из них лишь отскакивало от живой брони чудовища.
Затем голова лярта метнулась к тому месту, где стоял
Тонгор, сжимавший в руке свой тяжелый меч.
Все произошло за какое-то мгновение. В сумерках, во
всеобщем смятении никто так и не разобрался, что же случилось.
Да и у Тонгора не было времени на размышления и обдумывание
плана. Словно вспышка молнии, инстинкт самосохранения заставил
его действовать.
Могучий и ловкий валкар отскочил от огромной головы. Одним
стремительным броском он добрался до борта судна, а затем, не
снижая скорости понесся вверх по вантам. В тот момент, когда
покрытая чешуей голова чудовища оказалась под ним, Тонгор, сам
не осознавая, что делает, спрыгнул сверху на чудовище.
Прежде чем кто-либо понял, что произошло, валкар уже
восседал на шее лярта, обхватив горло твари ногами, упираясь
ступнями в основание нижней челюсти.
В последних лучах заходящего солнца мелькнула сталь
клинка. Острый меч Тонгора обрушился на шею дракона! От дикой
боли все тело лярта изогнулось.
Повинуясь инстинкту прирожденного охотника, Тонгор
продолжал наносить удар за ударом в одно из самых уязвимых мест
тела гигантской рептилии -- в основание черепа, где шея была
наиболее узкой, шкура -- тонкой. Тонгор понимал, что если ему
удастся сильно ранить дракона, то он оставит судно в покое.
Вновь и вновь взлетал в воздух клинок, все глубже
вгрызаясь в шею чудовища, подбираясь к позвонкам.
Издав дикий, леденящий кровь крик, переходящий в стон,
лярт разжал когти и выпустил из лап борт галеры. Затем чудовище
погрузилось в воду, подняв фонтан кровавой пены.
Прежде, чем Чарн Товис и Барим поняли, что произошло, лярт
оказался в сотне ярдов от судна. Вдалеке было видно, что Тонгор
все еще сидит верхом на шее чудовища, а его меч взлетая в
воздух вонзается в шею дракона. Еще один яростный крик
изнемогающего от боли чудовища -- и оно скрылось из вида,
оставив после себя лишь быстро исчезающий след из кровавой
пены.
Последний раз ударил по воде огромный хвост, и дракон
исчез. Вместе с ним пропал из виду и Тонгор.
На борту галеры воцарилось молчание. Пираты в ужасе
смотрели друг на друга. Постепенно люди ожили, бледные как
полотно лица порозовели, моряки зашептали молитвы разным богам.
Долго бороздила галера гладь залива в поисках пропавшего
Тонгора. Солнце совсем скрылось за горизонтом, а шлюпки с
"Ятагана" все еще прочесывали пространство в том направлении,
куда уплыло чудовище. Острые глаза моряков искали валкартанца
-- живого или мертвого. Его искали, и когда опустилась ночь,
при свете факелов и масляных ламп.
Но когда луна прошла уже половину своего пути по ночному
небу, Барим, скрепя сердце, отдал приказ прекратить поиски.
Сердце и опыт старого морского волка твердили ему, что ночные
поиски не могут увенчаться успехом и лишь увеличивают риск для
оставшихся в живых членов экипажа.
Волны Залива поглотили могучего Воина Западных Городов.
Теперь только богам было ведомо, куда отправилась его
беспокойная душа: к холодным берегам Страны Теней или к черным
пещерам неведомых глубин.
* КНИГА ВТОРАЯ. Шторм начинается *
"...были поставлены границы, за которые Боги не хотели
впускать человеческое любопытство, по своей мудрости, но
человеческий разум в жажде познания дерзнул шагнуть за черту,
обозначенную Богами... А здесь, там, где идет война между
твердью Мироздания и океаном Хаоса, действуют такие страшные
Силы, о которых и Боги мало что знают, и которые ни Божество,
ни Демон не осмелятся призвать себе на помощь..."
-- Алая Эдда
Глава 5. Красный Волк Таракуса
Бессчетные дни и ночи провел Карм Карвус в мрачной темнице
под одной из башен Замка Таракуса -- пиратского города. Князь
жаждал свободы, свободы и отмщения!
Когда эскадра пиратских судов неожиданно вынырнула из
темноты, его огромная трирема едва успела подготовиться к бою.
Словно черные морские волки, пиратские корабли, жаждущие крови,
налетели со всех сторон. Воины на борту триремы обнажили
клинки, готовясь до последнего дыхания защищать своего
господина и погибнуть в этой последней схватке. Но пираты
Таракуса лишили их и этого последнего права.
Прикрыв глаза, Правитель Царгола до мельчайших деталей
вспомнил эту ужасную сцену уже в тысячный раз. На носу
ближайшего пиратского корабля стояло какое-то странное
приспособление -- фантастический прибор, состоящий из
хрустальных шаров и латунных прутьев. Неожиданно из него ударил
луч серого света. Это неестественное сияние непостижимым
образом сводило с ума любого, кто смотрел на эти лучи.
Чудовищным усилием воли князь заставил себя отвернуться от
ужасной лампы. Но его команда и свита -- матросы и офицеры,
слуги и придворные, охрана и повара -- все, не сводя глаз,
словно завороженные следили за неведомым серым свечением.
Красные Волки Таракуса взошли на борт его триремы, не
встретив сопротивления. Лишь Карм Карвус отчаянно сражался с
окружившими его со всех сторон пиратами, пока численный перевес
не сделал свое дело: гордый князь был повержен на палубу и
связан. А его верные и храбрые воины словно приросли к палубе и
неподвижно глядели на мерцающую серую лампу. Затем, когда
пираты, вытащив связанного по рукам и ногам Карма Карвуса,
покинули борт "Короны Царгола", их командир, в котором принц
узнал самого Каштара Красного Волка, отдал лишь один короткий
приказ:
-- Убить!
Палубы триремы превратились в поле жестокого сражения.
Сердце Карма Карвуса разрывалось при виде того, как его люди,
повинуясь приказу пирата, превратились в диких зверей. Словно
бешеные псы, моряки Царгола набросились друг на друга, нанося
удары клинками и кулаками, вонзая зубы в горло ближнего. А
пираты со смехом наблюдали за кровавой бойней, заключая пари и
издеваясь над безумцами.
Это случилось много дней назад. С явным усилием Карм
Карвус попытался отогнать кошмарную картину, достойную самых
страшных описаний ада.
-- Отец богов и людей, почему я должен это помнить?!
Камера в темнице, в которую был брошен пленный князь
Царгола, была темной, сырой, пропахшей запахом гнили и
нечистот. Между неплотно уложенными камнями поблескивала
зловонная жижа. Откуда-то сверху капала вода. Медленное
"кап-кап" не меняло своего ритма ни днем, ни ночью, и только
один этот монотонный звук уже мог свести узника с ума.
Губы князя скривились в презрительной усмешке: чтобы
сделать пленника безумным, Красным Волкам даже не нужно было
обращаться за помощью к колдовской серой лампе. Достаточно было
засунуть его в эту темницу.
Долгие дневные часы князь Царгола провел в медитациях.
Время от времени, чтобы нарушить тишину, разрываемую лишь
монотонным звоном капель, он читал вслух фрагменты древних саг
и песен о храбрых воинах, которые еще в детстве заучил
наизусть. Немало размышлял он и над гнетущей его проблемой:
зачем пираты пленили его? В конце концов Карм Карвус пришел к
выводу, что виной всему -- возросшие аппетиты правителя
пиратского города, решившегося на дерзкое похищение ради
выкупа, который можно будет потребовать с его родного города.
Пираты продумали все абсолютно верно. Народ Царгола любил
своего князя и дорого заплатит за то, чтобы спасти его от
раскаленных щипцов и крючьев палачей Таракуса. В глубине души
Карм Карвус давно поклялся, что, если ему суждено когда-нибудь
вырваться на свободу, то он посвятит остаток своих дней тому,
чтобы раздавить это змеиное гнездо, сравнять с землей пиратский
город, и не успокоится, пока не увидит предводителя корсаров на
виселице или обезглавленным на плахе.
Вскоре другая мысль пришла ему в голову. А что, если
Каштару нужен не выкуп -- ведь пиратское государство и так не
бедствовало, -- а нечто другое, например, трон Царгола? Что,
если Каштар Красный Волк решил присоединить Царгол к пиратскому
царству? Такое предположение не выглядело совсем уж невероятно.
Карм Карвус надеялся, что у придворных хватит мужества выбрать
меньшее из зол и сохранить свободу городу, даже обрекая таким
образом своего князя на медленную и мучительную смерть от рук
палачей.
В этих раздумьях Карм Карвус проводил дни заточения и ждал
возможности вырваться на свободу, надеясь, что такой случай
подвернется. Он даже не догадывался о размахе заговора Каштара
против Шести Городов...
x x x
Наконец монотонное существование узника было нарушено
чем-то необычным.
Карм Карвус уже пробудился от тяжелого, беспокойного сна,
выполнил серию физических упражнений, поддерживающих его в
форме, и теперь заканчивал обычную утреннюю трапезу, состоящую
из кислого вина, черного хлеба и заплесневелого сыра. Поев, он
растянулся на жестком ложе и стал решать в уме теоремы древнего
лемурийского философа Тантона Альтхаарского. Вдруг его
размышления были прерваны звуком шагов. Лязгнули клинки,
послышалось шуршание одежды...
В тот же миг князь весь обратился в слух и ожидание.
Тюремщики, естественно, обезоружили его, но, не заковав в цепи,
предоставили свободу в пределах его камеры. Было вполне
вероятно, что за дверью окажется не так много людей, чтобы с
ними нельзя было справиться узнику, жаждущему вырваться на
свободу. ведь наверняка они ожидают найти в темнице
сломленного, ослабевшего, поникшего и безвольного узника. Если
так, то тюремщиков Таракуса ждал сюрприз, ибо их встретил
полный сил, готовый к бою и жаждущий отмщений воин.
Ключ с лязгом повернулся в замке. Заскрипели ржавые петли,
и тяжелая дверь камеры открылась. Свет факелов залил помещение
-- свет, слишком яркий, просто ослепительный, для того, кто
провел множество дней и ночей в кромешной темноте.
Прищурившись, Карм Карвус разглядел семерых стражников с
палашами наготове. Принц с трудом подавил стон отчаяния: у него
не было никаких шансов. Броситься одному, без оружия на семерых
вооруженных и готовых к сопротивлению противников -- чистое
безумие.
Командовал стражниками человек с волевым лицом, которое
могло бы быть красивым, если бы не безобразный шрам от удара
саблей, пересекавший щеку от уха до подбородка и изогнувший
губы в страшном подобии улыбки. Он приказал принцу выйти из
камеры в коридор, где того сразу же окружили со всех сторон
стражники с обнаженными клинками.
Карма Карвуса провели вдоль ряда камер, таких же, как и
та, где он провел столько дней и ночей. Некоторые были заняты,
некоторые пусты. Во многих были лишь прикованные скелеты или
обезумевшие от долгих лет одиночества и темноты
полулюди-полузвери.
По винтовой лестнице процессия поднялась на другой этаж
огромного замка. Молчаливый командир стражников не изъявил
желания объяснить Карму Карвусу причину этого перемещения. Со
своей стороны, гордый князь не снизошел до того, чтобы
обратиться к тюремщику с вопросом. Он шел широким шагом, высоко
подняв голову и расправив плечи, словно не узник под конвоем, а
король со свитой.
Дворец вождя пиратов был невероятно роскошен. Корзины и
ларцы с драгоценностями стояли тут и там, словно бесполезные
безделушки. Тончайшей работы ковры были раскиданы по полу. По
углам стояли, а то и валялись никому не нужные статуэтки из
золота и слоновой кости, чеканные кубки. Мебель тут была из
самых дорогих пород дерева...
Пираты мало походили один на другого. Они были выходцами
