пристрастился к пейоту и стал никто. Теперь он слишком стар.
- И он вновь и вновь повторяет те же крапленые истории о пейоте, -
сказал Люсио.
- Этот пейот - чистое жульничество, - сказал Бениньо. - знаешь, мы
однажды его попробовали. Люсио утащил целый мешок его у своего деда.
Однажды ночью по пути в город мы попробовали его жевать. Сукин сын, он
разорвал мне рот на части. По вкусу это прямо ад.
- Вы проглотили его? - спросил я.
- Мы выплюнули его, - сказал Люсио, - и выбросили весь проклятый
мешок.
Им обоим случай показался очень забавным. Элихио тем временем не
сказал ни слова. У него был отсутствующий, как обычно, вид. Он даже не
смеялся.
- Хотел бы ты попробовать его, Элихио? - спросил я.
- Нет. Только не я. Даже за мотоцикл.
Люсио и Бениньо нашли утверждение чрезвычайно забавным и вновь
захохотали.
- Тем не менее, - продолжал Элихио, - я должен сказать, что дон Хуан
озадачил меня.
- Мой дед слишком стар, чтобы что-либо знать, - сказал Люсио с
большим убеждением.
- Да, он очень стар, - эхом отозвался Бениньо.
Я подумал, что мнение, высказанное о доне Хуане молодыми людьми было
ребяческим и необоснованным. Я чувствовал своим долгом защитить его, и
сказал им, что, на мой взгляд, дон Хуан является также, как и в прошлом,
великим магом, может быть, даже величайшим из всех. Я сказал, что чувствую
- есть в нем что-то такое действительно необычное. Я напомнил им, что ему
уже за 70, и, тем не менее, он более энергичен и более силен, чем все мы
вместе взятые. Я вызывал молодых людей проверить это самим и попробовать
следить за доном Хуаном.
- Ты просто не сможешь следить за моим дедом, - сказал Люсио с
гордостью. - Он - брухо.
Я напомнил им, что по их же словам, он слишком стар и слабоумен и что
слабоумный человек не знает, что происходит вокруг него. Я сказал им, что
еще с давних пор я не перестаю поражаться алертностью дона Хуана.
- Никто не может следить за брухо, даже если он стар, - авторитетно
сказал Бениньо. - На него все же можно наброситься толпой, когда он спит.
Именно это произошло с человеком по имени Севикас, люди устали от его злой
магии и убили его.
Я попросил их рассказать все подробности этого случая, но они
сказали, что это произошло еще до них или же тогда, когда они были еще
совсем маленькими. Элихио добавил, что тайно люди верят, что Севикас был
просто дурак и что настоящему магу никто не может причинить вред. Я
попробовал расспрашивать дальше об их мнениях по поводу магов, однако,
казалось, они не очень-то интересовались этим предметом, к тому же им не
терпелось отправиться пострелять из ружья, которое я купил.
Некоторое время по пути к зарослям чаппараля мы молчали. Затем
Элихио, который шел первым, повернулся и сказал мне:
- Может быть, это мы сумасшедшие. Может быть, дон Хуан прав?
Посмотри, как мы живем.
Люсио и Бениньо запротестовали. Я пытался вмешаться. Я соглашался с
Элихио и сказал им, что я сам чувствовал, что образ жизни, который я веду,
в чем-то неправилен. Бениньо сказал, что мне нечего жаловаться на свою
жизнь, так как у меня есть деньги и есть машина. Я ответил, что легко могу
сказать, что это они лучше живут, так как у них есть по участку земли. Они
хором возразили, что хозяином земли является федеральный банк. Я ответил
им, что я тоже не владею машиной, что ею владеет банк в Калифорнии, что
моя жизнь другая, но не лучше, чем их. К тому времени мы уже были в густых
зарослях.
Мы не нашли ни оленя, ни диких свиней, но убили трех кроликов.
На обратном пути мы остановились у дома Люсио, и он провозгласил, что
его жена собирается приготовить жаркое из кроликов. Бениньо отправился в
магазин, чтобы купить бутылку текилы и содовой воды. Когда он вернулся, то
с ним был дон Хуан.
- Уж не нашел ли ты моего деда в магазине, покупающим пиво, - смеясь,
спросил Люсио.
- Я не был приглашен на эту встречу, - сказал дон Хуан. - Я просто
зашел спросить Карлоса, не едет ли он в Ермосильо?
Я сказал ему, что собирался уехать на следующий день, и пока мы
разговаривали, Бениньо роздал бутылки. Элихио дал свою дону Хуану и,
поскольку среди яки отказаться даже из вежливости значит нанести
смертельную обиду, то дон Хуан спокойно взял ее. Я отдал свою бутылку
Элихио, и он вынужден был ее взять. Поэтому Бениньо, в свою очередь, дал
мен свою бутылку. Но Люсио, который, очевидно, заранее визуализировал всю
схему хороших манер яки, уже закончить пить свою содовую. Он повернулся к
Бениньо, у которого на лице застыло патетическое выражение, и сказал,
смеясь:
- Они надули тебя на бутылку.
- Дон Хуан сказал, что никогда не пил содовую и передал свою бутылку
в руки Бениньо. Мы сидели под рамадой в молчании.
Элихио казался нервным. Он теребил края своей шляпы.
- Я думал о том, что ты сказал прошлой ночью, - сказал он дону Хуану.
- как может пейот изменить нашу жизнь? Как?
Дон Хуан не отвечал. Он некоторое время пристально смотрел на Элихио,
а затем начал петь на языке яки. Скорее, это была не песня даже, а
короткое декламирование. Мы долгое время молча. Затем я попросил дона
Хуана перевести для меня слова с языка яки.
- Это было только для яки, - сказал он, как само собой разумеющееся.
Я почувствовал себя отвергнутым. Я был уверен, что он сказал что-то
очень важное.
- Элихио - индеец, - наконец, сказал мне дон Хуан. - и, как индеец,
Элихио не имеет ничего. Мы, индейцы, ничего не имеем. Все, что ты видишь
вокруг, принадлежит йори. Яки имеют только свою ярость и то, что земля
дает им бесплатно.
Долгое время нико не произнес ни слова, затем дон Хуан поднялся,
попрощался и вышел. Мы смотрели на него, пока он не скрылся за поворотом
дороги. Все мы, казалось, нервничали. Люсио неуверенным тоном сказал, что
его дед ушел, так как ему не нравится жаркое из кролика. Элихио казался
погруженным в свои мысли, Бениньо повернулся ко мне и громко сказал:
- Я думаю, что господь накажет тебя и дона Хуана за то, что вы
делаете.
Люсио начал хохотать, и Бениньо к нему присоединился.
- Ты паясничаешь, Бениньо, - спокойно сказал Элихио. - то, что ты
только что сказал, не стоит и гроша.
15 сентября 1968 г.
Было 9 часов вечера субботы. Дон Хуан сидел перед Элихио на рамаде
Люсио. Дон Хуан поставил между собой и им корзину с пейотными батончиками
и пел, слегка раскачиваясь вперед и назад.
Люсио, Бениньо и я сидели в полутора - двух метрах позади Элихио,
опершись головой о стену.
Сначала было совсем темно. Мы сидели внутри дома под лампой, ожидая
дона Хуана. Он вызвал нас на рамаду, когда пришел; и показал, где кому
сесть. Через некоторое время мои глаза привыкли к темноте. Я мог ясно
видеть каждого. Я увидел, что Элихио казался скованным ужасом. Все его
тело тряслось, его зубы непроизвольно стучали. Его тело сотрясалось
спазматическими подергиваниями головы и спины.
Дон Хуан обратился к нему, уговаривая его не бояться и довериться
защитнику, и не думать ни о чем другом. Он взял пейотный батончик,
преподнес его Элихио и велел ему жевать очень медленно. Элихио взвизгнул,
как щенок, и распрямился; дыхание его было очень быстрым, оно звучало, как
вздохи кузнечных мехов. Он снял шляпу и вытер ею лоб. Он закрыл лицо
руками. Я думал, что он плачет. Это был очень долгий напряженный момент
прежде, чем он восстановил какой-то контроль над собой.
Он сел прямо, все еще покрывая лицо одной рукой, взял пейотный
батончик и начал его жевать. Я почувствовал огромное облегчение. До этого
я не отдавал себе отчета в том, что я боялся, пожалуй, также, как Элихио.
У меня во рту появилась сухость вроде той, что дает пейот. Элихио жевал
батончик долго. Мое напряжение возрастало. Я начал невольно покачиваться,
когда мое дыхание убыстрилось.
Дон Хуан начал петь громче, затем он поднес Элихио другой батончик и
после того, как Элихио окончил его жевать, дал ему сухих фруктов и велел
жевать очень медленно.
Несколько раз Элихио поднимался и уходил в кусты. Один раз он
попросил воды. Дон Хуан велел ему не глотать воду, но только прополоскать
ею рот. Элихио разжевал еще два батончика, а дон Хуан дал ему сушеного
мяса.
К тому времени, как он разжевал десятый батончик, я уже был почти
болен от нетерпения. Внезапно Элихио упал вперед, и его лоб коснулся
земли, он перекатился на левый бок и конвульсивно дернулся. Я взглянул на
часы. Было 23 часа 20 минут. Элихио катался, качался и постанывал на полу
более часа.
Дон Хуан все в том же положении сидел перед ним. Его пейотные песни
пелись почти шепотом. Бениньо, сидевший слева от меня, смотрел без
внимания. Люсио рядом со мной склонился на бок и храпел.
Тело Элихио свернулось в калачик. Он лежал на правом боку лицом ко
мне, зажав руки между коленей. Его тело сильно подпрыгивало, и он
перевернулся на спину, слегка согнув ноги. Его левая рука помахивала от
себя и вверх исключительно свободными и элегантными движениями. Его правая
рука стала повторять те же движения, и затем обе руки стали чередовать
одинаковые медленные помахивающие движения вроде тех, что выполняет игрок
на арфе. Постепенно движения стали более быстрыми. Его кисти ощутимо
вибрировали и двигались вверх и вниз, как поршни. В то же самое время его
предплечья совершали круговые движения на себя, и его пальцы поочередно
сгибались и разгибались. Это было прекрасное гармоничное гипнотизирующее
зрелище. Я думаю, что его ритм и мускульный контроль были несравненными.
Затем Элихио медленно поднялся, как если бы опираясь на
обволакивающую силу. Его тело дрожало. Он качнулся, а затем толчком
выпрямился. Его руки, туловище и голова тряслись, как если бы через них
пропускали прерывистый электрический ток. Казалось, сила, вне его
контроля, сжала его и подымала.
Пение дона Хуана стало очень громким. Люсио и Бениньо проснулись,
некоторое время без интереса смотрели на происходящее и заснули снова.
Элихио, казалось, двигался куда-то вверх и вверх. Он явно карабкался. Он
вытягивал руки и хватался за что-то, мне не видимое. Он подтягивался и
замирал, чтобы перевести дыхание.
Я хотел увидеть его глаза и двинулся ближе к нему, но дон Хуан
свирепо посмотрел на меня, и я вернулся на свое место.
Затем Элихио прыгнул. Это был последний ужасный прыжок. Он, очевидно,
достиг своей цели. Он отдувался и всхлипывал от перенапряжения. Он,
казалось, держался за какой-то выступ. Но что-то его пересиливало. Он
вскрикнул в отчаянии. Его хватка соскользнула, и он начал падать. Его тело
выгнулось назад и сотрясалось с головы до пальцев ног исключительно
красивой координированной дрожью. Волна дрожи прошла через него не менее
ста раз прежде, чем тело рухнуло на землю, как безжизненный мешок.
Через некоторое время он вытянул руки перед собой, как если бы он
защищал свое лицо. Его ноги были вытянуты назад, в то время, как он лежал
на груди. Они были слегка подняты над землей, придавая телу такой вид, как
будто оно скользило или летело с невероятной скоростью. Его голова была до
предела откинута назад. Его руки были сцеплены перед глазами, защищая их.
Я мог чувствовать, как ветер свистит вокруг него. Я ахнул и издал
невольный вскрик. Люсио и Бениньо проснулись и с любопытством взглянули на
Элихио.
- Если ты обещаешь купить мне мотоцикл, я буду сейчас жевать это, -
громко сказал Люсио.
Я взглянул на дона Хуана. Он сделал головой повелительный знак.
- Сукин сын, - пробормотал Люсио и опять заснул.
