- Ты хочешь сказать, что мне не нужно ходить на вечеринки?
- Нет, я не это хочу сказать. Ты можешь идти туда, куда хочешь, но
если ты идешь, ты должен принимать на себя полностью ответственность за
свой поступок. Воин стратегически живет свою жизнь. Он будет
присутствовать на вечеринке или на собрании подобного рода, только если
это входит в его стратегию. Разумеется, это означает, что он будет в
полном контроле и будет выполнять все те поступки, которые считает
необходимыми.
Он пристально взглянул на меня и улыбнулся. Затем прикрыл лицо и
мягко кашлянул.
- Ты в ужасном узле, - сказал он. - впервые в твоей жизни твой
противник идет по твоему следу, и ты не можешь тебе позволить действовать
абы как. На этот раз тебе придется учиться совершенно другому деланию,
деланию стратегии. Думай об этом так: если ты останешься живым после
покушения "ля Каталины", то тебе нужно будет поблагодарить ее когда-нибудь
за то, что она заставила тебя изменить твое делание.
- Что за ужасный способ представлять все это так! - воскликнул я. - а
если я не останусь живой?
- Воин никогда не индульгирует в подобных мыслях, - сказал он. -
когда он должен действовать с окружающими людьми, воин следует деланию
стратегии, и в этом делании нет ни побед, ни поражений. В этом делании
есть только действие.
Я спросил его, что входит в делание стратегии.
- Это состоит в том, что ты не полагаешься на милость людей, -
ответил он. - на этой вечеринке, например, ты был клоуном не потому, что
это отвечало твоей цели быть клоуном, а потому, что ты отдался на милость
этих людей. У тебя не было никакого контроля и поэтому ты был вынужден
бежать от них.
- Что мне следовало делать?
- Не ходить туда совсем, или идти туда для того, чтобы выполнить
особое действие.
- После карусели с мексиканцами ты был слаб, и "ля Каталина"
воспользовалась этой возможностью. Поэтому она расположилась на дороге,
чтобы ожидать тебя.
Ты все же заговорил с ней, хотя твое тело знало, что что-то не в
порядке. Это было ужасно. Ты не должен произносить своему оппоненту ни
единого слова во время подобных встреч. Затем ты повернулся к ней спиной.
Это было еще хуже. Потом ты побежал от нее, и это было самое худшее, что
ты только мог сделать. Очевидно, она неуклюжа. Маг, который стоит своего
хлеба, раздавил бы тебя в ту же секунду, как ты повернулся спиной и
побежал.
Пока что единственной твоей защитой является оставаться на месте и
исполнять свой танец.
- О каком танце ты говоришь? - спросил я.
Он сказал, что "кроличье топанье", которому он научил меня, было
первым движением танца, который воин исполняет и расширяет в течение своей
жизни и в конце концов танцует его на своей последней стоянке на земле.
Я ощутил момент странной трезвости. И целая серия мыслей возникла у
меня. На одном уровне было ясно, что то, что имело место между мной и "ля
Каталиной" в первый раз, когда я с ней встретился, было реальным. "Ля
Каталина" была реальной, и я не мог сбросить со счетов той возможности,
что она действительно преследует меня. На другом уровне я не мог понять,
каким образом она преследует меня, и это давало основу слабому подозрению,
что дон Хуан, может быть, шутит надо мной, и что, может быть, он сам
каким-нибудь образом производит те мистические эффекты, свидетелем которых
я был.
Внезапно дон Хуан взглянул на небо и сказал мне, что еще есть время
поехать и проверить колдунью. Он заверил меня, что мы подвергаемся очень
небольшой опасности, поскольку собираемся просто проехать мимо ее дома.
- Ты должен сопоставить ее формы, - сказал дон Хуан. - тогда у тебя в
уме не останется никаких сомнений ни так, ни эдак.
Ладони у меня стали так сильно потеть, что я был вынужден их
несколько раз вытереть полотенцем. Мы забрались в мою машину, и дон Хуан
направил меня на главное шоссе, а затем на широкую грунтовую дорогу. Я
ехал по ее середине. Тяжелые грузовики и тракторы промяли глубокие колеи,
а моя машина была слишком низка для того, чтобы ехать по левой или правой
стороне дороги. Мы медленно ехали в густом облаке пыли. Гравий, который
использовали для починки дороги, смешался с глиной во время дождей, и
куски сухих грязных камней стучали по металлу под моей машиной, издавая
громкий взрывоподобный звук.
Дон Хуан сказал, чтобы я снизил скорость, когда мы подъезжали к
небольшому мосту. Там сидели четверо индейцев, и они помахали нам. Мы
переехали через мост, и дорога плавно повернула.
- Вот дом этой женщины, - прошептал дон Хуан, указывая глазами на
белый дом с высокой бамбуковой оградой вокруг.
Он сказал, чтобы я развернулся и остановился посередине дороги,
ожидая, не будет ли женщина настолько подозрительной, чтобы показать свое
лицо. Мы стояли там, наверно, минут десять. Время мне казалось
бесконечным. Дон Хуан не сказал ни слова. Он сидел неподвижно, глядя на
дом.
- Вот она, - сказал он, и его тело сделало внезапный прыжок.
Я увидел темный силуэт женщины, стоящей внутри дома и смотрящей через
открытую дверь. В комнате было тесно, и это только усиливало темноту
женского силуэта.
Через несколько минут женщина вышла из темноты комнаты и,
остановившись в дверях, смотрела на нас. Секунду мы смотрели на нее, а
затем дон Хуан сказал, чтобы я ехал. У меня не было слов. Я мог бы
присягнуть, что она была именно той женщиной, которую я видел прыгающей у
дороги в темноте.
Примерно полчаса спустя, когда мы вернулись на мощеное шоссе, дон
Хуан заговорил со мной.
- Ну, что ты скажешь? - спросил он. - узнал ты эту форму?
Прежде, чем ответить, я долго колебался. Я боялся последствий того,
что я скажу да. Я тщательно разработал свой ответ и сказал, что я думаю,
тогда было очень темно и поэтому я не могу быть абсолютно уверен.
Он засмеялся и слегка похлопал меня по голове.
- Она была той самой, не так ли? - спросил он.
Он не дал мне времени ответить. Он приложил палец ко рту знаком
молчания и прошептал мне на ухо, что говорить что-либо бессмысленно и что
для того, чтобы выжить в покушениях "ля Каталины", я вынужден использовать
все, чему он меня научил.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ПУТЕШЕСТВИЕ В ИКСТЛЭН
18. КОЛЬЦО СИЛЫ МАГА
11 мая 1971 года я в последний раз за свое ученичество навестил дона
Хуана. В этот раз я приехал к нему с тем же настроением, с каким приезжал
к нему в течение десяти лет нашей связи. Иначе говоря, я опять искал
дружелюбия его компании.
Его друг, дон Хенаро, маг из индейцев сакатэка, находился с ним. Я
видел их обоих во время своего предыдущего визита шестью месяцами ранее. Я
раздумывал, спросить их или не спросить о том, были ли они все это время
вместе, когда дон Хенаро объяснил, что он так сильно любит северную
пустыню, что вернулся как раз во-время, чтобы повидаться со мной. Они оба
засмеялись, как будто бы знали секрет.
- Я вернулся специально для тебя, - сказал дон Хенаро.
- Это верно, - отозвался дон Хуан.
Я напомнил дону Хенаро, что в последний раз, когда я тут был, его
попытки помочь мне "остановить мир" были катастрофичны для меня. Это был
дружеский способ дать ему знать, что я его боюсь. Он смеялся безудержно,
трясясь всем телом и взбрыкивая ногами, как ребенок. Дон Хуан избегал
смотреть на меня и тоже смеялся.
- Ты больше не будешь пытаться помогать мне, дон Хенаро? - спросил я.
Мой вопрос вызвал у них обоих судороги смеха. Дон Хенаро, смеясь,
катался по земле. Затем он лег на живот и поплыл по полу. Когда я увидел,
что он делает, я понял, что пропал. В этот момент мое тело каким-то
образом осознало, что я прибыл к концу. Я не знал, что это за конец. Моя
личная склонность к драматизации и мой предыдущий опыт с доном Хенаро
заставляли меня думать, что это может быть конец моей жизни.
Во время моего последнего визита к ним, дон Хенаро попытался толкнуть
меня на грань "остановки мира". Его усилия были столь головокружительны и
столь прямолинейны, что дон Хуан сам велел мне уехать. "Демонстрация
силы", показанная доном Хенаро, была такой необычайной и такой
ошеломляющей, что вызвала у меня полную переоценку самого себя. Я уехал
домой, пересмотрел записки, которые я сделал в самом начале своего
ученичества, и совершенно новое чувство загадочно пришло ко мне, хотя я и
не осознавал его до тех пор, пока не увидел дона Хенаро, плывущего по
полу.
Акт плавания по полу, который соответствовал другим странным и
ошеломляющим поступкам, которые он выполнял перед самыми моими глазами,
начался с того, что он вроде бы лежал лицом вниз. Сначала он смеялся
настолько сильно, что его тело тряслось в конвульсиях, затем он начал
брыкать ногами, и, наконец, движения его ног стали координированными с
гребущими движениями его рук, и дон Хенаро стал скользить по земле, как
если бы лежал на доске, поставленной на подшипниковые колеса. Он несколько
раз менял направление и покрыл весь участок перед домом дона Хуана, плавая
вокруг меня и дона Хуана.
Дон Хенаро устраивал свою клоунаду передо мной и раньше, и каждый
раз, когда он это делал, дон Хуан говорил, что я находился на грани
"видения". Моя неудача "видеть" была результатом того, что я настойчиво
старался объяснить любой из поступков дона Хенаро с разумной точки зрения.
На этот раз я был настороже, и когда он поплыл, я не делал попыток
объяснить или понять события. Я просто следил за ним. Однако, я не мог
уйти от ощущения ошеломленности. Он действительно скользил на животе и
груди. Мои глаза начали скашиваться, когда я следил за ним. Я ощутил
прилив тревоги. Я был убежден, что если не объясню себе того, что
происходит, то я смогу "видеть", и эта мысль наполняла меня необычайным
нетерпением. Мое нервное напряжение было столь большим, что каким-то
образом я опять оказался в исходной точке, еще раз замкнутый в разумные
рассуждения.
Дон Хуан, должно быть, следил за мной. Внезапно он хлопнул меня.
Автоматически я повернулся к нему лицом и на секунду отвел глаза с дона
Хенаро. Когда я опять взглянул на него, он стоял рядом со мной со слегка
склоненной головой так, что подбородок почти касался моего правого плеча.
Я испытал запоздалую реакцию испуга. Секунду я смотрел на него, а затем
отпрыгнул назад.
Его выражение неподдельного изумления было столь комичным, что я
истерически рассмеялся. Однако я не мог не сознавать, что мой смех
необычен. Мое тело сотрясалось от нервных спазм, исходящих из средней
части живота. Дон Хенаро приложил свою руку к моему животу, и судорожный
смех прекратился.
- Этот маленький карлос во всем так чрезмерен! - воскликнул он с
видом очень сдержанного человека.
Затем он добавил, подражая голосу и манерам дона Хуана:
- Разве ты не знаешь, что воин никогда не смеется таким образом?
Его карикатура дона Хуана была столь совершенна, что я рассмеялся еще
сильнее.
Затем они оба ушли вместе и отсутствовали около двух часов, почти до
полудня.
Когда они вернулись, то сели перед домом дона Хуана. Они не говорили
ни слова. Они казались сонными, усталыми, почти отсутствующими. Долгое
время они оставались неподвижными, однако казалось, что им было очень
удобно и незатруднительно это. Рот дона Хуана слегка приоткрылся, как если
бы он действительно спал, но его руки были сцеплены на коленях и большие
пальцы ритмично шевелились. Я нервничал и несколько раз менял положение.
