единственным человеком, способным обезвредить яд.
Флоринда усмехнулась, вспомнив свои затруднения. Она была воспитана
набожной католичкой. Она не верила ни в колдовство, ни в индейских
знахарей. Боль ее была, однако, столь интенсивной, а положение столь
серьезным, что она была готова идти на все. Селестино был категорически
против. Он хотел передать служанку властям. Флоринда вмешалась не столько
из жалости, сколько из опасения, что сама не найдет знахарку.
Внезапно Флоринда встала. Она сказала, что мне пора уезжать. Она
взяла меня за руку и проводила до двери, как если бы я был старым и
дорогим другом. Она объяснила, что я выдохся, потому что находиться в
левостороннем сознании, это значит быть в особом и неустойчивом состоянии,
пользоваться которым нужно с перерывами. Это, конечно, не состояние силы.
Доказательством этого было хотя бы то, что я чуть не умер, когда Сильвио
Мануэль попытался подстегнуть мое второе внимание, заставляя меня смело
входить в него. Она сказала, что нет такого способа на земле, путем
которого мы могли бы приказать кому бы то ни было или самим себе набирать
знания. Это дело медленное, и тело в должное время и в должных
обстоятельствах безупречности само ускоряет накопление знаний, без
вмешательства желания.
Некоторое время мы стояли у входной двери, обмениваясь приятными
замечаниями и тривиальностями. Внезапно она сказала, что причина, по
которой нагваль Хуан Матус привел меня к ней, в том, что он знает, что его
время на земле подходит к концу. Две формы инструктажа, которые я должен
был получить, согласно мастерскому плану Сильвио Мануэля, были уже
завершены. Все, что осталось еще не сделанным, - это то, что она
собирается сказать мне.
Она подчеркнула, что это в действительности не совсем инструктаж, а
скорее установленные связи между ею и мной.
В следующий раз дон Хуан привел меня к Флоринде и прежде, чем
оставить меня у двери, он повторил мне то, что я уже слышал от нее, - что
приближается то время, когда он и его партия войдут в третье внимание.
Прежде, чем я успел задать ему вопрос, он толкнул меня внутрь дома. Его
толчок перенес меня не только в дом, но также и в мое самое острое
состояние сознания. Я увидел стену тумана.
Флоринда стояла в холле, как бы ожидая, когда дон Хуан втолкнет меня.
Она взяла меня за руку и спокойно провела в жилую комнату. Мы сели. Я
хотел начать разговор, но не мог говорить. Она объяснила, что толчок
безупречного воина, подобного нагвалю Хуану Матусу, может вызвать
перемещение в другую область сознания. Она сказала, что моей ошибкой было
считать, что важна сама эта процедура. Процедура вталкивания воина в
другое состояние сознания применима только лишь тогда, когда оба воина, в
особенности тот, кто толкает, безупречны и обладают личной силой.
Тот факт, что я видел стену тумана, заставлял меня нервничать на
физическом плане. Мое тело неудержимо дрожало. Флоринда сказала, что мое
тело дрожит потому, что оно привыкло к активности во время нахождения в
этом состоянии сознания, но что мое тело может также научиться
фокусировать свое самое острое внимание на все, что говорится, а не на том
что делается.
Она сказала мне, что быть помещенным в левостороннее сознание
является своего рода ставкой на будущее. Заставляя меня входить в
состояние повышенного сознания и позволяя мне взаимодействовать со своими
воинами только тогда, когда я нахожусь в этом состоянии, нагваль Хуан
Матус получает уверенность, что в будущем у меня будет ступенька, на
которую я смогу встать. Она сказала, что его стратегией было вырастить
небольшую часть другого меня, намеренно наполняя ее воспоминаниями о
взаимодействии. Воспоминания забудутся, чтобы потом пробиться когда-нибудь
на поверхность и послужить рациональной исходной точкой, откуда можно
отправиться в неизмеримую безбрежность другого "я".
Из-за того, что я так нервничал, она предложила успокоить меня тем,
что продолжит рассказ о своей жизни, который, пояснила она, в
действительности не является рассказом о ее жизни, как светской женщины,
но рассказом о том, как избалованной, богатой никчемности помогли стать
воином.
Она сказала, что как только решила навестить знахарку, остановить ее
было уже нельзя. Она отправилась на носилках, которые несли служанка и 4
мужчины, в двухдневное путешествие, которое изменило ход ее жизни. Дороги
не было. Это были горы, и иногда мужчинам приходилось нести ее на спине.
В дом знахарки они прибыли в сумерках. Место было хорошо освещено и в
доме было много людей. Флоринда сказала, что какой-то вежливый старик
рассказал ей, что знахарка поехала лечить пациента и вернется через день.
Этот человек, казалось, много знал о деятельности знахарки, и Флоринде
было легко с ним разговаривать. Он был заботлив и признался ей, что он сам
пациент. Он описал свою болезнь как неизлечимое состояние, которое
заставляет его забыть весь мир.
Они дружески болтали допоздна. Старик был так заботлив, что даже
уступил Флоринде свою постель, чтобы она могла отдохнуть и подождать до
следующего дня, пока вернется знахарка.
Утром Флоринда пробудилась внезапно от острой боли в ноге. Какая-то
женщина двигала ей ногу, нажимая на нее кусочком полированного дерева.
- Знахарка была очень симпатичной женщиной, - говорила Флоринда, -
она взглянула на мою ногу и покачала головой.
- Я знаю, кто это сделал, - сказала она. - ему, видимо, очень хорошо
заплатили или же он был убежден, что ты - совсем бесполезное человеческое
существо. Как ты думаешь, что из двух?
Флоринда засмеялась. Она сказала, что приняла тогда знахарку за
сумасшедшую или грубую невоспитанную бабу. Она представить себе не могла,
что хоть кто-нибудь в мире мог поверить, что она - бесполезное существо.
Несмотря на то, что она испытывала жуткую боль, она многословно дала
понять этой женщине, что является богатой и значительной персоной, над
которой никому не придет в голову посмеяться.
Флоринда вспомнила, что знахарка сразу же изменила свое отношение к
ней. Она, казалось, испугалась и начала уважительно говорить ей "миссис",
встала со стула и всех выпроводила из комнаты. Когда они остались одни,
знахарка уселась ей на грудь и перегнула ее голову через край кровати.
Флоринда отбивалась. Она думала, что ее собираются убить. Она пыталась
закричать, чтобы услышали слуги, но знахарка быстро накинула ей на голову
одеяло и заткнула ей нос. Чтобы не задохнуться, Флоринде пришлось дышать
открытым ртом. Чем больше знахарка нажимала ей на грудь и чем сильнее
зажимала ей нос, тем шире Флоринда открывала рот. Когда она поняла, что
знахарка делает в действительности, она уже выпила гадко пахнувшую
жидкость, содержащуюся в большой бутылке, которую знахарка сунула в ее
открытый рот. Флоринда заметила, что знахарка так хорошо маневрировала ею,
что она даже не захлебнулась, несмотря на то, что голова ее свисала с края
кровати.
- Я выпила так много жидкости, что мне чуть не стало плохо, -
продолжала Флоринда. - она усадила меня и, не мигая, посмотрела мне в
глаза. Я хотела сунуть пальцы в рот, чтобы вызвать рвоту, но она
отхлестала меня по щекам, пока у меня губы не начали кровоточить. Индеанка
бьет меня по щекам! Разбивает до крови мои губы! Ни отец, ни мать никогда
пальцем не тронули меня. Мое удивление было настолько велико, что я забыла
о неудобстве в желудке. Она позвала моих людей и сказала, чтобы они унесли
меня домой, затем она склонилась надо мной к самому моему уху, чтобы никто
не услышал.
- Если ты не вернешься назад через 9 дней, ты, ишачья дыра, то
раздуешься, как жаба, и будешь просить смерти у бога.
Флоринда сказала, что жидкость вызвала раздражение в ее горле и
гортани. Она не могла сказать ни слова, однако это было наименьшим из ее
огорчений. Когда она прибыла домой, Селестино уже был вне себя, ожидая ее.
Не имея возможности говорить, Флоринда могла наблюдать за ним. Она
заметила, что его злость никак не связана с огорчениями из-за ее здоровья,
а связана с тем высоким положением, которое он занимал в обществе. Он не
мог перенести того, что его влиятельные друзья узнают, что он обращался к
индейским знахарям. Он был в ярости. Он кричал, что собирается подать
жалобу армейскому начальству, взять солдат, поймать эту знахарку и
привести в город, чтобы ее отхлестали кнутом и бросили в тюрьму. Это не
было пустой угрозой: он действительно надавил на военное начальство, чтобы
за знахаркой выслали наряд. Несколько дней спустя солдаты вернулись,
сказав, что женщина сбежала.
Служанка успокоила Флоринду, сказав, что знахарка будет ее ждать,
если она захочет вернуться назад.
Воспаление в горле было столь сильным, что она не могла есть твердой
пищи и едва дождалась того дня, когда ей нужно было навестить знахарку.
Лекарство облегчило боль в ее ноге.
Когда она дала знать Селестино о своих намерениях, он настолько
разъярился, что нанял себе помощников, чтобы самому положить конец всей
этой чепухе. Он и трое его людей отправились на лошадях впереди нее.
Флоринда сказала, что когда она прибыла к дому знахарки, то ожидала найти
ее мертвой, но вместо этого обнаружила Селестино, который сидел в
одиночестве. Он послал своих людей в три разных ближайших местечка,
приказав привести знахарку назад силой. Флоринда увидела того же самого
старика, которого она встречала в прошлый раз; он пытался успокоить ее
мужа, уверял его, что кто-нибудь из посланных вот-вот вернется вместе с
женщиной.
Как только Флоринду положили на крыльцо в переднем дворике, знахарка
сразу же вышла из дома. Она начала оскорблять Селестино, обзывая его,
выкрикивая ему всякие обидные вещи, пока он не пришел в такую ярость, что
бросился, чтобы избить ее. Старик стал удерживать его и упрашивать не бить
ее. Он встал на колени, указывая, что это старуха, но Селестино ничто не
трогало. Он сказал, что собирается отхлестать ее нагайкой, несмотря на ее
возраст. Он подошел, чтобы схватить ее, но внезапно застыл на месте: 6
страшного вида мужчин вышли из кустов, размахивая мачете. Флоринда
сказала, что страх приковал Селестино к месту. Он посерел. Знахарка
подошла к нему и сказала, что или он добровольно позволит ей отстегать его
по ягодицам нагайкой, или ее помощники разрубят его на мелкие кусочки.
Несмотря на свою Гордость, он покорно склонился, чтобы его наказали. За
несколько секунд знахарка превратила его в беспомощного человека. Она
смеялась ему в лицо, так как знала, что он на крючке, и позволяла ему
тонуть. Он зашел в ее ловушку, как беззаботный дурак, каким он и был,
пьяный от собственных раздутых идей о своей значимости.
Флоринда взглянула на меня и улыбнулась. Она немного помолчала.
- Первым принципом искусства сталкинга является то, что воин сам
выбирает место для битвы, он никогда не вступает в битву, не зная
окружающей обстановки. Знахарка показала мне своей битвой с Селестино
первый принцип сталкинга. Затем она подошла туда, где я лежала. Я плакала.
Это было единственное, что я могла делать. Она, казалось, сочувствовала
мне. Она подоткнула одеяло вокруг моих плеч, улыбнулась и подмигнула мне.
- Дело еще не окончено, ишачья дырка, - сказала она, - возвращайся
так быстро, как только сможешь, если хочешь жить, но не приводи с собой
своего хозяина, ты, маленькая потаскушка. Приходи только с теми, кто
абсолютно необходим.
Флоринда на несколько секунд остановила глаза на мне. По ее молчанию
