Глядя на эту самозабвенную пару, один из чегемских фрейдистов вдруг
произнес:
-- Размахались мотыгами! Небось им кажется -- они вроде не на поле
Сандро, а друг с дружкой усердствуют!
-- В точку попал! -- хором согласились с ним несколько чегемцев,
стоявших рядом, и было видно, что у них сразу же отлегло на сердце, они
поняли, что им незачем убиваться на работе, незачем завидовать этой
видоизмененной любовной игре.
Кстати, вспоминая высказывания чегемцев в таком роде и сравнивая их с
цитатами из книг венского фокусника, которые мне попадались, я поражаюсь
обилию совпадений. Так как заподозрить чегемцев в том, что они читали
Зигмунда Фрейда, невозможно, я прихожу к неизбежному выводу, что он когда-то
под видом знатного иностранца проник в Чегем, записал там всякие байки и
издал под своим именем, нагло не упомянув первоисточник.
Я так думаю, что в течение множества лет, пользуясь безграмотностью
моих земляков, мир разбазаривал чегемские идеи, подобно тому, как древние
римляне беспощадно вырубали абхазский самшит. Теперь-то я подоспел и кое-что
добираю, но многое безвозвратно потеряно.
Возьмем, например, теорию прибавочной стоимости. В сущности говоря, это
чегемская идея. Нет, я не отрицаю, что Маркс ее открыл сам. Навряд ли он мог
побывать в Чегеме, даже если бы Энгельс, как всегда, бедняга, взял на себя
расходы на это путешествие.
Но ведь эту же теорию сам без всякой подсказки открыл безграмотный
чегемский крестьянин по имени Камуг, которого многие чегемцы принимали за
сумасшедшего, хотя и неопасного для жизни людей.
(Нам, как говорится, не то обидно, что этот безумный мир многих
гениальных людей принимает за сумасшедших. Некоторые из гениальных людей с
этим примирились, лишь бы их не трогали. Но нам то обидно, что этот безумный
мир, осуществляя свои безумные представления о справедливости и равновесии,
часто сумасшедших людей объявляет гениальными, при этом он подсчитывает,
сколько гениальных людей объявлено сумасшедшими, и именно столько же
сумасшедших людей объявляет гениальными. И многие гениальные люди, зная, что
по их количеству сумасшедшие люди будут объявляться гениальными, приходят в
ужас. Им жалко человечество, и они, скрывая свою гениальность, нередко
погибают от запоя. Но это очень большая тема, и не будем ее здесь касаться.)
Наш милый Чегемчик тоже не вполне избежал безумий этого мира. Да,
конечно, чегемцы гениального Камуга считали сумасшедшим, но зато к чести
чегемцев надо отнести то, что они за всю свою историю ни одного сумасшедшего
не объявили гениальным. В этом мои чегемцы молодцы.
Камуг имел такую привычку. Каждый раз перед тем, как идти на мельницу и
приступить к лущению кукурузных початков, он ломал надвое каждый початок и
половину сломанных початков, принеся на кукурузное поле, зарывал в землю.
Когда у него спрашивали, почему он так делает, он не ленился в течение всей
своей жизни объяснять людям смысл своего великого открытия.
-- Из одного зерна, -- говорил Камуг, -- в среднем можно получить один
хороший кукурузный початок. В одном початке в среднем двести кукурузных
зерен. Достаточно взять с початка сто зерен, чтобы покрыть расходы на еду
землепашца и его семьи, на семенной запас, на содержание плуга, мотыг,
серпов. Значит, кому принадлежат остальные сто зерен? Земле. Она работала на
твой урожай, она заработала половину его, и надо ей вернуть то, что
принадлежит ей.
И он неизменно возвращал земле половину сорванных початков. Жена его от
этого очень страдала и даже вопреки его воле одно время стала откапывать эти
сломанные початки, кое как очищать их и потихоньку скармливать курам. Камуг,
узнав об этом, пришел в неслыханную ярость, тем более что жена не
сознавалась, как долго она этим занимается, и он не знал, сколько он
задолжал земле.
Одним словом, он избил жену, что по абхазским обычаям считается очень
позорным, и выгнал ее из дому, что тоже не украшает абхазца, но считается
более терпимым. Можно сказать, что в поведении Камуга с женой стихийно, в
зачаточной форме проявилась идея диктатуры пролетариата, стоящего на страже
интересов трудящейся земли.
В следующий раз бедняге Камугу жениться было очень трудно. Как честный
человек, сватаясь, он объяснял родственникам своей будущей жены, почему и
как он будет распределять урожай кукурузы со своего поля, одновременно,
правда без всякой пользы, пытаясь заразить их своим примером.
-- Из одного зерна, -- начинал Камуг объяснять им свою теорию, и
родственники женщины, к которой он сватался, иногда начинали мрачнеть,
иногда трусливо поддакивать, а иногда немедленно прекращали переговоры в
зависимости от собственного темперамента и понимания степени опасности его
безумия.
Иногда Камуг сватался к вдовушкам или девицам, которых родственники уж
очень хотели сбыть с рук, и они, пытаясь как-нибудь смягчить, облагородить
его версию распределения урожая кукурузы, намекали ему, что понимают его
теорию как неизвестный, но, в сущности, добрый чегемский обычай приносить
жертву богу плодородия.
Но Камуг со всей прямотой (кстати, на определенном этапе свойственной
носителям этой идеи) отвергал такую версию и говорил, что он преследует
только одну цель -- справедливо возвратить земле то, что она заработала.
Наконец, ему удалось посвататься к многодетной вдовушке, отец которой,
видимо, в знак брезгливого неодобрения его теории, велел передать своему
будущему зятю:
-- Половину урожая с нее уже собрали, пусть попробует собрать вторую
половину.
Новая жена Камуга, освоившись в его доме, решила внести поправку в
теорию Камуга. Соображения ее, видимо не лишенные какой-то хитрости,
остались чегемцам непоняты.
-- Раз уж ты решил изводить половину урожая, -- сказала она мужу, --
зачем его закапывать в землю?.. Разбрасывай его просто так по полю...
Камуг, говорят, посмотрел на нее и выразительно постучал себя по лбу.
-- Да ты, я вижу, еще глупее, чем та жена, -- сказал он, -- та хоть
курам скармливала кукурузу, заработанную землей, а ты хочешь этим
сойкам-пустомелям ее скормить. Не выйдет!
Больше новая жена не вмешивалась в его теорию, но в нее стали
вмешиваться дикие кабаны, случайно дорывшись до заработанной землей
кукурузы. Жил он немного на отшибе, поблизости от леса. Кстати, там-то, на
отшибе, всегда и возникают великие идеи.
По ночам дикие кабаны все чаще и чаще стали посещать его усадьбу. Камуг
теперь каждый раз все глубже и глубже закапывал в землю заработанную землей
кукурузу. Но дикие кабаны своими погаными, длинными рылами все равно
докапывались до нее.
Камуг стал зарывать кукурузу в самых разных местах своей усадьбы, но
они все равно ее находили. Тогда Камуг стал по всему приусадебному участку
малыми порциями закапывать кукурузу, чтобы не все доставалось кабанам, чтобы
и земле кое-что перепадало. Но дикие кабаны, эти сухопутные акулы чегемских
лесов, в поисках кукурузы к весне перерыли своими рылами весь приусадебный
участок Камуга. (Кстати, слово "рыть" не от слова ли "рыло"? То есть то, что
роет. Как плодороден Чегем! Стоит прикоснуться к его делам, как попутно
делаешь небольшие открытия даже в русской филологии.)
Глядя на перерытый дикими кабанами приусадебный участок Камуга, чегемцы
по-своему оценили случившееся.
-- Да теперь ему и пахать не надо, -- говорили они, -- не такой уж он
сумасшедший, этот Камуг.
Камугу слышать такое было очень обидно, и он, решив доказать свое
полное бескорыстие, взялся за ружье. Он стал по ночам дежурить на своем
приусадебном участке и до следующей весны убил пятнадцать кабанов.
Как истинный абхазец, хоть и открыватель всемирной идеи, Камуг свинины
не ел. Оттащив за хвост убитого кабана к изгороди, он давал знать местным
абхазским эндурцам, и те приходили к нему и по смехотворно низкой цене
покупали его добычу.
-- Я беру деньги только за порох, пули и бденье, -- говорил Камуг.
-- Вот это чуднее всего, -- рассуждали чегемцы по этому поводу, --
какая бы чума на нашу голову ни свалилась, а эндурцам, глядишь, все на
пользу.
Измученный ночными бдениями, Камуг приспособил для передышки иногда
дежурить свою жену. Но тут восстали чегемские старейшины. Смириться с таким
нарушением абхазских обычаев они не могли.
-- Женщина по нашим законам оскверняет оружие, -- говорили они, -- а
оружие бесчестит женщину. Неужто он этого не знает?
Тем более год тому назад остроглазый охотник Тендел, побывавший в
городе, принес оттуда неслыханную весть.
-- Светопреставление! -- закричал он, вступая в Чегем, и рассказал об
увиденном.
Оказывается, он шел вечером по городу и заметил возле одного магазина
старуху с ружьем в руках да еще с глазными стеклами на носу, сторожившую
магазин. Старуха с ружьем в руках, охраняющая магазин, да еще в очках -- это
потрясло воображение чегемцев.
Многие чегемцы нарочно ездили в город посмотреть на эту удивительную
старуху. Они подолгу стояли поблизости от нее, жалея ее и удивляясь такому
варварскому обращению со старой женщиной.
-- Чтоб я оплакал тех мужчин, что выставили тебя на позорище, --
говорили одни по этому поводу.
-- Бедная, -- говорили другие, -- вместо того чтобы возиться с
внучатами, она с ружьем в руках и с глазными стеклами на носу сторожит
казенный магазин.
-- Что случилось с русскими, -- разводил руками кто-нибудь из чегемцев,
-- какая порча на них нашла, что они своих матерей выставляют сторожить
магазины?
-- Да они всегда такими были, -- находился какой-нибудь скептик.
-- Нет, -- качал головой кто-нибудь постарше, -- мы их помним совсем
другими. Кто-то под них подкапывается...
-- Уж не эндурцы ли?
-- Не, эндурцы, пока нас не изведут, за других не возьмутся...
Бедная старуха, бдительно следившая за этими непонятными ночными
делегациями чегемцев, однажды не выдержала и засвистела в свисток, призывая
милиционера.
-- Да у нее еще свистулька на шее! -- поразились чегемцы, нисколько не
обеспокоенные ее призывным свистом, а еще более потрясенные количеством
предметов, находящихся при старухе, несовместимых с обликом почтенной старой
женщины: ружье, глазные стекла, свистулька.
-- Теперь свисти не свисти, -- сказал один из чегемцев, -- просвистели
твою старость твои родственники с мужской стороны, чтоб я их оплакал.
Милиционер, явившийся на призывный свист, к своему несчастью, оказался
абхазцем, и ему, вместо того чтобы водворять порядок, пришлось обороняться и
от чегемцев и от сторожихи.
-- За что ее так?! -- подступились к нему чегемцы. -- Она что --
сирота?!
Пытаясь объяснить причину, по которой старуху выставили сторожить
магазин, милиционер сказал, что дело не в ее сиротстве, а в том, что новый
закон теперь признал в городах равенство мужчин и женщин. Такое смехотворное
равенство чегемцы никак не могли признать и удивлялись милиционеру, почему
он, будучи облеченным властью и при оружии, признает такое глупое равенство.
С другой стороны, сторожиха пыталась узнать о причине любопытства
чегемцев и требовала от милиционера решительных мер.
-- Они грабить не будут, -- успокаивал ее он, -- они просто никогда не
видели сторожих, немножко дикие горцы.
Когда один из чегемцев, чуть-чуть понимавший по-русски, перевел
остальным слова милиционера, чегемцы не только не обиделись, но увидели всю
эту картину в новом истинном свете ее безумного комизма.
Неудержимо хохоча и вспоминая отдельные детали этой встречи -- особенно
