- По-моему, ты в последнее время одевался исключительно по
собственному желанию. Можно подумать, я тебя раньше плохо
одевала! - начался небольшой семейный скандал.
- Ну все, дорогая, успокойся, я все сделаю как ты хочешь, -
ответил я, решив, тем не менее, что поступлю по-своему.
Мы стали подниматься на третий этаж. Наверное, со стороны мы
выглядели как привидения - голоногие люди в синих халатах в
пустом музее. Хорошо, что по лестнице шла ковровая дорожка, я то
ногам было бы очень холодно на мраморном полу.
Я захотел найти ей платье с большим вырезом. Весь третий
этаж был заставлен стеклянными шкафами с европейской одеждой
десятого-девятнадцатого веков. Пройдя по залу, я быстро
определил, что максимальный вырез был в моде, как это ни странно,
среди аристократок в канун Великой Французской Революции, что,
несомненно, ускорило победу лозунга "Свобода, Равенство,
Братство". Бедные аристократки сами вырыли себе могилу, привлекая
к себе пристальное внимание простого народа. Но потом простой
народ довел идею аристократии до конца. Чего стоит одна известная
картина Делакруа с прелестной боевой парижанкой со своими
орудиями наперевес, зовущая обалделую публику еще дальше! И
помните, помните, там рядом с ней есть такой радостный мальчик с
пистолетиком в руках? Да, к сожалению, таких девушек даже теперь,
через двести лет после Революции, не встретишь на улицах Парижа.
Что-то опять так захотелось в Париж!
Итак, я остановился на эпохе рококо. Табличка на
соответствующем стеклянном шкафу гласила, что "в одежде рококо,
сильно обнажающей тело, уделяется большое внимание нижнему белью,
которое теперь является настоящим произведением искусства,
шелковое, украшенное золотом и серебром, богатыми вышивками и
кружевной отделкой. Декольте позволяло видеть рубашку с кружевной
оторочкой. Нижняя юбка стала не только дополнением и укреплением
верхней юбки, теперь она играет важную роль и при ходьбе, т.к.
может быть видна. Лиф открывается до глубокого выреза и опять
вытягивается вниз ниже талии в виде треугольника"...
После слов о треугольнике ниже талии все мои сомнения
совершенно развеялись. Я смело открыл этот стеклянный шкаф и
принялся раздевать безголовую манекенщицу. Моя герцогиня в синем
халате маячила где-то в районе средних веков. Но там-то еще
никаких вырезов не было, а уж про треугольники знали только
любители Пифагора.
- Иди сюда скорее! - закричал я, расстегивая последнюю
нижнюю юбку с лентами по бокам. Трусов эпохи рококо дальше
почему-то не было. Как там обычно пишут - "Экспонат на
реставрации". Ладно, так пока походит.
Герцогиня приблизилась к моему стеклянному шкафу и принялась
разглядывать все детали своего будущего туалета.
- Ты что, спятил? Я это никогда не одену, - тихо сказала
она.
- Снимай свой противный халат, - скомандовал я тоном, не
признающим возражений.
Она осталась совершенно обнаженной, как и безголовая
манекенщица. В ночи их тела были такого же цвета, что и халаты
служительниц галереи. Как жалко, что мне надо сейчас ее одевать,
а не воспользоваться тут же, среди темного зала, этой гладкой
теплой синевой. Но во мне вдруг проснулся модельер, я забыл о
других желаниях, и только когда я одевал на нее нижнюю юбку, я не
удержался, и погладил этот злосчастный треугольник ее волос внизу
живота, она тут же оттолкнула меня:
- Не отвлекайся, к тому же у тебя такие холодные руки.
Далее следовали разнообразные сложные детали ее туалета, мы
промучились с ней, наверное, целый час, пока дело дошло до
специальных дополнений - веера, сумочки помпадур для
мелочей, перчаток, муфты и лент, которыми надо было украсить одежду сверху
донизу. И вот она стоит предо мною во французском вечернем
парчовом платье зеленого цвета с кружевами, украшающими глубокое
декольте и рукава. Жаль, у моей герцогини маленькая грудь, но
специальный корсет сделал свое дело.
- Можешь вдохнуть? - спросил я ее.
- Ты все-таки садист, я же хотела кушать, а теперь это
практически невозможно.
- Давай я немного ослаблю шнуровку.
- Тогда грудь может выпасть.
- Ничего, никуда она не денется. Не наклоняйся слишком
сильно и не прыгай высоко, и все будет хорошо.
Себе я присмотрел костюм контрабасиста - черные лакированные
туфли, белая сорочка, бархатный черный жилет, черные брюки, фрак
и бабочка. Этот костюм как, наверное, самый скромный, висел в
дальнем углу зала. Хорошо, что размер оказался подходящими. А то
где бы мы искали сейчас портного?
- Вечер в самом разгаре, и еда еще не кончилась, скорее на
корабль! - и она застучала каблучками по лестнице. Я заспешил за
ней в свой последний торжественный ужин.
17. Торжественный ужин
Еще несколько шагов по набережной Москвы-реки, и мы
оказались у трапа с лакированными поручнями. У трапа нас
поджидало знакомое лицо - Архип, кладбищенский сторож, он же
кучер, он же товарищ майор, а сейчас - вахтенный матрос в
парадной одежде.
- Прошу на борт, ваше высочество, - и он снял перед моей
герцогиней фуражку. - Салат сегодня с лососем. Маски обязательны.
Кавалеры сопровождают дам и сдают оружие.
Оружия, а также визитки у меня не было, Архип не стал
спрашивать у моей дамы, кто я такой, видя, что она опирается на
мою руку. Да и кем я мог представиться? - Личным шофером?
Музейным электриком? Грузчиком? Скорее, человеком свободных
профессий - это более расплывчато и верно, ведь профессии у меня
нет теперь никакой.
На палубе стоял стол с масками разных цветов. Герцогиня
выбрала себе зеленую, сегодня она будет вся в ирландском цвете. Я
взял себе черную. И зачем этот дурацкий маскарад?
Мы двинулись по узкому коридору мимо закрытых кают. Время -
три часа ночи. Шум праздника приближался. Интересно, осталась ли
еще еда? Мы прошли до конца коридора и поднялись по крутой
лестнице. Видимо, Герцогиня уже все тут знает. Медные перила
испачканы чем-то липким. В небольшом фойе с диванами, обитыми
кожей, горел красный цвет. На ближайшем к лестнице диване лежал
человек в белоснежном кителе, глаза его были закрыты, руки
неестественно свешивались вниз, на груди расплывалось большое
кровавое пятно, весь левый рукав тоже промок, кровь текла по
ковру и дальше вниз по перилам.
- Ничего, он потом очнется, - сказала моя подруга, - этот
тип всегда со всеми ссорится и скандалит, и его обычно убивают к
этому часу. Тело выносят на диван. Но ты не обращай внимания.
- А я и не обращаю внимания, давно привык, знаете ли, к виду
крови. Это как грязь на улице, что же тут интересного? Сейчас это
даже модно - убить кого-нибудь или зарезать.
Из фойе мы прошли еще сквозь две двери и оказались,
наконец, в большом зале. Вечер был в самом разгаре. Искрились
бокалы и драгоценности, играл оркестр, сзади него стоял хор,
гости располагались за столиками, уставленными всякими явствами.
Слезы брызнули из моих глаз при виде этого богатства и
великолепия. Просто не верилось, что два месяца уличной жизни
остались позади, и что за стенами этого заведения плещут холодные
волны Москвы-реки. На нас, слава Богу, никто не обращал внимания.
- Столик заказан? - спросил нас официант на чистейшем
русском языке.
- Да, кажется, вон тот мой любимый, у окошка, - Герцогиня
проследовала направо, придерживая широкую юбку, чтобы не задеть
соседние столики. Честно говоря, я нигде еще не видел такой
роскоши и красоты, ну, разве что на картинах из королевской жизни
или в кинофильмах про мушкетеров.
Мы сели в большие мягкие кресла, официант зажег две свечи на
нашем столе, было немного дымно, но очень душевно, и я подумал,
что последний раз я был в ресторане очень давно, даже не помню,
когда. Нет, постойте, вспомнил! Да ведь с той же подземной
принцессой, только на Ваганьковском кладбище... Как все удачно
получается! И вокруг опять, наверное, одни покойники, только
рангом по-выше и по-богаче, сюда явно не пускали всех покойников
подряд, а только тех, кто прилично одет, кто заказал себе заранее
по телефону столик или ходит сюда регулярно. Наверняка, с
Новодевичьего монастыря, или из самой Кремлевской стены.
- Ну что, начнем, пожалуй, - я открыл меню в кожаном
переплете.
- Что мне здесь нравится, так это то, что кормят тут как у
меня в старом доме, на Сретенке, - сказала моя баронесса.
- Тогда ты начинаешь, как всегда, с оливье, затем шейка,
карбонат, маслины, что еще?
- Еще я хочу красного вина.
Через несколько минут официант уже нес нам поднос, и наш
запоздалый ужин начался. Я попросил также своего любимого
бородинского хлеба, а пронцесса взяла два кусочка белого.
Представьте себе, что вы вдруг попали в такой ресторан после
нескольких лет, скажем, тюрьмы. Я чувствовал, как тают во рту
неземные явства, слезы текли из моих глаз, наверное, сильнее, чем
слюни, хотя мы ели салаты из лосося с рисом, красную рыбу, икру с
хлебом-с масом, соленые огурчики, помидорчики, маринованный перец
и чеснок, салат из тертой свеклы с чесноком и майонезом, морковь с
клюквой в сахаре и сметане, лобио, чернослив с орехами в сметане,
ну, конечно, еще буженину, сервелат с зеленой травкой, потом
грибочки, и т.д., и т.п. И это была пока только легкая закуска!
Я думал о том, что всегда в жизни хорошего и плохого бывает
поровну, вот вчера я был еще бомжом, а сейчас ем исландскую
селедочку, и запиваю все изысканными винами, а потом мне будет
опять плохо, а потом - опять хорошо.
Хор и оркестр были сегодня в ударе. Играли будто специально
по моему заказу любимые романсы и песни: "Гори, гори, моя
звезда", "Утро туманное", "Глядя на луч пурпурного заката",
"Живет моя отрада", "Я вас любил, любовь еще быть может", "Разве
можно выразить словами", "Любовные дивные грезы", потом, конечно,
"Ваше благородие", "Виноградную косточку", "На фоне Пушкина", "К
чему нам быть на ты, к чему", "Я спросил у ясеня", "Со мною вот
что происходит", "По улице моей который год", "Ах сударыня,
скажите, почему же", "Нынче ветрено и волны с перехлестом",
"Желтою лампой сияет луна", и т.п.
Вскоре, к сожалению, мы наелись, и стали обращать внимание
на окружающих. Честно вам скажу, зрелище пьяных и сытых богачей
мне не доставило совершенно никакого удовольствия. Я, наверное,
был тут самым худым из всех. С богачами сидят, конечно, их
прекрасные дамы, но их как-то становится жалко. Ведь они ничего,
кроме как внешне, из себя не представляют. Вряд ли здесь есть
учителя, врачи, труженницы села, ткачихи, телефонистки или
водительницы трамваев. Скорее всего, все они упорные домохозяйки,
если не сказать хуже. Про свою герцогиню я, естественно, не
говорю. У нее - особое задание, и это всем должно быть понятно.
Тем более, сейчас она моя жена. В этом я теперь уже не
сомневался. Ведь я-то знаю, что она ест, а чего она не ест, да
еще в гостях. Да и трусики выдали ее с головой.
За едой мы почти не разговаривали, я только перечитывал
меню, как раньше, дома, когда мы изучали телевизионную программу
и обсуждали разные фильмы и кто в них играет. У Вас есть, кстати,
кинословарь, где все про всех написано? А то всегда думаешь, где
она еще играет, и что он еще снял.
- Тебе вкусно? - спросила моя Герцогиня.
- А что будет на второе?
- На горячее будет мясо того толстяка, которого мы видели в
коридоре.
- Зачем же ты портишь мне аппетит? - обиделся я, испугался,
