головы.Большой вред был нанесен ребенку 40 лет назад, но
из-за плаща счастья причинили его торопливо и небрежно, так что прекрасной
формы уши, плотно прижатые к благородному черепу,отличные линии челюсти и
шеи, оставалсиь линиями Харкеров, несмотря на все изменения.
Толстая шея, исчезавшая в кричащем алом костюме, была не харкеровской.
Ни один Харкер не оделся бы с ног до головы в алый бархат, даже на
карнавал, не надел бы позолоченный пояс с позолоченными ножнами. И все же,
если бы Харкер надел когда-либо этот костюм, он выглядел бы именно так.
С толстым телом, с бочкообразной грудью, несколько раскачивающийся во
время ходьбы, - тем не менее была в Сэме Риде кровь Харкеров, все время
прорывавшаяся наружу. Никто не мог сказать, как и почему, но Сэм Рид носил
одежду и двигался с уверенностью и элегантностью, несмотря на
приземистость, которая так презиралась в низших классах.
Бархатный рукав сполз с его протянутой руки. Он стоял неподвижно,
согнув руку, глядя на женщину сузившимися стальными глазами на румяном
лице.
Спустя мгновение, повинуясь импульсу, который она не смогла бы назвать,
женщина улыбнулась снисходительной улыбкой. Движением плеча она отбросила
рукав и вытянула стройную руку с толстыми золотыми кольцами, насаженными у
основания на каждый палец. Очень нежно она положила ладонь на руку Сэма
Рида и сделала шаг к нему. На его толстой руке, поросшей рыжими волосами,
где переплетались тугие мускулы, ее рука казалась восковой и нереальной.
Она почувствовала, как при ее прикосновении напряглись его мышцы, и улыбка
ее стала еще снисходительнее.
Сэм сказал:"Когда я в последний раз видел вас на карнавале, ваши волосы
не были черными."
Она искоса взглянула на него, не потрудившись заговорить. Сэм, не
улыбаясь, смотрел на нее, рассматривая черту за чертой, как будто это был
портрет, а не живая женщина, оказавшаяся здесь лишь по капризу случая.
- Они были желтыми, - наконец решительно сказал он. Теперь воспоминание
прояснилось, вырванное из прошлого в мельчайших деталях, и поэтому он
понял, как сильно был поражен в детстве. - Это было ... тридцать лет назад.
В тот день вы были тоже в голубом. Я хорошо это помню.
Женщина без всякого интереса сказала, повернув голову так, будто
разговариала с кем-то другим:"Вероятно, это была дочь моей дочери."
Это потрясло Сэма. Конечно, он хорошо знал о долгоживущей аристократии.
Но ни с кем из них раньше не разговаривал непосредственно. Для человека,
который считает свою жизнь и жизнь всех своих друзей десятилетиями, встреча
с тем, кто считает жизнь столетиями, производит ошеломляющее впечатление.
Он рассмеялся - редким, коротким смешком. Женщина повернула голову и
взглянула на него со слабым интересом: она никогда раньше не слышала у
представителей низшего класса такого смеха - смеха самоуверенного,
равнодушного человека, довольного собой и не заботящегося о своих манерах.
Многие до Кедры Уолтон находили Сэма очаровательным, но мало кто
понимал, почему. Кедра Уолтон поняла. Это было то самое качество, в поисках
которого она и ее современники навешивали варварские украшения, протыкали
уши и распевали воющие кровожадные баллады, которые для них были лишь
словами, - пока. Это была жизнеспособность, жизнестойкость, мужество,
утраченные людьми в этом мире.
Она презрительно взглянула на него, слегка повернула голову, так что
каскад черных локонов скользнул по плечам, и холодно спросила:"Ваше имя?"
Его рыжие брови сошлись над носом. "Незачем вам знать," - ответил он с
намеренной грубостью.
На мгновение она застыла. Потом как будто горячая волна прокатилась по
ее телу, по мышцам, нервам, расслабляя тело, разгоняя холдок отчужденности.
Она глубоко вздохнула, ее украшенные кольцами пальцы скользнули по рыжим
волосам на его руке.
Не глядя на него, она сказала:"Можете рассказать мне о себе - пока не
наскучите."
- Вам легко наскучить?
- Очень.
Он оглядел ее сверху вниз. То, что он видел, ему нравилось, и он
подумал, что понимает ее. За 40 лет жизни Сэм Рид накопил немалые знания о
жизни башен - не только об обычной жизни, которая видна всем, но и о тех
скрытых, темных методах, которые использует раса, чтобы подхлестнуть
гаснущий интерес к жизни.Он решил, что сможет удержать ее интерес.
- Идемте, - сказал он.
Это был первый день карнавала. На третий и последний день она впервые
намекнула Сэму, что эта случайная связь может не прерваться с концом
карнавала. Он был удивлен, но не обрадован. Во-первых, существовала Розата.
А во -вторых ... Сэм Рид был заключен в тюрьму, из которой никогда не
сможет вырваться, но он не согласен на кандалы в своей тюремной камере.
Повиснув в невесомости пустой тьмы, они следили за трехмерным
изображением. Это удовольствие было чрезвычайно дорого. Оно требовало
искусных операторов и по крайней мере один управляемый роботом самолет,
снабженный специальными длиннофокусными объективами и телевизором. Где-то
далеко над континентом Венеры висел самолет, сфокусирвав внимание на
происходящей внизу сцене.
Зверь боролся с растением.
Он был огромен, этот зверь, и великолепно вооружен для борьбы. Но его
огромное влажное тело было покрыто кровью, струившейся из ран, нанесенных
внтвями с саблеобразными шипами. Ветви хлестали с рассчитанной точностью,
разбрызгивая капли яда, который блестел во влажном сыром воздухе. Звучала
музыка, импровизируемая таким образом, чтобы соответствовать ритму схватки.
Кедра коснулась клавиши. Музыка стихла. Самолет парил где-то далеко над
битвой, импровизатор неслышно перебирал кнопки. Кедра в темноте со слабым
шелковым шелестом волос повернула голову и сказала:"Я ошиблась."
Сэм хотел досмотреть конец схватки. Он нетерпеливо и резко спросил:"В
чем?"
- В вас. - В темноте его щеки слегка коснулся палец. - Я вас
недооценила, Сэм. Или переоценила. Или и то и другое.
Он покачал голвой, чтобы избежать прикосновения пальца. Протянул в
темноте руку, провел по гладкой закругленной щеке и углубился в черные
волосы. Ухватился за золотое кольцо, сжимавшее волосы, и грубо потряс из
стороны в сторону. Волосы мягко касались его руки.
- Довольно с вас, - сказал он. - Я не ваш любимый щенок. Что вы имели в
виду?
Она рассмеялясь. "Если бы вы не были так молоды," - с оскорбительным
выражением сказала она.
Он так резко отпустил ее, что она покачнулась и, чтобы восстановить
равновесие, ухватилась за его плечо. Он молчал. Потом негромко
спросил:"Сколько же вам лет?"
- Двести двадцать.
- И я вам наскучил. Я ребенок.
Смех ее был равнодушным. "Не ребенок, Сэм, - вовсе не ребенок! Но наши
взгляды так различны. Нет, вы не наскучили мне. Это-то и беспокоит меня.Я
хотела бы, чтобы вы наскучили. Тогда я могла бы оставить вас сегодня и
забыть обо всем случившемся. Но что-то в вас есть, Сэм ... не знаю." Голос
ее стал задумчив. За ней музыка поднялась в кричащем крещендо, но очень
тихо. Далеко в болотах один из соперников торжетвовал победу.
- Если бы вы только были таким человеком, каким кажетесь, - говорила
Кедра Уолтон. - У вас отличный мозг. Как жаль, что вы так недолго сможете
использовать его. Я хотела бы, чтобы вы не были одним из этих многих. Я
вышла бы за вас замуж - на время.
- Каково чувствовать себя богом? - угрюмо спросил ее Сэм.
- Простите. Звучит покровительственно? А вы заслуживаете большего.
Каково чувствовать? Ну, мы бессмертные ... С этим ничего нельзя сделать.
Это хорошо ... и пугающе. Это ответственность. Первые сто лет я училась,
путешествовала, изучала людей и мир. Потом сто лет увлекалась интригами.
Училась, как дергать за ниточки, чтобы Совет принял нужное мне решение,
например. Нечто вроде джиу-джитсу для мозга. Затронуть самолюбие человека и
заставить его реагировать на это так, как мне нужно. Я думаю, вы сами
хорошо знаете эти штуки - только вы никогда не сможете овладеть этим
искусством так, как я. Жаль. Что-то в вас есть и я ... ну, неважно.
- Не говорите о браке. Я не женюсь на вас.
- О, женитесь. Я могу попытаться даже и сейчас. Я могу...
Сэм перегнулся через ее колени и нажал выключатель. Послышался щелчок,
и в маленькой комнате со множеством подушек вспыхнул свет. Кедра замигала
своими прекрасными, лишенными возраста глазами и засмеялась, наполовину
протестуя, наполовину удивляясь.
- Сэм! Я ослепла. Не нужно. - Она потянулась, чтобы выключить свет. Сэм
схватил ее руку и сжал пальцы с тяжелыми золотыми кольцами.
- Нет. Слушайте. Я оставлю вас немедленно и никогда не захочу увидеть
снова. Поняли? У вас нет ничего, что бы я захотел. - Он резко встал.
Что-то змеиное было в том, как она ровным, быстрым движением поднялась
на ноги, слегка звеня многочисленными золотыми блестками на платье.
- Подождите. Нет, подождите! Забудьте обо всем, Сэм. Я хочу кое-что
показать вам. Это были только слова. Сэм, я хочу, чтобы вы отправились со
мной на Небо. У меня есть для вас проблема.
Он холодно смотрел на нее, глаза его были стальными щелками над рыжими
ресницами и грубыми кустистыми бровями. Он назвал сумму, в которую ей это
обойдется. Она улыбнулась и ответила, что заплатит, слабая египетская
улыбка задержалась в углах ее рта.
Он пошел вслед за ней из комнаты.
Небо почти соответствовало полузабытому месту рождения человечества.
Это была земля, но земля, окруженная романтическим ореолом. Небо
