сию головоломку.
Тут он, казалось, заснул, хотя точно про него никогда ничего
не знаешь.
На другой день мы встретились с Гэлбрейтом в городке, как и
договорились, но еще раньше я столкнулся на улице с шерифом Эбернати,
который, завидев меня, зло сверкнул глазами.
- Лучше не нарывайся, Сонк, - сказал он. - Помни, я тебя предупреждал.
Очень неудобно получилось.
Как бы там ни было, я увидел Гэлбрейта и рассказал ему, что
дедуля не пускает меня в Нбю-Йорк. Гэлбрейт не очень-то обрадовался,
но понял, что тут уж ничего не поделаешь.
Его номер в отеле был забит научной дребеденью и мог напугать
всякого. Ружье стояло тут же, и Гэлбрейт как будто ничего в нем не
менял. Он стал меня переубеждать.
- Ничего не выйдет, - отрезал я. - Нас от этих гор не оттащишь.
Вчера я брякнул сдуру, никого не спросясь, вот и все.
- Послушай, Сонк, - сказал он. - Я расспрашивал в городке о
Хогбенах, но почти ничего не узнал. Люди здесь скрытные. Но все
равно, их свидетельство было бы только лишним подтверждением. Я не
сомневаюсь, что наши теории верны. Ты и вся твоя семья - мутанты,
вас надо обследовать!
- Никакие мы не мутанты, - ответил я. - Вечно ученые обзывают
нас какими-то кличками. Роджер Бэкон окрестил нас гомункулами,
но...
- Ч т о?! - вскрикнул Гэлбрейт. - Что ты сказал?
- Э... Издольщик один из соседнего графства, - тут же опомнился
я, но видно было, что прохвессора не проведешь он стал расхаживать
по номеру.
- Бесполезно, - сказал он. - Если ты не поедешь в Нью-Йорк, я
попрошу, чтобы институт выслал сюда комиссию. Тебя надо обследовать
во славу науки и ради прогресса человечества.
- Этого еще не хватало, - ответил я. - Воображаю, что получится.
Выставите нас, как уродов, всем на потеху. Крошку Сэма это
убьет. Уезжайте-ка отсюда и оставьте нас в покое.
- Оставить вас в покое? Когда вы умеете создавать такие приборы? - он
махнул рукой в сторону ружья. - Как же оно работает? - спросил
он ни с того ни с сего.
- Да не знаю я... Смастерили, и дело с концом. Послушайте,
прохвессор. Если на нас глазеть понаедут, быть беде. Большой беде.
Так говорит дедуля.
Гэлбрейт стал теребить собственный нос.
- Что ж, допустим... А ответишь мне на кое-какие вопросы,
Сонк?
- Не будет комиссии?
- Посмотрим.
- Нет, сэр. Не стану...
Гэлбрейт набрал побольше воздуху.
- Если ты расскажешь все, что мне нужно, я сохраню ваше местопребывание
в тайне.
- А я-то думал, у вас в институте знают, куда вы поехали.
- А-а, да, - спохватился Гэлбрейт. - Естественно, знают. Но
про вас там ничего не известно.
Он подал мне мысль. Убить его ничего не стоило, но тогда дедуля
стер бы меня в порошек, да и с шерифом приходилось считаться.
Поэтому я сказал: "ладно уж" - и кивнул.
Господи, о чем только этот тип не спрашивал! У меня аж круги
поплыли перед глазами. А он распалялся все больше и больше.
- Сколько лет твоему дедушке?
- Понятия не имею.
- Гомункулы, км... Говоришь, он когда-то был рудокопом?
- Да не он, его отец, - сказал я. - На оловянных копях в Англии.
Только дедуля говорит, что в то время она называлась британия.
На них тогда еще навели колдовскую чуму. Пришлось звать лекарей...
Друнов? Друдов?
- Друидов?
- Во-во. Эти Друиды, дедуля говорит, были лекарями. В общем,
рудокопы мерли как мухи по всему Корнуэллу, и копи пришлось закрыть.
- А что за чума?
Я обьяснил ему, как запомнил из рассказов дедули, и прохвессор
страшно разволновался, пробормотал что-то, насколько я понял,
о радиоактивном излучении. Ужас какую окоЛесицу он нес.
- Искусственная мутация, обусловленная радиоактивностью! - говорит,
а у самого глаза и зубы разгорелись. Твой дед родился мутантом!
Гены и хромосомы перестроились в новую комбинацию. Да ведь
вы, наверно, сверхлюди!
- Нет уж, - возразил я. - Мы Хогбены. Только и всего.
- Доминанта, типичная доминанта. А у тебя вся семья... Э-э...
Со странностями?
- Эй, легче на поворотах! - пригрозил я.
- В смысле - все ли умеют летать?
- Сам-то я еще не умею. Наверно, мы какие-то уроды. Дедуля у
нас - золотая голова. Всегда учил, что нельзя высовываться.
- Защитная маскировка, - подхватил Гэлбрейт. - На фоне косной
социальной культуры отклонения от нормы маскируются легче. В современном
цивилизованном обществе вам было бы так же трудно утаиться,
как шилу в мешке. А здесь, в глуши, вы практически невидимы.
- Только папуля, - уточнил я.
- О боже, - вздохнул он. - Скрывать такие невероятные природные
способности... Представляете, что вы могли бы совершить?
Вдруг он распалился пуще прежнего, и мне не очень-то понравился
его взгляд.
- Чудеса, - повторял он. - Все равно что лампу алладина найти.
- Хорошо бы вы от нас отвязались, - говорю. - Вы и ваша комиссия.
- Да забудь ты о комиссии. Я решил пока что заняться этим самостоятельно.
При условии, если ты будешь содействовать. В смысле - поможешь
мне. Согласен?
- Не-а, - ответил я.
- Тогда я приглашу сюда комиссию из Нбю-Йорка, сказал он злорадно.
Я призадумался.
- Ну, сказал я наконец, - чего вы хотите?
- Еще не знаю, - медленно проговорил он. - Я еще не полностью
охватил перспективы.
Но он готов был ухватить все в охапку. Сразу было видать.
Знаю я такое выражение лица.
Я стоял у окна, смотрел на улицу, и тут меня вдруг осенило. Я
рассудил, что, как ни кинь, чересчур доверять прохвессору - вовсе
глупо. Вот я и подобрался, будто ненароком к ружью и кое-что там
подправил.
Я прекрасно знал, чего хочу, но, если бы Гэлбрейт спросил,
почему я скручиваю проволочку тут и сгибаю какую - то чертовщину
там, я бы не мог ответить. В школах не обучался. Но твердо знал
одно: теперь эта штучка сработает как надо.
Прохвессор строчил что-то в блокноте. Он поднял глаза и заметил
меня.
- Что ты делаешь? - спросил он.
- Тут было что-то неладно, - соврал я. - Не иначе как вы тут
мудрили с батарейками. Вот сейчас испытайте.
- Здесь? - возмутился он. - Я не хочу возмещать убытки. Испытывать
надо в безопасных условиях.
- Видите вон там на крыше, флюгер? - я показал пальцем. - Никто
не пострадает, если мы в него прицелимся. Можете испытывать
не отходя от окна.
- Это... Это не опасно? - ясно было, что у него руки чешутся
испытать ружье. Я сказал, что все останутся в живых, он глубоко
вздохнул, подошел к окну и неумело взялся за приклад.
Я отодвинулся в сторонку. Не хотел, чтобы шериф меня увидел.
Я-то его давно приметил-он сидел на скамье возле продуктовой лавки
через дорогу.
Все вышло, как я и рассчитывал. Гэлбрейт спустил курок, целясь
в флюгер на крыше, и из дула вылетели кольца света. Раздался
ужасающий грохот. Гэлбрейт повалился навзничь, и тут началось такое
столпотворение, что передать невозможно. Вопль стоял по всему
городку.
Ну, чувствую, самое время сейчас превратиться в невидимку.
Так я и сделал.
Гэлбрейт осматривал ружье, когда в номер ворвался шериф Эбернати.
А с шерифом шутки плохи. У него был пистолет в руке и наручники
наготове; он отвел душу, изругав прохвессора последними словами.
- Я вас видел! - орал он. - Вы, столичные, думаете, что вам
здесь все сойдет с рук. Так вот, вы ошибаетесь!
- Сонк! - вскричал Гэлбрейт, озираясь по сторонам. Но меня
он, конечно, увидеть не мог.
Тут они сцепились. Шериф Эбернати видел, как Гэлбрейт стрелял
из ружья, а шерифу палец в рот не клади. Он поволок Гэлбрейта по
улице, а я, неслышно ступая, двинулся следом. Люди метались как
угорелые. Почти все прижимали руки к щекам.
Прохвессор продолжал ныть, что ничего не понимает.
- Я все видел! - оборвал его Эбернати. - Вы прицелились из
окна - и тут же у всего города разболелись зубы! Посмейте только
еще раз сказать, будто вы не понимаете!
Шериф у нас умница. Он с нами, Хогбенами, давно знаком и не
удивляется, если иной раз творятся чудные дела. К тому же он знал,
что Гэлбрейт - ученый. Так вот, получился скандал, люди доискались,
кто виноват, и я оглянуться не успел, как они собрались линчевать
Гэлбрейта.
Эбернати его увел. Я немножко послонялся по городку. На улицу
вышел пастор посмотреть церковные окна - они его озадачили. Стекла
были разноцветные, и пастор никак не мог понять, с чего это они
вдруг расплавились. Я бы ему подсказал. В цветных стеклах есть золото - его
добавляют, чтобы получить красный тон.
В конце концов я подошел к тюрьме. Меня все еще нельзя было
видеть. Поэтому я подслушал разговор Гэлбрейта с шерифом.
- Все Сонк Хогбен, - повторял прохвессор. - Поверьте, это он
перестроил проектор!
- Я вас видел, - отвечал Эбернати. - Вы все сделали сами. Ой! - он
схватился рукой за челюсть. - Прекратите-ка, да поживее! Толпа
настроена серьезно. В городе половина людей сходит с ума от
зубной боли.
Видно, у половины городских в зубах были золотые пломбы. То,
что сказал на это Гэлбрейт, меня не очень-то удивило.
- Я ожидаю прибытие комиссии из Нью-Йорка; сегодня же вечером
позвоню в институт, там за меня поручатся.
Значит, он всю дорогу собирался нас продать. Я как чувствовал,
что у него на уме.
- Вы избавите меня от зубной боли - и всех остальных тоже, а
не то я открою двери и впущу линчевателей! - простонал шериф. И
ушел прикладывать к щеке пузырь со льдом.
Я прокрался обратно в коридор и стал шуметь, чтобы Гэлбрейт
услыхал. Я подождал, пока он не кончит ругать меня на все корки.
Напустил на себя глупый вид.
- Видно, я маху дал, - говорю. - Но могу все исправить.
- Да ты уж наисправлял достаточно. - Тут он остановился. - Погоди.
Как ты сказал? Ты можешь вылечить эту... Что это?
- Я осмотрел ружье, - говорю. - Кажется, я знаю, где напорол.
Оно теперь настроено на золото, и все золото в городе испускает
тепловые лучи или что-то в этом роде.
- Наведенная избирательная радиоактивность, - пробормотал
Гэлбрейт очередную бессмыслицу. - Слушай. Вся эта толпа... У вас
когда нибудь линчуют?
- Не чаще раза-двух в год, - успокоил я. - И эти два раза уже
позади, - так что годовую норму мы выполнили. Жаль, что я не могу
переправить вас к нам домой. Мы бы вас запросто спрятали.
- Ты бы лучше что-нибудь предпринял! - говорит. - А не то я
вызову из Нью-Йорка комиссию! Ведь тебе это не очень-то по вкусу,
а?
Никогда я не видел, чтобы человек с честным лицом так нагло
врал в глаза.
- Дело верное, - говорю. - Я подкручу эту штуковину так, что
она в два счета погасит лучи. Только я не хочу, чтобы люди связывали
нас, Хогбенов, с этим делом. Мы любим жить спокойно. Вот что,
давайте я пойду в ваш отель и налажу все как следует, а потом вы
соберете тех, кто мается с зубами, и спустите курок.
- Но... Да, но...
Он боялся, как бы не вышло еще хуже. Но я его уговорил. На
улице бесновалась толпа, так что долго уговаривать не пришлось. В
конце концов я плюнул и ушел, но вернулся невидимый и подслушал,
как Гэлбрейт уславливается с шерифом.
Они между собой поладили. Все, у кого болят зубы, соберутся и
рассядутся в мерии. Потом Эбернати приведет прохвессора с ружьем и
попробует всех вылечить.
- Прекратится зубная боль? - настаивал шериф. Точно?
- Я... Вполне уверен, что прекратится.
Эбернати уловил его нерешительность.
- Тогда уж лучше испробуйте сначала на мне. Я вам не доверяю.
Видно, никто никому не доверял.
Я прогулялся до отеля и кое-что изменил в ружье. И тут я попал
в переплет. Моя невидимость истощилась. Вот ведь как скверно
быть подростком.
Когда я стану на сотню-другую лет постарше, то буду оставаться
невидимым сколько влезет. Но пока я еще не очень-то освоился.
Главное, теперь я не мог обойтись без помощи, потому что должен
был сделать одно дело, за которое никак нельзя браться у всех на
глазах.
Я поднялся на крышу и мысленно окликнул крошку Сэма. Когда
настроился на его мозг, попросил вызвать папулю и дядю Леса. Немного
погодя с неба спустился дядя Лес; летел он тяжело, потому что
нес папулю. Папуля ругался: они насилу увернулись от коршуна.
