опробовать идею на практике, он и сам не был в этом уверен. Поэтому он
ответил неопределенно:
- Чтобы узнать это, надо попробовать.
Мара опустила глаза и стала раскручивать свой стакан с напитком,
любуясь, как маленькие красные пятна образуются внутри стакана и
поднимаются на поверхность. Повисло задумчивое молчание.
- Покайся, Ли Райнасон! - эти слова взорвались над его ухом,
перекрывая волны шума, заполнявшие зал. Он повернулся, наполовину
поднявшись; Ренэ Мальхомм нависал над ним, его широкая улыбка открывала
зубы, одного в нижнем ряду недоставало.
Райнасон снова сел на стул.
- Не кричи. У меня и так болит голова.
Мальхомм взял стул, который освободил Маннинг, и тяжело опустился в
него. Затем, установив свой плакат с написанными от руки буквами на краю
стола, он наклонился вперед, размахивая своим толстым пальцем.
- Вижу, Ли, ты имеешь дело с людьми, которые поработят все чистое в
твоем сердце, - прорычал он, но Райнасон заметил смех в его глазах.
- Маннинг? - кивнул он. - Он поработит каждое чистое сердце на всей
этой планете, если только ему удастся найти такое. И я полагаю, что он уже
поработал в этом направлении с Марой.
Мальхомм повернулся к ней и выпрямился, бесцеремонно рассматривая ее
оценивающим взглядом. Мара спокойно встретила его наглый взгляд, подняв
брови как бы в ожидании его приговора.
Мальхомм покачал головой:
- Если она чиста, тогда это грех, - высказал он свое заключение. -
Трижды проклятый грех, Ли. Я когда-нибудь просвещал тебя насчет двуликого
Януса, который одновременно является и добром, и злом?
- Да, и притом не один раз, - ответил Райнасон.
Мальхомм пожал плечами и снова повернулся к девушке:
- Тем не менее, я с удовольствием приветствую вас.
- Мара, это - Ренэ Мальхомм, - сказал Райнасон вымученным голосом. -
Он считает, что мы друзья, и я боюсь, что он прав.
Мальхомм склонил свою косматую голову.
- Моя фамилия на старофранцузском земном языке означает "плохой
человек". У моей семьи длинная и бесчестная история, но самые древние мои
предки, к которым я смог добраться по генеалогическому древу, носили эту
же фамилию. Оказалось, что в том мире было слишком много Бэйкеров, Смитов,
Карпентеров и Пристов - как раз самое время для Мальхоммов. А мое первое
имя произносилось раньше "Рэ-нэй", но языковая реформа упразднила все
различия в акцентах земных языков.
- С учетом прошлого ваших предков, - улыбнулась Мара, - следует
признать, что здесь вы в подходящей компании.
- Хм, подходящая компания! - прокричал Мальхомм. - Я никогда не искал
подходящую компанию! Моя работа, мое предназначение всегда влекли меня
туда, где сердца самые черные-пречерные, где есть нужда в покаянии и в
искуплении - вот почему я попал на Край.
- Вы религиозны? - спросила она.
- А кто действительно религиозен в наши дни? - вопросом на вопрос
ответил Мальхомм, пожимая плечами. - Религия - наше прошлое, она мертва.
Ее практически забыли, и имя Бога можно сейчас услышать разве что во
гневе. Прокляни тебя Бог! - кричат массы. Вот это и есть наша современная
религия.
- Ренэ путешествует, разглагольствуя о грехе, - объяснил Райнасон, -
получая таким образом пожертвования, которые расходует на выпивку.
Мальхомм улыбнулся:
- Ах, Ли, ты так близорук. Я неверующий, черный мошенник, но по
крайней мере у меня есть призвание. Наши научные открытия уничтожили
религию; мы забрались в небеса и не нашли там Бога. Но наука, кстати, и не
опровергла Его, и люди забывают об этом. Я разговариваю голосом давно
позабытого; я напоминаю людям о Боге, чтобы уравновесить весы. - Он
прервал свою длинную тираду, чтобы схватить руку официанта и заказать
выпивку, затем повернулся к ним. - Ничто не говорит о том, что я должен
верить в религию. Если бы в этом действительно была необходимость, то
тогда не было бы никакой необходимости проповедовать ее.
- Тебе приходилось проповедовать хирлайцам? - спросил Райнасон.
- Восхитительная идея! - воскликнул Мальхомм. - А что, у них есть
душа?
- По крайней мере, у них есть свой бог. Или во всяком случае, был
когда-то. Этого типа, который был их богом, сущим, знанием и чем-то еще
другим, причем все эти роли исполнялись одновременно, звали Кор.
- Возвращаемся к Кору! - воскликнул Мальхомм. - Возможно, это и будет
моим следующим призванием.
- А в чем заключается ваше призвание сейчас? - спросила его Мара,
заставив себя улыбнуться. - Кроме, разумеется, вашей учебы на протяжении
всей жизни и участия во грехе?
Мальхомм вздохнул; когда принесли выпивку, он распрямился и,
порывшись в привязанной к поясу суме, извлек оттуда монету и бросил ее
официанту.
- Верьте или нет, но у меня есть призвание, - ответил он, и на этот
раз его голос был тихим и серьезным. - Я не просто бродяга и бездельник.
- А кто же?
- Я шпион, - сказал он, поднял свой стакан и немедленно выпил.
Мара снова улыбнулась, но он не ответил ей тем же. Он подался вперед
и повернулся к Райнасону:
- Маннинг усиленно вентилирует вопрос о своем назначении на должность
губернатора, - сказал он. - Возможно, ты знаешь об этом.
Райнасон кивнул. Головная боль, которую он ожидал, уже началась.
- Знаешь ли ты о том, что он подкупает здесь людей, которые должны
поддержать его в том случае, если будет назначен кто-то другой? - Он
бросил быстрый взгляд на Мару. - Я кручусь целыми днями среди людей,
разговариваю, и многое слышу. Маннинг добьется-таки власти, так или иначе,
если его не остановить.
- Подкуп людей не представляет собой ничего нового, - сказал
Райнасон. - К тому же, разве есть кто-нибудь получше на этой планете?
Мальхомм покачал головой:
- Не знаю; иногда я просто разочаровываюсь в человеческой расе.
Маннинг по крайней мере имеет в себе хоть какие-то культурные зачатки - но
тем не менее, на самом деле он еще более порочен, чем кажется. Если он
получит здесь власть...
- Это будет не хуже, чем на любой другой планете такого типа, -
закончил за него Райнасон.
- За исключением, возможно, одного момента - хирлайцев. Я ничего не
имею против того, чтобы люди убивали друг друга... Это их собственное
дело. Но если только здесь не встанет у власти кто-либо получше Маннинга,
хирлайцам придет конец. Люди здесь уже начинают поговаривать... они их
боятся.
- Почему? Хирлайцы безвредны.
- Из-за их размеров, а также потому что мы ничего не знаем о них.
Потому что они обладают интеллектом, а необразованные люди как огня боятся
интеллекта, а когда интеллектом обладает инородец... - он покачал головой.
- Маннинг в такой ситуации ничего не станет делать.
- Что вы имеете в виду? - спросила Мара.
Мальхомм еще больше нахмурился, отчего темные складки на его лице
превратились в глубокие борозды.
- Он использует хирлайцев в качестве пугала. Говорит, что он
единственный на этой планете человек, который умеет обращаться с ними. О,
вы бы услышали, как он проходит мимо людей... Я завидую его способности
влиять на них словом. Кого-то похлопает по спине, кому-то бросит шутку -
другую, - большинство из этих шуток я говорил в прошлом году, и, смотришь,
он разговаривает с каждым как мужчина с мужчиной, совсем по-приятельски. -
Он снова покачал головой. - Маннинг установил настолько дружеские
отношения с этими отбросами общества, что они совершенно не выглядят как
отношения старшего с младшими.
Райнасон улыбнулся Мальхомму усталой улыбкой; ведь не смотря на
неотесанность этого человека, он не мог не нравиться ему. Так было каждый
раз, когда они случайно встречались на дюжине краевых миров. Мальхомм,
грязный и циничный, вращался среди обычных для далеких звездных систем
отбросов общества, проповедуя религию и сражаясь с корпорациями,
оппортунистами, псевдореволюционерами, которых никогда не интересовали
чьи-то интересы, кроме собственных. Он был знаменит тем, что мог кулаком
разбить чей-то череп, и для него никогда не существовало никаких угрызений
совести, если можно было что-то стащить или убить кого-то в гневе. И
вместе с тем, он обладал каким-то своеобразным чувством благородства.
- Тебе всегда необходима какая-то цель, не так ли, Ренэ?
Грузный гигант пожал плечами.
- Это делает жизнь интересной, а иногда даже доставляет удовольствие.
Но я не склонен переоценивать себя: я не отрицаю того, что являюсь таким
же подонком, как и все они. Единственное, что меня отличает от них, так
это то, что я четко осознаю это; я просто человек, и у меня не больше
прав, чем у кого-то другого, кроме тех, правда, которые мне удается
отвоевать. - Он поднял свои костистые руки и поднес их к своему лицу. - У
меня переломаны кости в обеих. Не знаю, приходилось ли когда-либо Будде
или Христу ударить человека. В религиозных книгах, которые имеются в
хранилищах, об этом ничего не сказано.
- Имеет ли какое-либо значение, если бы даже и было? - спросил
Райнасон.
- Никакого! Просто мне интересно. - Мальхомм встал, нацепив свой
плакат о покаянии на крюк своей огромной руки. Его лицо снова приняло
обычное дурашливое выражение, и он объявил: - Мои обязанности требуют
моего присутствия в другом месте. Но я оставляю вас с изречением из
Евангелия, которое является моей путеводной звездой. Оно гласит: "Не
противься злому". Так вот, не противьтесь злому, дети мои.
- Кто сказал это? - спросил Райнасон.
Мальхомм покачал головой:
- Будь я проклят, если знаю, - проворчал он и пошел к выходу.
Проводив его взглядом, Райнасон обернулся к Маре; она все еще
смотрела, как Мальхомм пробирается сквозь толпу к двери.
- Итак, сейчас ты получила возможность познакомиться с моим духовным
отцом, - сказал он.
Девушка бросила на него оживленный взгляд своих глубоких карих глаз:
- Мне хотелось бы попробовать на нем один из телепатеров. Интересно
знать, что он думает на самом деле.
- Он думает именно то, о чем говорит, - ответил Райнасон. - По
крайней мере, в тот момент, когда он говорит о чем-то, он в это верит.
Она улыбнулась.
- Пожалуй, это единственное возможное объяснение его характера. - Она
помолчала, ее лицо стало задумчивым. Затем отметила: - Он не допил свое
пойло.
- Ты уже включен в цепь, - сказала девушка. - Кивни или дай мне знать
чем-то другим, когда будешь готов. - Она склонилась над телепатером, еще
раз проверяя соединения и показания приборов. Райнасон и Хорнг сидели друг
против друга. Огромная темная туша аборигена молча уставилась на
землянина.
Он никогда не выглядит расстроенным, подумал о своем визави Райнасон,
внимательно разглядывая его. За исключением единственного случая, когда
они уперлись в каменную стену блока памяти о Теброне, Хорнг демонстрировал
полную уравновешенность - он всегда был спокоен, никогда не проявлял
никаких признаков раздражения; казалось, что он безо всякого интереса
относился ко всему происходящему с ним и вокруг него. Но, конечно, если бы
аборигены было совсем не заинтересованы в исследованиях землян, касающихся
их истории, они бы не стали сотрудничать с ними с такой готовностью.
Хирлайцы вовсе не были животными, которыми можно было командовать.
Возможно, декодировка их истории, приведение всей сохранившейся информации
в стройный порядок в какой-то степени представляла интерес для них самих;
во всяком случае, они сами никогда не пытались выстроить факты из своей
собственной истории в стройный логический ряд.
