своей жизни проведший в Центральной России, где, если и оставались еще
кое-какие аристократы, они не проявляли ни малейшего желания подходить к
военным аэродромам, на которых или возле которых проходила его жизнь.
Впрочем, если б они проявили такое странное желание, кто бы их подпустил
туда?
И вот он как человек, лучшие свои годы проведший в нашей славной
метрополии, и будучи человеком крайне флегматичным, с некоторым
консерватизмом реакции на жизненные впечатления, решил, что с влиянием
аристократии в стране давно покончено, и не придавал никакого значения
своему знакомству с князем. И тут дядя Сандро, как любимец самой жизни,
указал ему на его чересчур отвлеченное понимание законов истории.
Начальник автоинспекции оказался выходцем из деревни, где княжил до
революции один из дальних родственников нашего князя. Видно, хорошо княжил,
потому что и такого родства оказалось достаточно. Дело быстро уладили.
Пару слов о флегматичности Кемала, потому что потом я об этом могу
забыть. Конечно, он флегма, но слухи о его флегматичности сильно
преувеличены. Так, сестра моя, например, рассказывает, что, когда он звонит
по телефону, особенно по утрам, она по долгим мыкающим звукам узнает, что на
проводе Кемал. И она якобы говорит ему:
-- Кемальчик, соберись с мыслями, а я пока сварю себе кофе.
И она якобы успевает сварить и снять с огня кофе, пока он собирается с
мыслями, а иногда даже поджарить яичницу. Ну с яичницей, я думаю,
преувеличение. А турецкий кофе, конечно, можно приготовить, пока он
собирается с мыслями.
Он, конечно, флегма, но, если его как следует раскочегарить, он
становится неплохим рассказчиком. Мне смутно мерещится, что он заговорит в
этом нашем повествовании, но не скоро, а так, поближе к концу. Так что
наберемся терпения. Вообще, имея дело с Кемалом, прежде всего надо набраться
терпения.
...Ах, как я хорошо помню его первый послевоенный приезд в наш дом! Он
приехал тогда еще стройный, бравый офицер с толстенькой веселой
хохотушкой-женой и бледно-голубым грустным томиком стихов Есенина.
Я, конечно, уже знал стихи Есенина, но видеть их изданными, держать в
руках этот томик?! Книжка тогда воспринималась как бледная улыбка
выздоровления тяжелобольной России.
Помню, беспрерывный смех его жены-хохотушки и погромыхивание его
хохота, когда я, тогдашний девятиклассник, прочитал ему собственную
"Исповедь", которую я написал немедленно после чтения "Исповеди" Толстого,
не только потрясенный ею и даже не столько потрясенный ею, сколько
удивленный открывшейся мне уверенностью, что у меня не меньше оснований
исповедоваться.
Кемал устроился работать на одном из наших аэродромов, потом они что-то
там с хохотушкой-женой не поладили и разошлись. Жена его уехала в Москву, а
Кемал женился еще раз, уже окончательно. К этому времени стало ясно, что
насчет томика Есенина я ошибался. То, что казалось улыбкой выздоровления,
было не чем иным, как брезгливой добавкой тирана в нашу духовную баланду по
случаю великой победы над Германией.
После Двадцатого съезда, когда кинулись искать абхазскую интеллигенцию
и выяснилось, что она почти полностью уничтожена Берией, а национальную
культуру вроде надо бы двигать, Кемала срочно вытащили с аэродрома и
назначили редактором местного издательства, где он за несколько лет
дослужился до главного редактора Он был для этого достаточно начитан, имел
неплохой вкус и хорошо чувствовал абхазский язык.
У него было несколько столкновений с начальствующими писателями, и я
его предупредил, что это плохо кончится.
-- Ограничь свою задачу, -- сказал я ему, уже будучи газетным
волчонком, -- помощью молодым талантливым писателям. Не мешай начальствующим
бездарностям -- иначе они тебя сожрут.
Он посмотрел на меня своими темными воловьими глазищами, как на
безумца, который предлагает посадить за штурвал самолета необученного
человека только потому, что этот человек -- начальник И напрасно.
Примерно через год он написал обстоятельную рецензию на книгу одного
начальствующего писателя, доказывая, что книга бездарна. Тот поначалу не
очень удивился его рецензии, считая, что рукой рецензента двигает могучая
противоборствующая группировка В провинции, а может, и не только в
провинции, у власти всегда две противоборствующие группировки.
И лишь через год, установив, что Кемал с противоборствующей
группировкой даже не знаком, начальствующий писатель забился в падучей
гнева. Однако, оправившись, он взял себя в руки и стал систематически
напускать на него своих интриганов-холуев Благодаря могучему флегматичному
устройству характера Кемала он года два отбивался и отмахивался от этих
интриг, как медведь от пчел. А потом все же не выдержал и закосолапил в
сторону аэродрома, где, к этому времени растолстев и потеряв взлетную
скорость, устроился диспетчером.
И так как он до сих пор там работает, мы вернемся к нашему сюжету, то
есть к нашему походу в ресторан "Амра" (верхний ярус) после успешного
династического давления князя Эмухвари на не вполне марксистскую психику
начальника автоинспекции.
Может создаться впечатление, что Кемал повел всех угощать. Но это
совершенно ошибочное впечатление. Кемал так устроен, что тот, который делает
ему доброе дело, считает для себя дополнительным удовольствием еще и
угостить его.
Такова особенность его обаяния. В чем ее секрет? Я думаю, придется
возвратиться к Пизанской башне. В отличие от этой башни, которую мы
вспомнили действительно случайно, а теперь якобы случайно к ней
возвращаемся, сама фигура Кемала, мощная, низкорослая, вместе с его
спокойным, ровным голосом, раскатистым смехом, обнажающим два ряда крепких
зубов, производит впечатление исключительной устойчивости, прочности, хорошо
налаженной центровки.
Я думаю, существует болезнь века, которую еще не открыли психиатры и
которую я сейчас открыл и даю ей название -- комплекс Пизанской башни. Прошу
зафиксировать приоритет советской науки в этом вопросе.
Современный человек чувствует неустойчивость всего, что делается вокруг
него. У него такое ощущение, что все должно рухнуть и все почему-то
держится. Окружающая жизнь гнетет его двойным гнетом, то есть и тем, что все
должно рухнуть, и тем, что все все еще держится.
И вот человек с этим пизанским комплексом, встречаясь с Кемалом,
чувствует, что в этом мире, оказывается, еще есть явления и люди, прочные,
крепкие, надежные.
И человека временно отпускает гнет его ливанского комплекса, и он
отдыхает в тени Кемала и, естественно, старается продлить этот отдых.
Вот так мы шли в ресторан "Амра", когда у самого входа встретили тогда
еще неизвестного фотографа Хачика. Увидев князя, он раздраженно дощелкал
своих клиентов и бросился обнимать его с радостью грума, после долгой
разлуки встретившего своего любимого хозяина Хачик был так мал, словно
постарел, не выходя из подросткового возраста и тем самым как бы сохранив
право на резвость.
И конечно, он поднялся с нами в ресторан и уже никому не давал платить,
в том числе и Кемалу, если бы, конечно, ему пришло в голову пытаться
платить.
Во время застолья Хачик несколько раз подымал красноречивые тосты за
своего бывшего директора и говорил, что за сорок лет у него ни до этого, ни
после этого не было такого директора.
Князь Эмухвари снисходительно посмеивался. В своих дымчатых очках он
был похож на итальянского актера времен неореализма, играющего роль
голливудского актера, попавшего в итальянский городок, где его помнят и
любят по старым картинам.
Я пытался выяснить у него, чем ему так полюбился князь-директор, но
Хачик, с гневным удивлением взглянув на меня, махал рукой в сторону князя и
кричал:
-- Хрустальная душа! Простой! Простой! Правда, когда князь отошел, он,
видимо пытаясь отвязаться от моих расспросов, сказал:
-- За пять лет работы князь ни разу ни у одного фотографа деньги не
попросил! Что надо -- получал! Но сам не просил! Простой! А другие
директора, не успеешь вечером прийти в ателье, вот так трясут: деньги! А он
простой! Ни разу не попросил! Хрустальная душа!
Дядя Сандро так прокомментировал его слова:
-- Человек, который все имел, а потом все потерял, еще сорок лет
чувствует себя так, как будто он все имеет. А человек, который был нищим, а
потом разбогател, еще сорок лет чувствует себя так, как будто он нищий.
И дядя Сандро, конечно, прав. Простота есть безусловное следствие
сознания внутренней полноценности. Неудивительно, что это сознание чаще,
хотя и не всегда, свойственно людям аристократического происхождения.
Мещанин всегда не прост, и это следствие сознания внутренней
неполноценности. Если же он благодаря особой одаренности перерастает это
сознание, он прост и естествен, как Чехов.
Однако вернемся к нашим застольцам. Все началось с бутылки армянского
коньяка и кофе по-турецки, ну а потом, как водится, пошло За время застолья
Хачик раз десять фотографировал нас в разных ракурсах при одном непременном
условии, чтобы в центре фотографии оказывался князь. Иногда он к нам
присоединял кофе-вара Акопа-ага.
Этот высокий старик с коричневым лицом, как бы иссушенным кофейными
парами и долгими странствованиями по Ближнему Востоку, откуда он
репатриировался, время от времени присаживался к нашему столу и заводил речь
об армянах Его горячий армянский патриотизм был трогателен и комичен. По его
словам, получалось, что армяне ужасный народ, потому что ничего хорошего не
хотят делать для армян. Его горькие претензии к армянам обычно начинались с
Тиграна Второго и кончались Тиграном Петросяном, по легкомыслию, с его точки
зрения, прошляпившим шахматную корону. Этот вроде бы не очень грамотный
старик знает историю Армении, как биографию соседей по улице.
Сейчас он присел за наш столик, рассеянно прислушиваясь к беседе, чтобы
собраться с мыслями и вставиться в очередную паузу.
-- Теперь возьмем, -- начал Акоп-ага, дождавшись ее, -- футбольную
команду "Арарат". Теперешний тренер -- настоящий ггтферан (задолюб). С таким
тренером армяне никогда не будут чемпионами. Папазяна взял и поставил
хавбеком. Но Папазян когда был хавбеком? Папазян родился форвардом и умрет
форвардом А он его поставил хавбеком Почему? Потому что пришел на поле
растущий Маробян. Хорошо, да, растущего Маробяна поставь на место Папазяна,
но Папазяна зачем надо хавбеком? Папазяна переведи на правый край, он
одинаково бьет и с правой и с левой. А правый край поставь хавбеком или
скажи: "Иди домой, Ленинакан!" -- потому что пользы от него нету, где бы он
ни стоял. Вот это неужели сам не мог догадаться? Я ему написал, но разве
этот ггтферан меня послушает? Даже не ответил. Вот так армяне топят друг
друга.
Продолжая поварчивать на тренера, Акоп-ага собрал пустые чашки из-под
выпитого кофе, поставил их на поднос и ушел за стойку.
Во время застолья речь зашла о знаменитых братьях Эмухвари, деревенских
родственниках князя. Дело началось с кровной мести. Три брата Эмухвари,
отчаянные ребята, около семи лет, пока их всех не убили, держали в страхе
кенгурийскую милицию. Это было в конце двадцатых и начале тридцатых годов.
Позже, на политических процессах тридцать седьмого года, почему-то о них
вспомнили, и они посмертно проходили на этих процессах как английские
шпионы.
-- Но как они могли быть английскими шпионами, -- сказал дядя Сандро,
