воды в Соленом море стал быстро подниматься, а вместе с ним и вода в каналах
племени Дерку. Это произошло за несколько часов до того, как океан всей
своей мощью прорвал перемычку, и стена воды высотой в десятки метров
покатилась по всей ширине бассейна Красного моря. Когда она достигла лодки
Наога, та уже была прочно законопачена, а внутри, помимо зерна и продуктов,
находились две его жены, их маленькие дети, и три раба, помогавшие ему при
строительстве лодки, со своими семьями. Огромные валы безжалостно швыряли
судно, и ковчег нередко полностью погружался в воду, но все-таки не потонул.
И в конце концов, их прибило к берегу недалеко от Джибела, на южной
оконечности Синайского полуострова.
Некоторое время они занимались земледелием в долине Элька, у подножья
гор Синая, и рассказывали всем приходящим о том, как Бог наслал потоп, чтобы
уничтожить народ Дерку, нарушивший Его заветы. И как уцелела только эта
горстка людей, потому что Бог показал Наогу, что Он собирается сделать.
Позже Наог стал бродячим пастухом и рассказывал свою историю повсюду, где
появлялся. Как и ожидал Кемаль, рассказ Наога, в котором сквозило
предостережение против строительства городов, сильно повлиял на людей.
Напуганные им, они старались не создавать поселений, которые могли
превратиться в города.
В рассказе Наога присутствовал также явный протест против человеческих
жертвоприношений, потому что его собственный отец был принесен в жертву
крокодильему богу, которому поклонялся народ Дерку, в то время как сын
совершал свое обрядовое путешествие. Наог был убежден, что главная причина,
по которой могущественный бог штормов и морей уничтожил народ Дерку, был их
обычай каждый год после сезона дождей приносить в жертву живых людей
огромному крокодилу, которого они чтили как своего бога. Связь между
человеческими жертвоприношениями и строительством городов имела, в известной
мере, отрицательные последствия. Когда много поколений спустя сознательные
вероотступники, презревшие мудрые пророчества Наога, возобновили
строительство городов, вместе с этим возродился и обычай приносить
человеческие жертвы. И все же, в конечном счете, Наог добился своего, потому
что сообщества, приносившие в жертву богам людей, почувствовали, что творят
нечто темное и опасное. И со временем этот обычай стали считать сначала
варварским, а затем отвратительным и жестоким во всех землях, где слышали об
истории Наога.
Кемаль нашел Атлантиду. Он налхел реальных Ноя, Утнапиштима и Зидсудру.
Сбылась мечта его детства. Он действительно сыграл роль Шлимана и сделал
величайшее открытие. Теперь для окончательного завершения своего труда ему
оставалось лишь проделать, как он считал, чисто канцелярскую работу.
Он оставил работу над проектом, но не ушел из Службы. Сначала он без
особого рвения занимался тем или иным делом, но в основном посвятил себя
семье. Но постепенно, по мере того как дети росли, его до сей поры
бессистемная деятельность приобретала некую форму и становилась все
интенсивнее. Он задумал еще более интересный проект: выяснение причин, по
которым вообще появляются цивилизации. По его мнению, возникновение всех
древних цивилизаций после Атлантиды зависело, в той или иной степени, именно
от нее. Сама идея образования городов была подхвачена египтянами и шумерами,
а также народами, населявшими долину Инда и даже китайцами, потому что
история о "золотом веке" Атлантиды распространилась очень широко.
Единственная цивилизация, возникшая из ничего, без всякого влияния
сказаний об Атлантиде, зародилась в Америке, куда не дошел рассказ о Наоге,
разве что в легендах, занесенных туда теми немногими мореплавателями,
которые отваживались пересечь океан. Перешеек между Америкой и Азией
погрузился в пучину вод за десять поколений до того, как был затоплен
бассейн Красного моря. Потребовалось десять тысячелетий после гибели
Атлантиды, чтобы там, в Америке, возникла цивилизация среди ольмеков на
болотистых землях южного побережья Мексиканского залива. В своем новом
проекте Кемаль поставил себе задачу изучить различия между ольмеками и
атлантами, а затем, выяснив, что у них было общего, ответить на вопросы: что
вообще представляли собой древние цивилизации; почему они возникли; какова
была их структура; как люди переходили от племенного уклада жизни к жизни в
городах.
Кемалю было тридцать с небольшим, когда он начал работать над своим
проектом. И ему было почти сорок, когда до него дошли рассказы о проекте
"Колумб", и он приехал к Тагири, чтобы сообщить ей все, что ему удалось
узнать в ходе своих исследований.
Джуба раздражала всех приезжих тем, что ее жители делали вид, будто
никогда ничего не слышали о Европе. Поезд Нильской железной дороги доставил
Кемаля на станцию, не менее современную, чем любая другая в мире. Однако,
когда он вышел из здания вокзала, то обнаружил, что находится в городе,
состоящем сплошь из тростниковых хижин и глинобитных заборов, с грунтовыми
дорогами, снующими повсюду голыми ребятишками и полуобнаженными взрослыми.
Если замысел заключался в том, чтобы приезжему показалось, будто он попал в
первобытную Африку далекого прошлого, то на какое-то мгновение он
срабатывал. Дома с их настежь распахнутыми дверями вряд ли могли быть
оборудованы системой кондиционирования, и если где-либо и скрывались
генераторные установки и солнечные батареи, то Кемаль их не заметил. Но он
знал, что где-то они наверняка есть, причем неподалеку, точно как же, как
системы очистки воды и антенны спутниковой связи. Он был уверен, что эти
голые ребятишки учатся в сверкающей чистотой современной школе и пользуются
самыми современными компьютерами. Он знал, что обнаженные до пояса молодые
женщины и молодые мужчины в набедренных повязках ходят куда-то по вечерам,
чтобы посмотреть последние видеофильмы, либо потанцевать или просто
послушать ту же самую музыку, которая сейчас в моде в Ресифе, Мадрасе и
Семаранге. Но, что самое главное, он знал, что где-то, возможно, под землей,
находится одна из главных установок Службы, где сейчас осуществляется
одновременно проект изучения истории рабства и проект "Колумб".
Тогда к чему вся эта игра? Зачем превращать свою жизнь в постоянно
действующий музей той эпохи, когда жизнь людей была ужасной, полной
жестокостей и короткой? Кемаль любил прошлое ничуть не меньше, чем любой из
его современников, но у него не было ни малейшего желания жить, как его
предки. Временами ему казалось не совсем нормальным, что жители Джубы
отвергают современную цивилизацию и растят своих детей как бы в обстановке
первобытного отсталого племени. Он попытался представить себя сыном турка в
те далекие времена, когда мужчины пили перебродившее кобылье молоко или еще
хуже -- кровь лошадей, жили в юртах и упражнялись во владении саблей, пока
не осваивали искусство, сидя в седле, срубать врагу голову одним ударом.
Неужели кому-то захотелось бы жить в те страшные времена? Изучать их -- да.
Помнить о великих деяниях предков. Но только не жить, как они. Двести лет
тому назад жители Джубы отказались от своих тростниковых хижин и быстренько
построили жилища европейского типа. Уж они-то знали, что делают. Люди,
которые вынуждены были жить в тростниковых хижинах, не испытывали ни
малейших сожалений, покидая их.
И все же, несмотря на весь этот маскарад, ему удалось заметить
некоторые уступки современности. Например, когда он стоял у выхода из
вокзала, к нему подкатил маленький грузовичок, за рулем которого сидела
молодая женщина.
-- Кемаль? -- спросила она. Он кивнул.
-- Меня зовут Дико, -- сказала она. -- Тагири моя мать. Бросайте свою
сумку в кузов и поехали.
Он закинул сумку в маленький кузов и уселся в кабину рядом с ней. На
его счастье, скорость этого грузовичка, рассчитанного на ближние поездки, не
превышала примерно тридцати километров в час, иначе его тут же выбросило бы
из кабины, потому что эта сумасшедшая ехала прямиком, не пытаясь даже
объехать многочисленные рытвины и ухабы.
-- Мать постоянно твердит, что нужно бы замостить эти дороги, --
сказала Дико, -- но всегда находится кто-то, заявляющий, что дети обожгут
себе ноги о раскаленные камни мостовой. И в результате эта идея каждый раз
остается нереализованной.
-- Они могли бы надевать башмаки, -- предложил Кемаль. Он старался как
можно понятнее и проще выражать свои мысли, но получалось не очень-то
хорошо. Тем более, что его челюсти лязгали каждый раз, когда машина
подпрыгивала на очередном ухабе.
-- Ну и видок у них был бы: совершенно голые, но в кедах, -- хихикнула
она.
Кемаль не стал говорить, что они и без того выглядят достаточно
забавно. Скажи он такое, его обвинили бы в пропаганде чуждой им культуры,
хотя он пропагандировал бы вовсе не свою культуру. Местные жители,
по-видимому, были вполне довольны своим образом жизни. Те, кому он был не по
душе, наверняка, перебрались в Хартум или Энтеббе, или Аддис-Абебу -- не
просто современные, а ультрасовременные города. Однако для сотрудников
Службы, исследователей прошлого, сохранение старинного уклада жизни имело
некий особый смысл.
У него даже мелькнула мысль, не пользуются ли они пучком травы вместо
туалетной бумаги.
Он с облегчением увидел, что тростниковая хижина, у которой остановился
грузовик, была лишь прикрытием для шахты лифта, уходящей в глубину
современного отеля. Невзирая на протесты Кемаля, Дико схватила его сумку и
повела в предназначенный ему номер. Подземный отель был вырублен в скале,
возвышавшейся на берегу Нила; в каждом номере были окна и веранда с видом на
реку. Были в них и кондиционеры, и водопровод, и компьютеры.
-- Ну как, подходит? -- спросила Дико.
-- А я-то надеялся жить в хижине из тростника и справлять нужду в
бурьяне, -- ответил Кемаль. На мгновение она как-будто растерялась.
-- Отец сказал, что вам надо дать возможность полностью испытать на
себе все особенности местного быта, но мать возразила, что это вряд ли
придется вам по вкусу.
-- Она была права. Я пошутил. Комната превосходная.
-- Вы проделали долгий путь, -- сказала Дико. -- Наши старцы с
нетерпением ждут встречи с вами, но готовы подождать до завтрашнего утра,
если так вам больше подходит.
-- Меня это вполне устраивает, -- ответил Кемаль. Они договорились о
времени встречи. Кемаль позвонил в бюро обслуживания и выяснил, что можно
заказать обычный европейский обед, а не пюре из личинок и коровьей лепешки с
острыми приправами или что-либо подобное, чем славится местная кухня.
На следующее утро он сидел в кресле-качалке в тени большого дерева, в
окружении десятка людей, лежавших или сидевших на корточках на циновках.
-- Я чувствую себя неловко, занимая единственное кресло, -- сказал он.
-- Я же говорил вам, что он предпочтет циновку, -- заметил Хасан.
-- Да нет, -- ответил Кемаль, -- я не хочу циновку. Я просто подумал,
что вам, возможно, будет удобнее...
-- Ничуть, мы привыкли, -- сказала Тагири. -- Когда мы работаем с
машинами, то сидим на стульях. Но это же не работа. Это радость. Великий
Кемаль захотел встретиться с нами. Мы никогда и не мечтали, что вас
заинтересует наш проект.
Кемаль терпеть не мог, когда его называли "великий Кемаль". Для него
великим Кемалем был Кемаль Ататюрк, который воссоздал турецкую нацию на
