дотянулась до цветного пятна, или оно дотянулось до нее.
Результатом было то, что Жозефина мгновенно исчезла, с этого момента
Зулейка разделила их и Горда начала свое медленное одинокое обучение.
Рассказ Горды напомнил мне, что Зулейка и меня заставляла залезать в
пушистое одеяние.
Те команды, которые она применяла, чтобы приказать мне забраться
внутрь, открыли мне разумность использования такого мешка. Она говорила,
чтобы я почувствовал его пушистость своей обнаженной кожей, особенно кожей
икр.
Если кожу в этом месте заставить расслабиться, то объем нашего
восприятия увеличится такими путями, которые невозможно исследовать
рассудком. Мешок был очень мягким и теплым и производил необычайные
ощущения приятного расслабления в ногах. Деятельность нервов моих икр
очень повысилась.
Горда рассказывала о таких же ощущениях физического удовольствия. Она
даже сказала, что именно сила такого мешка помогла ей найти пятно
оранжево-красного цвета. Это одеяние произвело на нее такое впечатление,
что она даже сшила такой же мешок, копию с оригинала, но его эффект не был
таким же, хотя он давал ей все же блаженное спокойствие и хорошее
самочувствие. Она сказала, что они с Жозефиной проводили все свободное
время в своих мешках, которые она сшила им обоим.
Лидию и Розу тоже помещали в такое одеяние, но оно им никогда не
нравилось, точно также как и мне.
Горда объясняла, что привязанность к таким мешкам ее и Жозефины была
прямым следствием того, что они нашли свой цвет сновидений, находясь
внутри мешков. Она сказала, что причиной моего безразличия к нему было то,
что я вообще не входил в окраску, скорее окраска приходила ко мне. Она
была права. Что-то еще, помимо голоса Зулейки диктовало исход этой
подготовительной фазы. По всем показателям, Зулейка вела меня по тому
пути, что и Горду с Жозефиной.
В течение многих сессий я смотрел на темноту и был готов
визуализировать пятно окрашивания.
Я даже был свидетелем всей метаморфозы от однородной темноты до четко
очерченного пятна интенсивной яркости, а затем меня уносило в сторону
появления щекотки, на которой я фокусировал свое внимание до тех пор, пока
не входил в состояние спокойного бодрствования. Именно тогда я впервые
погрузился в оранжево-красное состояние.
После того, как я научился оставаться подвешенным между сном и
бодрствованием, Зулейка, казалось, ослабила свой контроль. Я даже решил,
что она не торопится выводить меня из этого состояния. Она оставляя меня в
нем, не вмешиваясь и никогда не спрашивая меня о нем потому, что ее голос
был только для команд, а не для вопросов.
Мы действительно никогда не разговаривали.
Находясь в состоянии спокойного бодрствования, я понял однажды, что
мне нет пользы оставаться там, потому что независимо от того, насколько
это приятно, ограничения были очевидны. Затем я почувствовал дрожь в теле
и открыл глаза или мои глаза сами открылись. На меня смотрела Зулейка. Я
испытал момент замешательства. Я думал, что я проснулся, и совсем не
ожидал увидеть Зулейку во плоти. Я привык слушать только ее голос. Меня
удивило также то, что ночь прошла. Я оглянулся вокруг. Мы не были в доме
Зулейки. Тут я внезапно сообразил, что я был в сновидении и в нем же
проснулся.
После этого Зулейка взялась за другой отдел своего учения. Она стала
учить меня двигаться. Она начала свой инструктаж, скомандовав, чтобы я
поместил свое осознание в среднюю точку тела. В моем случае средняя точка
находится ниже среднего края пупка. Она сказала, чтобы я подметал ею пол,
т.е. делала качающиеся движения животом. В течение бесчисленных сессий я
пытался выполнить то, что приказывал мне голос. Она не позволяла мне
уходить в состояние спокойного бодрствования, ее намерением было привести
меня к ясному восприятию подметания пола своей средней точкой, пока я
нахожусь в пробужденном состоянии. Она сказала, что находиться в левой
стороне сознания - достаточное преимущество для того, чтобы хорошо
выполнять упражнение.
Однажды по непонятной для меня причине мне удалось почувствовать
странные ощущения в этой области своего живота. Это не было чем-то
определенным, а когда я сфокусировал в нем свое внимание, то понял, что
это мягкое покалывание внутри полости моего тела - не точно в моем животе,
а чуть повыше него. Чем внимательнее я его исследовал, тем больше деталей
замечал. Расплывчатость ощущения вскоре перешла в определенность. Странная
связь существовала между нервозностью или покалыванием в моем солнечном
сплетении и моей правой икрой.
Когда это ощущение стало более острым, я непроизвольно прижал правое
бедро к груди, таким образом эти две точки сблизились одна с другой
настолько, насколько это позволяла анатомия. Секунду меня трясло от
необычайной нервозности, а затем я ясно почувствовал, что мету пол своей
серединной точкой. Это было осязательное ощущение, которое возвращалось
вновь и вновь, как только я принимал то же сидячее положение.
Во время моего следующего сеанса Зулейка позволила мне войти в
состояние спокойного бодрствования, на этот раз это состояние было не
совсем таким, как всегда. Во мне присутствовал своего рода контроль,
который мешал мне свободно наслаждаться этим состоянием, как я делал это
прежде. Контроль заставил меня также сфокусироваться на тех шагах, которые
я предпринял, чтобы в это состояние войти. Сначала я заметил щекотку в
точке второго внимания на моей светящейся оболочке; я помассировал эту
точку, двигая пальцами так, будто я играл на лютне, и точка опустилась к
моему животу.
Я ощущал ее почти на своей коже. Я ощутил мягкое покалывание на
наружной части моей правой икры. Это была смесь удовольствия и боли.
Ощущение распространилось по всей ноге, а затем по нижней части спины. Я
чувствовал, что мои ягодицы трясутся. Все тело было охвачено нервной
дрожью. Я подумал, что тело было поймано в сеть вверх ногами. Мой лоб и
носки ног соприкасались. Я был похож на подкову со сведенными вместе
концами, затем я почувствовал, что меня как бы сложили вдвое и закатали в
простыню. Мои нервные спазмы заставляли простыню скатываться в рулон со
мной в центре этого рулона. Когда скатывание окончилось, я уже больше не
мог ощущать своего тела. Я был просто аморфным осознанием, нервным
спазмом, обернутым вокруг самого себя.
Я понял тогда невозможность описать то, что происходит в сновидении.
Зулейка сказала, что правая и левая стороны сознания сворачиваются вместе.
И обе успокаиваются единым клубком во впадине, вдавленном центре второго
внимания. Чтобы делать сновидение, нужно манипулировать как светящимся,
так и физическим телом.
Во первых, центр сбора второго внимания должен быть сделан доступным
благодаря тому, что он будет вдавлен кем-нибудь снаружи, или втянут самим
сновидящим. Во-вторых, чтобы отделить первое внимание, центры физического
тела, которые расположены в серединной точке и в икрах, особенно в правой,
должны быть стимулированы и сдвинуты как можно ближе один к другому. Тогда
получается ощущение скатанности в клубок, и верх берет автоматически
второе внимание.
Объяснение Зулейки, которое давалось в виде команд, было наиболее
подходящим для описания происходящего, потому что ни одно из сенсорных
ощущений, имеющих место в сновидении, не является частью нашего
нормального опыта сенсорных ощущений. Все они приводили меня в
замешательство. Источник щекочущего, покалывающего ощущения был
локализован, поэтому беспокойство от того, что мое тело чувствует его,
было минимальным. С другой стороны, ощущение, что накручиваешься сам на
себя, было куда более беспокоящим. Сюда входил целый ряд ощущений, которые
приводили мое тело в шоковое состояние.
Я был убежден, что в один из моментов носки моих ног касались лба,
поза, принять которую я не способен. В то же время я знал совершенно
несомненно, что находился внутри сетки, вися вниз головой с носками у лба.
На физическом плане я сидел, прижав бедра к груди.
Зулейка сказала также, что ощущение скатанности подобно сигаре и то,
что я помещен во впадину второго внимания было результатом соединения
воедино моего левого и правого внимания, при котором переключается порядок
доминирования и ведущее положение занимает левая сторона. Она призывала
меня быть достаточно внимательным, чтобы заметить обратный переход, когда
оба внимания занимают свои старые места, и где правое вновь берет верх.
Я ни разу не уловил того чувства, о котором она говорила, но ее
призыв настолько меня захватил, что я застрял в своих попытках наблюдать
за всем вообще.
Она была вынуждена отменить свое распоряжение, приказав мне
прекратить эту скрупулезность, так как у меня еще много других дел.
Зулейка сказала, что прежде всего я должен добиться совершенства в
движениях посредством воли. Свои инструкции она начала с того, что вновь и
вновь приказывала мне открывать глаза в то время, пока я находился на
стадии спокойного бодрствования. Мне потребовались большие усилия, чтобы
добиться этого. Однажды мои глаза внезапно открылись и я увидел
склонившуюся надо мной Зулейку. Я лежал, но не мог определить, где именно.
Свет был исключительно ярким, будто я находился прямо под электролампой,
но свет не бил мне прямо в глаза. Я без всяких усилий мог смотреть на
Зулейку.
Она приказала мне встать, применив для движений желание двигаться
волей. Она сказала, что я должен толкнуть себя вверх своей средней частью
тела, потому что у меня там имеются три толстых щупальца, которые я могу
использовать как костыли, чтобы поднять свое тело.
Я пытался подняться всеми способами. Ощущение отчаяния и физической
тревоги напоминало о ночных кошмарах детства, в которых я не мог
проснуться и в то же время был полностью бодрствующим.
В конце концов, Зулейка заговорила со мной. Она сказала, что я должен
соблюдать известную последовательность и что совершенно бессмысленно и
глупо робеть и приходить в возбуждение, как будто я имею дело с
повседневным миром.
Робость уместна только в первом внимании; второе внимание является
самим спокойствием. Она хотела, чтобы я повторил ощущение, которое у меня
было, когда я подметал пол средней частью тела. Я подумал, что для того,
чтобы я мог повторить его, мне надо сидеть. Без всяких размышлений со
своей стороны я принял ту позу, в которой мое тело впервые получило это
ощущение. Что-то во мне перекатилось - и я уже стоял. Я не мог себе
представить, что именно я сделал, чтобы двинуться. Я подумал, что если
начну все заново, то смогу уловить последовательность.
Как только у меня мелькнула об этом мысль, я опять лежал на земле.
Встав вторично, я сообразил, что никакие процессы сюда не входят, и чтобы
двигаться, я должен иметь желание двигаться на очень глубоком уровне.
Иными словами, мне для этого надо быть совершенно убежденным, что я хочу
двигаться или более точно будет сказать, что я должен быть убежден в том,
что мне нужно двинуться.
Как только я понял этот принцип, Зулейка заставила меня изучать на
практике все вообразимые аспекты волевых передвижений. Чем больше я
практиковал их, тем яснее мне становилось, что фактически сновидение - это
разумное состояние. Зулейка объяснила это так: во время сновидения правая
сторона - разумное сознание - завернута внутрь левостороннего сознания для
того, чтобы дать сновидящему возможность чувствовать трезвую
рациональность, но воздействие рациональности должно быть минимальным и
