непочтительность, о Господи, а послал мне "Пинту". Теперь я докажу Тебе, что
остаюсь и поныне Твоим верным слугой.
Он начал с того, что довел до исступления чуть ли не половину населения
Лас Пальмаса, заставив людей заниматься ремонтом "Пинты". На судне
трудились, казалось, все плотники, конопатчики, кузнецы, кожевенники и
парусных дел мастера, жившие в городе. Пинсон долго извинялся за долгое
отсутствие, но в его словах звучало что-то похожее на вызов. Он говорил, что
им пришлось дрейфовать почти две недели, и только благодаря его искусству
мореплавателя, "Пинту" удалось привести туда, куда он обещал. Колумб не до
конца поверил ему, но не подал виду. Как бы там ни было, Пинсон здесь, а с
ним и "Пинта" с мрачным от пережитого Кинтеро. Так что пока Колумб был
доволен.
Теперь, когда все мастера и ремесленники Лас Пальмаса работали на него,
ему наконец удалось заставить Хуана Ниньо, владельца "Ниньи", заменить
треугольные паруса на прямоугольные, которыми были оснащены другие
каравеллы, с тем чтобы все корабли могли одинаково маневрировать в море и с
Божьей милостью одновременно приплыть ко двору китайского богдыхана.
За одну неделю все три судна оказались подготовленными к плаванию
лучше, чем когда они покидали Палое, и на этот раз никаких неожиданных
поломок не произошло. Если даже среди экипажей и затаились какие-то недруги,
их, несомненно, отрезвило то, что и Колумб, и Пинсон были полны решимости
выйти в море любой ценой. К тому же, если бы экспедиция потерпела неудачу и
на этот раз, они застряли бы на Канарских островах почти без всякой надежды
на скорое возвращение в Палое.
А Господь так милостиво откликнулся на обращенные к нему дерзкие слова
Колумба, что, когда они, наконец, пристали к берегам Гомеры, чтобы пополнить
судовые припасы, над замком Сан-Себастьян развевался флаг правительницы
острова.
Все сомнения и страхи Колумба тотчас рассеялись. Беатриса де Бобадилья
по-прежнему высоко ценит его! Как только ей доложили о его прибытии, она тут
же отпустила всех придворных, которые еще неделю назад как будто снисходили
до общения с ним.
-- Кристобаль, друг мой, брат мой! -- воскликнула она. Колумб поцеловал
ей руку, и она повела его из дворца в сад, где они сели в тени дерева и он
принялся рассказывать ей обо всем, что произошло со времени их последней
встречи в Санта-Фе.
Она слушала с большим интересом, иногда задавала отнюдь не праздные
вопросы и смеялась, когда Колумб рассказывал, какие палки в колеса начал
ставить ему король почти сразу после подписания их договора.
-- Вместо того чтобы дать деньги на три каравеллы, король раскопал
какое-то преступление, совершенное горожанами Палоса в незапамятные времена,
-- наверняка контрабанду...
-- Их главный промысел в течение многих лет, насколько я знаю, --
подхватила Беатриса.
-- Ив наказание он потребовал от них уплатить сумму, равную стоимости
двух каравелл.
-- Удивляюсь, что он не заставил их оплатить все три, -- перебила
Беатриса. -- Ведь он -- известный скупердяй, дорогой старина Фердинанд.
Правда, он оплатил все расходы на войну и не разорился. К тому же, он только
что выслал из страны всех евреев, так что теперь ему, в случае чего, и
занять не у кого.
-- Ирония судьбы состоит в том, что семь лет назад герцог Сидонии был
готов купить мне в Палосе три каравеллы за счет собственной казны, но король
не дал на это разрешения.
-- Дорогой старина Энрике -- у него всегда было куда больше денег, чем
у короля, и он никак не может понять, почему при таком раскладе его власть
уступает королевской.
-- Как бы там ни было, вы можете представить себе, как они
обрадовались, когда я, наконец, оказался в Палосе. А затем, чтобы
окончательно меня унизить, король объявил, что приостановит судебные
разбирательства по уголовным и гражданским делам в отношении тех, кто
захочет присоединиться к моей экспедиции.
-- Не может быть!
-- Может. Вы представляете, каково было узнать об этом настоящим
морякам Палоса. Им вовсе не хотелось отправляться в столь далекое плавание в
компании преступников и несостоятельных должников. К тому же, их сограждане
могли бы заподозрить, что они тоже нуждаются в подобной милости короля.
-- Его величество, несомненно, полагал, что подобная мера сможет
побудить любого принять участие в вашей безумной затее.
-- Да, его "помощь" чуть не погубила все в самом начале.
-- Итак, сколько же преступников и разорившихся должников на ваших
судах?
-- Насколько мне известно, ни одного. Слава Богу, он послал нам Мартина
Пинсона.
-- Да, это человек-легенда.
-- Вы знаете его?
-- Рассказы и байки моряков доходят и до Канар. Мы ведь живем у моря.
-- Мой замысел увлек его, и как только жители Палоса узнали о том, что
он отправляется с нами, у нас тут же появились добровольцы. А его друзья
рискнули дать нам свои каравеллы.
-- Не бесплатно, разумеется.
-- Они надеются разбогатеть, по своим меркам, конечно.
-- Точно так же, как и вы -- по своим.
-- Нет, сеньора, я надеюсь стать богатым в вашем понимании этого слова.
Она рассмеялась и коснулась его руки.
-- Кристобаль, как я рада вновь увидеть вас. Как я рада, что Господь
избрал вас и благословил на борьбу с Океаном и двором испанского короля.
Она произнесла эти слова как бы невзначай, но они затрагивали весьма
деликатную тему. Лишь она одна знала, что он предпринял свое путешествие,
следуя повелению Бога. Священники в Саламанке считали его дураком. Но если
бы он хоть единым словом намекнул, что сам Господь говорил с ним, его тут же
заклеймили бы как еретика, а это означало бы не только крушение планов
достичь Индии. Вообще-то он не собирался говорить ей об этом: не собирался
говорить об этом никому. Он ничего не сказал даже своему брату Бартоломео,
даже своей жене Фелипе незадолго до ее смерти, и даже отцу Пересу в Ла
Рабида. Лишь неожиданно для самого себя, проведя час в обществе Беатрисы, он
поделился с ней своими сокровенными мыслями. Не всеми, конечно, а только
тем, что Бог сделал его своим избранником и повелел ему совершить это
путешествие.
Почему он поделился с ней? Возможно потому, что в глубине души знал: он
может доверить ей свою жизнь. Или, возможно, потому, что ее всепонимающий,
проницательный взгляд сказал ему, что убедить ее может только правда. Но
даже и тогда Колумб не поведал ей всего, иначе и она сочла бы его безумцем.
Но она отнюдь не считала его таковым, либо же она была явно
неравнодушна к таким безумцам. Это чувство проявлялось и сейчас, и даже
сильнее, чем он ожидал.
-- Останься со мной до утра, мой Кристобаль, -- сказала она.
-- О сеньора... -- неуверенно отозвался он, не понимая, правильно ли ее
понял.
-- В Кордобе ты жил с простой женщиной Беатрисой, и у нее от тебя
ребенок. Не станешь же ты утверждать, что живешь монахом.
-- Видимо, мне на роду так написано. Не могу устоять перед женщинами по
имени Беатриса. И ни одну из них даже при сильном желании нельзя назвать
простой или обычной.
Леди Беатриса рассмеялась:
-- Тебе удалось польстить сразу двум женщинам, -- старой любовнице и
той, которая готова стать твоей новой. Неудивительно, что тебе удалось
одолеть на своем трудном пути и священников, и ученых. Я даже думаю, что
королева Изабелла, как и я, влюбилась в твои рыжие волосы и огонь, пылающий
в глазах.
-- Боюсь, что теперь у меня больше седых волос, чем рыжих.
-- Что-то незаметно, -- ответила она.
-- Сеньора, -- сказал он, -- когда я прибыл на Гомеру, я лишь молился,
чтобы завоевать вашу дружбу, о большем я не смел и мечтать...
-- Похоже на начало длинной, изобилующей изящными оборотами речи, в
конце которой мое откровенное предложение будет отклонено...
-- О, сеньора Беатриса, не отклонено, а скорее отложено...
Она протянула руку, наклонилась, и коснулась его щеки.
-- Знаешь ли, Кристобаль, ведь красавцем тебя не назовешь.
-- Я тоже всегда так считал, -- ответил он.
-- И тем не менее от тебя нельзя оторвать глаз. А когда тебя нет рядом,
все равно продолжаешь думать о тебе. Я потеряла мужа, ты жену. Господу было
угодно избавить их от земных мук. Неужели нам следует мучить себя
неудовлетворенными желаниями?
-- Сеньора, а сплетни? Если бы я остался на ночь...
-- Ив этом все дело? Тогда уйдешь до наступления полуночи. Спустишься
вниз через парапет по шелковому канату.
-- Бог услышал мои молитвы, -- сказал он ей.
-- А что ему еще оставалось делать, раз ты выполняешь его повеление?
-- Я не осмелюсь согрешить и впасть в немилость у Него именно сейчас.
-- Да, мне следовало соблазнить тебя еще в Санта Фе.
-- И есть еще одно обстоятельство, сеньора. Когда я успешно завершу это
великое предприятие, я вернусь домой не простолюдином, приобщившимся к
дворянству лишь благодаря женитьбе на девушке не слишком знатного
происхождения с острова Мадейра. Я буду вице-королем. Я буду адмиралом
флота.
Он усмехнулся.
-- Как видите, я последовал вашему совету и заранее оговорил все
условия в подписанном королем документе.
-- Неужели вице-королем?! Боюсь, тогда вы и взглядом не удостоите
правительницу какого-то далекого острова.
-- О нет, сеньора. Я буду адмиралом и, оглядывая свои океанские
владения...
-- Подобно Посейдону, правителю всех берегов, омываемых водами
океана...
-- Я никогда не найду более дорогого для меня сокровища, чем остров
Гомера, и более чудесной жемчужины, чем прекрасная Беатриса.
-- Ты слишком много времени провел при королевском дворе. Твои
комплименты звучат заученно.
-- Разумеется, ведь я повторял их изо дня в день целую неделю, пока,
терзаясь, ждал вашего возвращения.
-- Ты хочешь сказать, что ждал возвращения "Пинты".
-- Вы обе опоздали. Однако ваше рулевое устройство оказалось в порядке.
Она покраснела, затем рассмеялась.
-- Вы упрекнули меня, что мои комплименты звучат слишком высокопарно, и
я подумал, что вы оцените комплимент в кабацком духе.
-- Ах вот как это называется? И что же, за такие любезности продажные
девки спят с клиентами бесплатно?
-- Не продажные девки, сеньора. Такие поэтические сравнения
предназначены не для тех, с кем можно переспать за деньги.
-- Поэтические?
-- Ты моя каравелла, с наполненными ветром парусами...
-- Осторожнее с морскими выражениями, друг мой.
-- ...С наполненными ветром парусами и ярко-алыми флагами, трепещущими
на ветру, подобно губам твоим, когда ты говоришь.
-- А у тебя неплохо получается. Или это было придумано заранее?
-- Нет, это экспромт. Твое дыхание как благословенный попутный ветер, о
котором молятся моряки, а при виде твоего руля у бедного моряка вздымается
мачта.
Она слегка ударила его по щеке, не желая, однако, причинить боль.
-- Выходит, я оказался непутевым поэтом.
-- Поцелуй меня, Кристобаль. Я верю в твою миссию, но если ты не
вернешься, я хотела бы, по крайней мере, чтобы твой поцелуй напоминал мне о
тебе.
Он поцеловал ее, потом еще раз. Но потом ушел, чтобы заняться
последними приготовлениями к отплытию. Сейчас ему надо выполнить волю
Господню, а когда это будет сделано, наступит время получать земные награды.
Хотя, в конце концов, кто осмелился бы отрицать, что она -- его награда,
ниспосланная небесами? Ведь это Бог сделал ее вдовой, и может быть, Он же,
вопреки всем земным законам, заставил ее полюбить сына генуэзского ткача.
