- Вот я и подумал, что все равно не знаю, кто мне наступил на
мозоль, так уж лучше бить наверняка, никого не обойти, ни одного
мужчины, ни одной женщины, ни одного ребенка.
- Легче на поворотах, - одернул я его. - Тридцать лет назад
нынешние дети еще не родились, и вы это сами знаете.
- А мне все едино, - буркнул Енси. - Я вот думал-думал, и
пришла мне в голову страшная мысль: вдруг тот малый взял да и помер?
Тридцать лет - срок немалый. Но потом я прикинул, что даже
если и помер, мог ведь он сначала жениться и обзавестись детьми.
Если не суждено расквитаться с ним самим, я хоть с детьми его расквитаюсь.
Грехи отцов... Это из священного писания. Дам раза всем
людям мира - тут уж не ошибусь.
- Хогбенам вы не дадите, - заявила мамуля. - Никто из нас не
ездил в Нью-Йорк с тех пор, как вас еще на свете не было. То есть
я хочу сказать, что мы там вообще не бывали. Так что нас вы сюда
не впутывайте. А может, лучше возьмете миллион долларов? Или хотите
стать молодым, или еще что-нибудь? Мы можем вам устроить, только
откажитесь от своей злой затеи.
- И не подумаю, - ответил упрямый Енси. - Вы дали честное
слово, что поможете.
- Мы не обязаны выполнять такое обещание, - начала мамуля, но
тут дедуля с мезонина вмешался.
- Слово Хогбена свято, - сказал он. - На том стоим. Надо выполнить
то, что мы обещали этому психу. Но только то, что обещали,
больше у нас нет перед ним никаких обязательств.
- Ага! - сказал я, смекнув, что к чему. - В таком случае...
Мистер Енси, а что именно мы вам обещали, слово в слово?
Он повертел гаечный ключ у меня перед носом.
- Вы превратите меня ровно в стольких людей, сколько жителей
на земле, и я встану рядом с каждым из них. Вы дали честное слово,
что поможете мне. Не пытайтесь увильнуть.
- Да я и не пытаюсь, - говорю. - Надо только внести ясность,
чтобы вы были довольны и ничему не удивлялись. Но есть одно условие.
Рост у вас будет такой, как у человека, с которым вы стоите
рядом.
- Чего?
- Это я устрою запросто. Когда вы войдете в машинку, в мире
появятся два миллиарда двести пятьдесят миллионов девятьсот пятьдесят
девять тысяч девятьсот семнадцать Енси. Теперь представьте,
что один из этих Енси очутится рядом с двухметровым верзилой. Это
будет не очень-то приятно, как по-вашему?
- Тогда пусть я буду трехметровый, - говорит Енси.
- Нет уж. Какого роста тот, кого навещает Енси, такого роста
будет и сам Енси. Если вы навестили малыша ростом с полметра, в
вас тоже будет только полметра. Надо по справедливости. Соглашайтесь,
иначе все отменяется. И еще одно - сила у вас будет такая же,
как у вашего противника.
Он, видно, понял, что я не шучу. Прикинул на руку гаечный
ключ.
- Как я вернусь? - спрашивает.
- Это уж наша забота, - говорю. - Даю вам пять секунд. Хватит,
чтобы опустить гаечный ключ, правда?
- Маловато.
- Если вы задержитесь, кто-нибудь успеет дать вам сдачи.
- И верно. - Сквозь корку грязи стало заметно, что Енси побледнел. - Пяти
секунд с лихвой хватит.
- Значит, если мы это сделаем, вы будете довольны? Жаловаться
не прибежите?
Он помахал гаечным ключом и засмеялся.
- Ничего лучшего не надо, - говорит. - Ох, и размозжу я им
голову. Хе-хе-хе.
- Ну, становитесь сюда, - скомандовал я и показал, куда именно. - Хотя
погодите. Лучше я сам сперва попробую, выясню, все ли в
исправности.
Мамуля хотела было возразить, но тут ни с того ни с сего в
мезонине дедуля зашелся хохотом. Наверное, опять заглянул в будущее.
Я взял полено из ящика, что стоял у плиты, и подмигнул Енси.
- Приготовьтесь, - сказал я. - Как только вернусь, вы в ту же
минуту сюда войдете.
Я вошел в машинку, и она сработала как по маслу. Я и глазом
моргнуть не успел, как меня расщепило на два миллиарда двести
пятьдесят миллионов девятьсот пятьдесят девять тысяч девятьсот
шешнадцать Сонков Хогбенов.
Одного, конечно, не хватило, потому что я пропустил Енси, и,
конечно, Хогбены ни в одной переписи населения не значатся.
Но вот я очутился перед всеми жителями всего мира, кроме
семьи Хогбенов и самого Енси. Это был отчаянный поступок.
Никогда я не думал, что на свете столько разных физиономий! Я
увидел людей всех цветов кожи, с бакенбардами и без, одетых и в
чем мать родила, ужасно длинных и самых что ни есть коротышек, да
еще половину я увидел при свете солнца, а половину в темноте. У
меня прямо голова кругом пошла.
Какой-то миг мне казалось, что я узнаю кое-кого из Пайпервилла,
включая шерифа, но тот слился с дамой в бусах, которая целилась
в кенгуру, а дама превратилась в мужчину, разодетого в пух и
прах, - он толкал речугу где-то в огромном зале.
Ну и кружилась же у меня голова.
Я взял себя в руки, да и самое время было, потому что все уже
успели меня заметить. Им-то, ясное дело, показалось, что я с неба
свалился, мгновенно вырос перед ними, и... В общем, было с вами
такое, чтобы два миллиарда двести пятьдесят миллионов девятьсот
пятьдесят девять тысяч девятьсот шешнадцать человек уставились вам
прямо в глаза? Это просто тихий ужас. У меня из головы вылетело,
что я задумал. Только я вроде будто слышал дедулин голос - дедуля
велел пошевеливаться.
Вот я сунул полено, которое держал (только теперь это было
два миллиарда двести пятьдесят миллионов девятьсот пятьдесят девять
тысяч девятьсот шешнадцать поленьев), в столько же рук, а сам
его выпустил. Некоторые люди тоже сразу выпустили полено из рук,
но большинство вцепились в него, ожидая, что будет дальше. Тогда я
стал припоминать речь, которую собрался произнести, - сказать,
чтобы люди ударили первыми, не дожидаясь, пока Енси взмахнет гаечным
ключом.
Но уж очень я засмущался. Чудно как-то было. Все люди мира
смотрели на меня в упор, и я стал такой стеснительный, что рта не
мог раскрыть. В довершение всего дедуля завопил, что у меня осталась
ровно секунда, так что о речи уже мечтать не приходилось.
Ровно через секунду я вернусь в нашу кухню, а там старый Енси уже
рвется в машинку и размахивает гаечным ключом. А я никого не предупредил.
Только и успел, что каждому дал по полену.
Боже, как они на меня глазели! Словно я нагишом стою. У них
аж глаза на лоб полезли. И только я начал истончаться по краям, на
манер блина, как я... Даже не знаю, что на меня нашло. Не иначе,
как от смущения. Может, и не стоило так делать, но...
Я это сделал!
И тут же снова очутился в кухне. В мезонине дедуля помирал со
смеху. По-моему, у старого хрыча странное чуйство юмора. Но у меня
не было времени с ним обьясняться, потому что Енси шмыгнул мимо
меня - и в машинку. Он растворился в воздухе, также как и я. Как и
я, он расщепился в столько же людей, сколько в мире жителей, и
стоял теперь перед всеми нами.
Мамуля, папуля и дядя Лес глядели на меня очень строго. Я заерзал
на месте.
- Все устроилось, - сказал я. - Если у человека хватает подлости
бить маленьких детей по голове, он заслуживает того, что... - Я
остановился и посмотрел на машинку,... - Что получил, - закончил
я, когда Енси опять появился с ясного неба. Более разьяренной
гадюки я еще в жизни не видал. Ну и ну!
По-моему, почти все население мира приложило руку к мистеру
Енси. Так ему и не пришлось замахнуться гаечным ключом. Весь мир
нанес удар первым.
Уж поверьте мне, вид у Енси был самый что ни на есть жалкий.
Но голоса Енси не потерял. Он так орал, что слышно было за
целую милю. Он кричал, что его надули. Пусть ему дадут попробовать
еще разок, но только теперь он прихватит с собой ружье и финку. В
конце концов мамуле надоело слушать, она ухватила Енси за шиворот
и так встряхнула, что у него зубы застучали.
- Ибо сказано в священном писании! - возгласила она исступленно. - Слушай,
ты, паршивец, плевок политурный! В библии сказано - око
за око, так ведь? Мы сдержали слово, и никто нас ни в чем не
упрекнет.
- Воистину, точно, - поддакнул дедуля с мезонина.
- Ступайте-ка лучше домой и полечитесь арникой, - сказала мамуля,
еще раз встряхнув Енси. - И чтобы вашей ноги тут не было, а
то малыша на вас напустим.
- Но я же не расквитался! - бушевал Енси.
- Но вы, по-моему, никогда не расквитаетесь, - ввернул я.
- Просто жизни не хватит, чтобы расквитаться со всем миром,
мистер Енси.
Постепенно до Енси все дошло, и его как громом поразило. Он
побагровел, точно борщ, крякнул и ну ругаться. Дядя Лес потянулся
за кочергой, но в этом не было нужды.
- Весь чертов мир меня обидел! - хныкал Енси, обхватив голову
руками. - Со свету сживают! Какого дьявола они стукнули первыми?
Тут что-то не так!
- Заткнитесь. - Я вдруг понял, что беда вовсе не прошла стороной,
как я еще недавно думал. - Ну-ка, из Пайпервилла ничего не слышно?
Даже Енси унялся, когда мы стали прислушиваться.
- Ничего не слыхать, - сказала мамуля.
- Сонк прав, - вступил в разговор дедуля. - Это-то и плохо.
Тут все сообразили, в чем дело, - все, кроме Енси. Потому что
теперь в Пайпервилле должна была бы подняться страшная кутерьма.
Не забывайте, мы с Енси посетили весь мир, а значит, и Пайпервилл;
люди не могут спокойно относиться к таким выходкам. Уж хоть какие-ибудь
крики должны быть.
- Что это вы все стоите, как истуканы? - разревелся Енси. - Помогите
мне сквитаться!
Я не обратил на него внимания. Подошел к машинке и внимательно
ее осмотрел. Через минуту я понял, что в ней не все в порядке.
Наверное, дедуля понял это также быстро, как и я. Надо было слышать,
как он смеялся. Надеюсь, смех пошел ему на пользу. Ох, и
особливое же чуйство юмора у почтенного старикана.
- Я тут немножко маху дал с этой машинкой, мамуля, - признался
я. - Вот отчего в Пайпервилле так тихо.
- Истинно так, клянусь богом, - выговорил дедуля сквозь смех. - Сонку
следует искать убежище. Смываться надо, сынок, ничего не
попишешь.
- Ты нашалил, Сонк? - спросила мамуля.
- Все "ля-ля-ля" да "ля-ля-ля"! - завизжал Енси. Я требую того,
что мне по праву положено! Я желаю знать, что сделал Сонк такого,
отчего все люди мира трахнули меня по голове? Неспроста это!
Я так и не успел...
- Оставьте вы ребенка в покое, мистер Енси, - обозлилась мамуля. - Мы
свое обещание выполнили, и хватит. Убирайтесь-ка прочь
отсюда и остыньте, а не то еще ляпнете что-нибудь такое, о чем сами
потом пожалеете.
Папуля мигнул дяде Лесу, и, прежде чем Енси облаял мамулю в
ответ, стол подогнул ножки, будто в них колени были, и тихонько
шмыгнул Енси за спину. Папуля сказал дяде Лесу: "раз, два - взяли",
стол распрямил ножки и дал Енси такого пинка, что тот отлетел
к самой двери.
Последним, что мы услышали, были вопли Енси, когда он кубарем
катился с холма. Так он прокувыркался полпути к Пайпервиллу, как я
узнал позже. А когда добрался до Пайпервилла, то стал глушить людей
гаечным ключом по голове.
Решил поставить на своем, не мытьем, так катаньем.
Его упрятали за решетку, чтоб пришел в себя, и он, наверно,
очухался, потому что в конце концов вернулся в свою хибарку. Говорят,
он ничего не делает, только знай сидит себе да шевелит губами - прикидывает,
как бы ему свести счеты с целым миром. Навряд ли
ему это удастся.
Впрочем, тогда мне было не до Енси. У меня своих забот хватало.
Только папуля с дядей Лесом поставили стол на место, как в меня
снова вцепилась мамуля.
- Обьясни, что случилось, Сонк, - потребовала она. - Я боюсь,
не нашкодил ли ты, когда сам был в машинке. Помни, сын, ты - Хогбен.
Ты должен хорошо себя вести, особенно, если на тебя смотрит
весь мир. Ты не опозорил нас перед человечеством, а, Сонк?
Дедуля опять засмеялся.
- Да нет пока, - сказал он. Теперь я услышал, как внизу, в
подвале, у малыша в горле булькнуло, и понял, что он тоже в курсе.
Просто удивительно. Никогда не знаешь, что еще ждать от малыша.
Значит, он тоже умеет заглядывать в будущее.
- Мамуля, я только немножко маху дал, - говорю. - Со всяким
может случиться. Я собрал машинку так, что расщепить-то она меня
