Генри Каттнер
Ярость
Научно-фантастический роман
Пер. с англ. Д.Арсеньева
Вступление
Была ночь на Земле и сумеречный рассвет на Венере.
Все люди знали о сияющей тьме, что превратила Землю в звезду на
облачном небе. Но мало кто понимал, что венерианский рассвет незаметно
сменяется тьмой. Подводные огни горели все ярче и ярче, превращая огромные
башни в зачарованные крепости под поверхностью мелкого моря.
700 лет назад эти огни горели еще ярче. 600 лет прошло с гибели Земли.
Шло 27 столетие.
Время замедлилось. Вначале оно двигалось гораздо быстрее. Многое
предстояло сделать. Венера оказалась непригодной для жизни, но люди
вынуждены были жить на Венере.
На Земле Юрский период миновал до того, как человечество превратилось в
разумную расу. Человек одновременно прочен и хрупок. Насколько хрупок, он
сознает лишь при извержении вулкана или землетрясении. Насколько прочен,
можно понять, если учесть, что колонии существовали не менее двух месяцев
на континентах Венеры.
Человек никогда не знал ярости Юрского периода - на Земле. На Венере он
гораздо хуже. У человека не было оружия для поверхности Венеры. Его оружие
либо слишком мощное, либо слишком слабое. Он мог полностью уничтожить или
легко ранить, но не мог жить на поверхности Венеры. Он втретился с
противником, какого раньше никогда не встречал.
Он встретился с яростью... И бежал.
Безопасность ждала его под водой. Наука усовершенствовала межпланетные
путешествия и уничтожила Землю; наука смогла создать искусственную среду на
дне океана. Были построены купола из импервиума. Под ними поднялись города.
Города были завершены... И как только это случилось, рассвет на Венере
сменился сумерками. Человек вернулся в море, из которого когда-то вышел.
Часть I
Забудь заклятья.
Пусть дьявол, чьим слугой ты был доныне,
Тебе шепнет, что вырезан до срока
Ножом из чрева матери Макдуф.
Шекспир
Рождение Сэма Харкера явилось двойным пророчеством. Оно показывало, что
происходит в огромных башнях, где все еще горели огни цивилизации, и
предсказывало жизнь Сэма в этих подводных крепостях и вне их. Его мать
Бесси, хрупкой хорошенькой женщине, не следовало иметь детей. У нее были
узкие бедра, и она умерла при кесаревом сечении, выпустившем Сэма в этот
мир, который он должен был сокрушить, чтобы тот не сокрушил его самого.
Именно поэтому Блейз Харкер ненавидел своего сына такой слепой злобной
ненавистью. Блейз никогда не мог подумать о мальчике, не вспомнив
происшедшего той ночью. Он не мог слышать голос Сэма, не вспоминая жалобных
испуганных стонов Бесси. Местная анестезия не могла помочь, поскольку Бесси
и психологически, а не только физически не годилась для материнства.
Блейз и Бесси -это история Ромео и Джульетты со счастливым концом к
тому времени, когда был зачат Сэм. Они были беззаботными, бесцельными
гедонистами. В башнях приходилось выбирать. Либо вы находили побуждение -
быть техником или художником, либо вы могли оставаться пассивным.
Технология предоставляла широкие возможности - от таласополитики до строго
ограниченной ядерной физики. Но быть пассивным так легко, если вы можете
выдержать это. Даже если не можете, лотос дешев в башнях. В таком случае вы
просто не предаетесь дорогим развлечениям, таким, как олимпийские залы или
арены.
Но Блейз и Бесси могли позволить себе все самое лучшее. Их идиллия
могла превратиться в сагу гедонизма. Казалось, у нее будет счастливый
конец, потому что в башнях платят не индивидуумы. Платит вся раса.
После смерти Бесси у Блейза не оталось ничего, кроме ненависти.
Существовали поколения Харкеров: Джеффри родил Рауля, Рауль родил
Захарию, Захария родил Блейза, Блейз родил Сэма.
Блейз, раскинувшись на удобном диване, смотрел на своего прадеда.
- Можете убираться к дьяволу, - сказал он. - Вы все.
Джеффри был высоким мускулистым светловолосым человеком, с удивительно
большими ушами и ногами. Он сказал: "Ты говоришь там, потому что ты молод,
вот и все. Сколько тебе лет? Ведь не двадцать!"
- Это мое дело, - сказал Блейз.
- Через 20 лет мне исполнится двести, - сказал Джеффри. - У меня
хватило разума подождать до пятидесяти, прежде чем заводить сына. И у меня
хватило бы разума не использовать для этого законную жену. Чем виноват
ребенок?
Блейз упрямо смотрел на свои пальцы.
Его отец Захария, который до этого смотрел молча, вскочил на ноги и
заговорил: "Он психобольной! Его место в сумасшедшем доме. Там у него
вытянут правду".
Блейз улыбнулся. "Я принял предосторожности, отец, - спокойно сказал
он. -Прежде чем прийти сюда сегодня, я прошел через множество тестов и
испытаний. Администрация подтвердила мой коэффициент интеллектуальности и
душевное здоровье. Я вполне здоров. И по закону тоже. Вы ничего не можете
сделать,и вы это знаете".
- Даже двухнедельный ребенок обладает гражданскими правами, - сказал
Рауль, худой смуглый человек, элегантно одетый в мягкий целофлекс. Он,
казалось, забавлялся всей сценой. - Ты был очень осторожен, Блейз?
- Очень.
Джеффри свел бычьи плечи, встретил взгляд Блейза собственным холодным
взглядом голубых глаз и спросил: "Где мальчик?"
- Не знаю.
Захария яростно сказал: "Мой внук... Мы найдем его! Будь уверен! Если
он в башне Делавар, мы найдем его. Или если он вообще на Венере!"
- Точно, - согласился Рауль. - У Харкеров большая власть, Блейз. Ты
должен знать это. Именно поэтому тебе всю жизнь позволялось делать что
угодно. Но теперь это кончится.
- Не думаю, - сказал Блейз. - У меня хватит собственных денег. А что
касается отыскания... гм...вы не думали, что это будет трудновато?
- Мы могущественная семья, - сказал Джеффри.
- Конечно, - согласился Блейз. - Но как вы узнаете мальчика, когда
найдете его? - Он улыбнулся.
Вначале ему дали средство, уничтожающее волосы. Блейз не мог вынести
возможности, что у мальчика будут рыжие волосы. Редкий пушок на голове
мальчика исчез. И никогда не отрастет снова.
Культура, склонная к гедоноизму, имеет свою извращенную науку. А Блейз
мог хорошо заплатить. Не один техник был сломан стремлением к
удовольствиям. Такие люди, когда они трезвы, способны на многое. Блейз
отыскал женщину, которая была способна на многое, пока жила. А жила она,
лишь когда носила плащ счастья. Она не проживет долго; приверженцы плаща
счастья в среднем выдерживают два года. Плащ счастья представлял собой
биологическую адаптацию организма, найденного в венерианских морях. После
того, как были обнаружены его потенциальные возможности, их стали
нелегально развивать. В диком состоянии он ловил добычу, прикасаясь к ней.
После того как устанавливался невроконтакт, добыча была вполне довольна
тем, что ее пожирают.
Это прекрасное одеяние, белоснежное, мягко светящееся переливами света,
движущееся ужасными экстатическими движениями, когда устанавливался
смертоносный симбиоз. Оно было прекрасно на женщине-технике, когда она
двигалась по ярко освещенной тихой комнате в гипнотической
сосредоточенности, выполняя задание, за которое ей заплатят достаточно,
чтобы она могла в течение двух лет организовать собственную смерть. Она
была очень способной. И знала эндокринологию. Когда она кончила, Сэм Харкер
навсегда потерял свое наследие. Была установлена новая матрица, точнее,
изменен ее оригинальный рисунок.
Мозжечок, щитовидная железа, щитовидный отросток - крошечные комки
ткани, некоторые уже действуют, другие ждут, пока их не приведет в действие
приближающаяся зрелость. Сам ребенок представлял собой несколько больший
бесформенный комок ткани, с хрящом вместо костей, на его мягком черепе
отчетливо виднелись швы.
- Не чудовище, - сказал Блейз, все время думая о Бесси. - Нет, ничего
особенного. Короткое, мясистое, толстое!
Забинтованный комок ткани все еще лежал на операционном столе.
Бактерицидные лампы освещали его.
Женщина, плывя в восхитительном экстазе, дотронулась до кнопки вызова.
Затем спокойно легла на пол, а сияющее белоснежное одеяние ласкало ее. Ее
затуманенные глаза смотрели вверх, пустые и гладкие, как зеркало. Вошедший
мужчина отвел ее на койку и начал послеоперационные действия.
Старшие Харкеры следили за Блейзом, надеясь отыскать ребенка через
отца. Но Блейз разработал свой план слишком тщательно, чтобы не учесть
такой возможности. В тайнике он хранил отпечатки пальцев и снимок глазного
дна Сэма и знал, что по ним он в любое время отыщет сына. Он не торопился.
Случится то, что должно случиться. Это неизбежно - сейчас. Нужно задать
основные инградиенты, и для Сэма Харкера не останется никакой надежды.
Блейз как бы установил в своем мозгу тревожный сигнал - сигнал, который
будет молчать много лет. Тем временем, впервые в жизни столкнувшись с
реальностью, он делал все возможное, чтобы забыть ее. Он не мог забыть
Бесси, хотя и пытался. Он снова погрузился в яркий эйфорический водоворот
гедонизма в башнях.
Ранние годы погружены в не сохраняюшее воспоминаний прошлое. Время
тогда двигалось для Сэма очень медленно. Тянулись часы и дни. Мужчина и
женщина, которых он считал своими родителями, даже тогда не имели с ним
ничего общего. Ведь операция не изменила его мозг - свой интеллект он
унаследовал от мутировавших предков. Хотя эта мутация в основном привела
лишь к изменению продолжительности жизни, она позволила Харкерам
господствовать на Венере. Они были не единственными долгожителями;
существовало еще несколько сотен людей, которые - в зависимости от
различных факторов - могли надеяться прожить от двухсот до семисот лет. Но
наследственные черты в них были легко отличимы.
Он помнил, как однажды в карнавальный сезон его приемные родители
неуклюже надели пышные наряды и смешались с остальными. Он уже был
достаточно велик тогда, чтобы кое-что понимать.
Карнавал - уважаемый обычай. Все башня Делавер сияла. Цветные дымы
висели, как туман, над движущимися Путями, привязываясь к проходившим
весельчакам. Это время смешения всех классов.
Технически никаких низших классов не было. В действительности...
Он увидел женщину - прекраснейшую женщину. Платье у нее
голубое. Это слово вовсе не описывает цвет. Он был глубоким, богатым,
разнообразно голубым, таким бархатным и гладким, что мальчику до боли
захотелось прикоснуться к нему. Сэм был слишком мал, чтобы понять
утонченность покроя платья, его резкие чистые линии, его соответствие лицу
женщины и ее пшенично-желтым волосам. Он увидел ее на растоянии и был полон
неистовым желанием узнать о ней как можно больше.
Приемная мать не могла рассказать того, что ему было нужно.
- Это Кедра Уолтон. Ей сейчас должно быть двести-триста лет.
- Да. - Годы не значили ничего. - Но кто она?
- О... она ведает очнь многим.
- Это прощальная встреча, дорогой, - сказала она.
- Так быстро?
- Шестьдесят лет - разве это долго?
- Кедра, Кедра, иногда я хочу, чтобы наша жизнь не была такой длинной.
Она улыбнулась ему. "Тогда мы бы никогда не встретились. Мы,
бессмертные, тяготеем к одному уровню. Поэтому мы и встретились".
Захария Харкер взял ее за руку. Под их террасой башня сверкала цветами
карнавала.
- Всегда все по-новому, - сказал он.
- Так не будет, если мы подолгу будем оставаться вместе. Только
представь себе - быть неразрывно связанными сотни лет!
Захария бросил на нее проницательный вопросительный взгляд.
- Суть в отношениях, вероятно, - сказал он. - Бессмертные не должны
