квазивоспоминания о тех корсетах, в которых их подвешивали, и создали свою
игру.
Эта игра соединяла в себе лечебные и очищающие эффекты, так как
удерживала от соприкосновения с землей при возможности упражняться еще в
координации, которая необходима для перемещения из правой в левую сторону
сознания. Их игра была действительно средством, которое помогало им
вспомнить.
Горда сказала, что после того, как она и все ученики провисели целый
день, Сильвио Мануэль опустил их в сумерках на землю. Все они пошли вместе
с ним на мост и ждали там с основной партией, пока не показались нагваль
Хуан Матус, Хенаро и я. Нагваль Хуан Матус объяснил всем, что на мою
подготовку ему понадобилось больше времени, чем он рассчитывал.
Я вспомнил, что дон Хуан и его воины пересекли мост прежде нас. Донья
Соледад и Элихио автоматически пошли с ними. Женщина-нагваль перешла
последней. С другой стороны моста Сильвио Мануэль сделал нам знак начинать
переход. Не говоря ни слова, все мы пошли сразу. На середине моста Лидия,
Роза и Паблито, казалось, не способны были сделать больше ни шагу. Бениньо
и Нестор дошли почти до конца и там остановились. Туда, где стоял дон
Хуан, прибыли только я, Горда и Жозефина.
То, что произошло потом, очень походило на то, что происходило при
нашей первой попытке перехода. Сильвио Мануэль и Элихио держали что-то
открытым, что показалось мне действительно щелью. У меня было достаточно
энергии, чтобы фокусировать на ней свое внимание. Это не было отверстием в
стене тумана, хотя я мог различить туманоподобные испарения вокруг щели.
Это было таинственное отверстие, стоявшее само по себе вне остального
мира. Оно было размером в рост человека, но узкое. Дон Хенаро пошутил,
назвав его "космическим влагалищем"; замечание, которое вызвало хохот у
его друзей. Горда и Жозефина держались за меня и мы вошли туда.
Я тут же почувствовал себя раздавленным. Та же неизмеримая сила, что
чуть не взорвала меня в первый раз, охватила меня вновь. Я ощущал, как
Горда и Жозефина сливаются со мной. Я, казалось, был шире, чем они, и эта
сила расплющивала меня поверх их обеих.
Затем помню, что я лежал на земле, а Жозефина и Горда на мне. Сильвио
Мануэль помог нам встать. Он сказал мне, что мы не имеем возможности на
этот раз присоединиться к ним в их путешествии, но что, возможно, позднее,
когда мы доведем себя до совершенства, орел позволит нам пройти.
Пока мы возвращались к его дому, Сильвио Мануэль рассказал мне почти
шепотом, что этой ночью моя и их тропы разошлись. Он сказал, что наши
тропы никогда не сольются вновь и что я остаюсь в одиночестве. Он убеждал
меня быть экономным и использовать каждую крошку энергии, ничего не теряя
зря. Он заверил меня, что если я смогу достичь целостности самого себя без
чрезмерной утечки энергии, то у меня ее останется достаточно, чтобы
выполнить свою задачу. Если я чрезмерно опустошу себя, прежде чем потеряю
свою человеческую форму, то на мне можно поставить крест. Я спросил его,
есть ли способ избежать утечки энергии. Он покачал головой. Он заметил,
что такой способ есть, но он не для меня. То, добьюсь я успеха или нет,
никак не связано с моими волевыми усилиями. Затем он рассказал мне о моей
задаче, но он не сказал мне, как выполнить ее. Он сказал, что когда нибудь
орел поставит на мою тропу кого-нибудь, кто расскажет, как это сделать, и
до тех пор, пока я не добьюсь в этом успеха, я не буду свободен.
Когда мы вернулись в дом, все собрались в большой комнате. Дон Хуан
сидел в центре комнаты лицом к юго-востоку, 8 женщин-воинов окружали его.
Они сели парами по сторонам света. Затем трое мужчин воинов создали
треугольник снаружи этого круга, где Сильвио Мануэль был вершиной
треугольника, указывающего на юго-восток.
Две женщины-курьера сели по бокам от него, а два мужчины-курьера сели
перед ним прямо у стены.
Женщина-нагваль усадила учеников мужчин против восточной стены,
женщин против западной стены, затем она провела меня к месту сразу позади
дона Хуана. Мы сели там вместе.
Мы просидели, как мне показалось, только мгновение, однако я ощущал в
своем теле прилив необычной энергии. Я считал, что мы сели и сразу же
поднялись. Когда я спросил у женщины-нагваль, почему мы встали так быстро,
она ответила, что мы просидели там несколько часов и что когда-нибудь,
прежде чем я войду в третье внимание, все это вернется ко мне.
Горда подтвердила, что у нее тоже было ощущение, что мы сидели в той
комнате лишь секунду, и ей никто не сказал, что все было иначе. Нагваль
Хуан Матус сказал ей после этого, что на ней лежит обязанность помогать
всем ученикам, особенно Жозефине, и что когда-нибудь я вернусь, чтобы
полностью перейти в другое "я". Она была связана со мной и Жозефиной.
Во время наших совместных сновидений под наблюдением Зулейки мы
обменялись огромным количеством нашей светимости, именно поэтому мы смогли
выстоять вместе давление другого "я", когда входили в него телесно. Он
сказал ей также, что только сила воинов его партии сделала переход на этот
раз таким легким и что когда ей придется переходить самостоятельно, она
должна быть готова сделать это в сновидении.
После того, как мы поднялись, ко мне подошла Флоринда. Она взяла меня
за руку и прошлась со мной по комнате, пока дон Хуан и его воины
разговаривали с учениками.
Она сказала, что я не должен позволять событиям этой ночи на мосту
смущать меня. Я не должен считать, как считал когда-то нагваль Хуан Матус,
что существует какой-то действительный физический проход в другое "я".
Цель, которую я видел, была просто тем воплощением их намерения, которое
было смесью одержимости нагваля Хуана Матуса относительно проходов и
странного чувства юмора Сильвио Мануэля; смесь того и другого создала
"космическое влагалище". Насколько она знает, проход из одного "я" в
другое не имеет физической материальности. "Космическое влагалище" было
физическим выражением власти двух людей над "колесом времени".
Флоринда объяснила, что когда она или ее друзья говорят о времени,
они не имеют в виду чего-то такого, что измеряется движением часовой
стрелки. Время является сущностью внимания; эманации орла состоят из
времени, и по существу, когда входишь в любой аспект другого "я", то
знакомишься со временем.
Флоринда заверила меня, что той самой ночью, пока мы сидели в
комнате, у них был последний шанс помочь мне и ученикам повернуться к
колесу времени. Она сказала, что колесо времени подобно состоянию
повышенного сознания, которое является частью другого "я", так же как
левостороннее сознание является частью нашего повседневного "я" и что его
физически можно описать как туннель бесконечной длины и ширины - туннель с
соответствующими разветвлениями. Каждое ответвление бесконечно и
бесконечно число этих ответвлений. Живые твари созданы силой жизни так,
что смотрят только в одно ответвление; смотреть в него означает быть
пойманным им и жить им, этим ответвлением.
Она сказала, что то, что воин называет волей, относится к колесу
времени. Это похоже на усик виноградной лозы или на неосязаемые щупальца,
которыми мы все обладаем. Она сказала, что конечная цель воина - научиться
фокусировать волю на колесе времени для того, чтобы повернуть его. Воины,
которые сумели повернуть колесо времени, могут смотреть в любое
ответвление и извлекать оттуда все, что пожелают, вроде этого
"космического влагалища".
Быть пойманным в ответвление времени означает видеть картины этого
ответвления только по мере того, как они уходят. Быть свободным от
зачаровывающей силы этих желобов означает, что можешь смотреть в любом
направлении на то, как картины уходят, или на то, как они приближаются.
Флоринда перестала разговаривать и обняла меня, потом прошептала мне
на ухо, что вернется назад когда-нибудь, когда я достигну целостности
самого себя, чтобы закончить свой инструктаж.
Дон Хуан подозвал всех ко мне. Меня окружили. Сначала дон Хуан
обратился ко мне. Он сказал, что я не могу идти с ними в их путешествие,
потому что меня невозможно оторвать от моей задачи. В подобных
обстоятельствах единственное, что можно сделать, так это пожелать мне
всего хорошего. Он добавил, что воины не имеют своей собственной жизни. С
того момента, как они поймут природу сознания, они перестают быть
личностями и человеческие условия больше не являются частью их взглядов. У
меня есть мой долг как у воина, и ничто другое не является важным, потому
что я остаюсь позади для того, чтобы выполнить крайне неясную задачу.
Поскольку я уже освободился от своей жизни, им нечего больше сказать мне,
разве что пожелать действовать так хорошо, как только могу. Мне тоже было
нечего сказать им кроме того, что я понял и принял мою судьбу.
Висенте подошел ко мне следующим. Он заговорил очень мягко. Он
сказал, что вызовом для воина является придти к очень тонкому равновесию
между положительными и отрицательными силами. Этот вызов не означает, что
воин стремится все взять под контроль. Это означает, что воин должен
стремиться встретить любую вообразимую ситуацию, ожидаемую и неожиданную,
с одинаковой эффективностью. Быть совершенным в совершенных
обстоятельствах значит - быть бумажным воином. Мой вызов состоял в том,
что я остаюсь позади; их вызов - в том, чтобы идти в неизвестное. Оба
вызова были захватывающими. Для воинов восхищение от того, что остаешься,
равно восхищению отправления в путешествие. Оба равны, потому что оба
состоят из выполнения святого долга.
Сильвио Мануэль подошел ко мне следующим; он заботился о практических
моментах. Он дал мне формулу, заклинание на те случаи, когда моя задача
будет свыше моих сил. Это был тот напев, который пришел мне на ум, когда я
в первый раз вспомнил женщину-наваль:
Я уже отдан силе,
Что правит моей судьбой.
Я ни за что не цепляюсь,
Значит, мне нечего защищать.
У меня нет мыслей,
Поэтому я буду видеть.
Я ничего не боюсь,
Значит, я запомню себя.
Отрешенный и с легким сердцем
Я проскользну мимо орла,
Чтобы стать свободным.
Он сказал мне, что собирается показать практическое маневрирование
вторым вниманием и тут же превратился в светящееся яйцо. Он вернул себе
нормальную внешность опять, а затем повторил такие превращения 3 или 4
раза. Я отлично понял, что он делает; ему не понадобилось объяснять мне
это, но тем не менее я не мог выразить словами то, что я узнал.
Сильвио Мануэль улыбнулся, понимая мою проблему. Он сказал, что
требуется огромная сила для того, чтобы освободиться от намерения
повседневной жизни. Тот секрет, который он только что открыл мне, состоял
в том, как отходить от такого намерения. Чтобы выполнить то, что он
сделал, нужно перенести свое внимание на светящуюся оболочку.
Он еще раз превратился в светящееся яйцо, и тогда мне стало ясно все,
что я знал и так. Глаза Сильвио Мануэля на какую-то секунду фокусировались
на точке второго внимания. Голова его была повернута прямо, будто он
смотрел прямо перед собой; только глаза его смотрели косо. Он сказал, что
воин должен вызвать намерение, а взгляд является секретом. Глаза
выманивают намерение.
На меня нашла эйфория. В конце концов я теперь имел способность
думать о чем-то таком, что я знал, в действительности не зная. Причина
того. Что видение является зрительным, состоит в том, что глаза нам нужны,
