бовник - книжное). Хоть так. Ласки: разнообразные как в Кама Сутре? Фел-
лацио? - Не знаешь, что такое? Смеясь: как тут бедного Мольера не вспом-
нить про прозу! Феллацио это - то-то и то-то. Известное и классическое!
69? С артистиком? Это гармоничная поза, но и партнеры (извините опять не
знаю перевода!) должны быть гармоничные. Содомические отношения мне не
нравятся: не знаю почему. В этом есть какой-то грех, о котором еще пре-
дупреждали праотцы в Писании. Пар экзампль: не ложитесь с мужчиной как с
женщиной. Голубчик же считает, что это апофеоз любви. Нет, мон шер, об-
щего языка нам не найти. Вот - шип любви! Но кто не любит роз! Разве что
те, кто живет всю жизнь среди полевых цветов.
Конечно, для гармонии кто-то должен себя отдавать, а кто-то должен
страстно брать. В совершенном виде, идеально-греческом. Но бывают слу-
чаи: когда брать не хочется всего, или же отдаваться полностью нет жела-
ния. Но и в частичном можно достичь гармонии: известно эмпирически. (так
я рассуждал, пока текли часы службы). Для иллюстрации такие сцены: Са-
шенька с нежным незакаленным телом, юноша в душе (несмотря на возраст -
20!) шепчет пар экзампль: я тебя хочу! Наивный! Где это видано, чтобы
офицер мог отдаваться!
Что подумала про себя Ирина Львовна, когда зашла в комнату, где мы
спали с голубчиком?
( ( (
М. не позволяет писать мало. Кратко. Завет учителя: надо писать мно-
го. Равви, равви! но: магистер диксит.
( ( (
Люблю я Витгенштейна, странною любовью!
( ( (
Мое любимое занятие - чтение словарей (не календарей!)
В словаре Ларусс прочел такое о Чехове (постараюсь перевести: сжа-
тость и краткость его письма объясняются туберкулезом, который сжигает
его и требует быстрее высказываться о том, что есть сказать и, с другой
стороны, его эстетическими воззрениями; в жизни, где нет четко выражен-
ных тем, где все смешано, глубокое и посредственное, трагическое и смеш-
ное , писатель должен стремиться к сути.
В таком роде. О Сократе, например, пишут:
от природы некрасивый, он должен был естественно любить красоту и
добро.
( ( (
Два дня без него. К ночи ужасная тревога. Днем спасаюсь в работе.
Толмачу французам, которые приехали чинить лазерную трубку прибора, тес-
тирующего на Эйдс (Сида - фр.).
20 июля: ничего день. Погода странная, а так нормально.
Потом ездил к голубчику и спал с ним.
Получил письмо от Ирины Львовны, там же - два стихотворения. И финн
сочиняется. В воздухе. И головах. Это должно быть эссе. О странностях
любви.
Вечером в моем любимом углу читаю словарь.
( ( (
Работа с французами закончилась. Водил их в квартиру Достоевского
пыльные стулья смотреть и детскую книжку, где звери рычат, мяукают и
блеют. Они в восторге. Ложная скромность не удержала меня напомнить о
том, что некогда и я родился рядом: вон в той стороне, на соседней ули-
це. Потом трогательно прощались в баре отеля Ленинград , пили холодное
пиво и желали друг другу удач. Прост!
В тот же день: ездили с голубчиком на залив. Шли пешком от Солнечно-
го к Сестрорецку. На даче спорили. У него несносный характер, а у меня
терпения нет и мудрости не хватает. Но долго обижаться я на него не мо-
гу.
( ( (
на другой день: в условленный час он не пришел. Я ждал у крепости:
он не пришел. Свободный я поехал к себе.
(написано в субботу вечером по-франц., перед сном)
Воскресенье утром в Пушкине (быв. Царское Село). Слушал мессу под
звуки органа забывал многое несовершенное и досадное. Ждал на перроне
мой вагон, чтобы поехать в Вырицу.
Сашенька вечером поздно позвонил (я уже собирался отключить теле-
фон): объяснялся и говорил о недоразумении. Мне было странно спокойно.
Да именно: все равно. С самим собой редкий консенсус. Пытался разжало-
бить меня. Я внимал рассеянным ухом, думая о покое, который был обретен
так чудесно.
Еду в вагоне и вспоминаю обо всем пережитом. Хорошо, что никуда из
вагона стремиться не надо. А какая тоху-бовоху случилась до этих дней:
невообразимо. Рой бесов дергал за все шнуры: я дергался и самому было
противно.
Теперь во мне спокойствие и счастье.
Когда мы возвращались на электричке с дачи он, очевидно чтобы доса-
дить мне, рассказывал о своем прежнем любовнике. Описывал как атлетичес-
кого и доброго. Майн Гот, думалось, зачем все это восторженно придумыва-
ет? Ночью было холодно, даже его горячая спина не согревала. Ночь без
любви. Два далеких тела в кровати на веранде. Я спрашивал себя: сможет
ли жить без меня? Таким глупым вопросом истязал. Может быть он и привя-
зался ко мне. Но дальше что? Пожалуй лучше расстаться, но как?
( ( (
Уже он надоел мне порядком. В воскресенье отдыхаю от него. За все
благодарю как известно. Все остывает и я могу уже спекулятивно рассуж-
дать. Мне кажется, что я вновь рождаюсь. Или нет: нахожу себя вновь, уз-
наю очертания своих берегов, своей суши и островов. Сомнение приходит на
помощь, а не торчит философическим осколком (от камня), не ранит. За ра-
дость мыслить можно ли благодарить? Да и не мыслить тоже ничего, хоть
так: за окно смотреть и водить головой что-то все-таки улавливая и пони-
мая. Хоть чуть-чуть. Я как будто очнулся после обморока. Не знаю еще что
без любви, тоска. Но это потом. А пока: вагон и счастье. Патати е пата-
та.
(записано в вагоне по-фран).
В этом есть очевидно авантюризм, если не называть это свободой (не-
которые спутают это с вольностью или дерзостью). Не умея писать ни на
каком языке, т.е. то по-франц. то по-русски, то какие-то слова на немец-
ком вдруг всплывают... Сам же оставаясь неизвестно кто: полу-финн, по-
лу-русский. Как тут не стремиться к совершенству, не любить красоту и
доброту (о словарь!) хотя бы буквы! Вот и река показалась, мост проеха-
ли, пора выходить. Ступаю на перрон как на землю. Как тот Поэт Бодлера,
которому тяжело ходить с народом. А мне каково?
Ему крылья мешают ходить. А у меня нет крыльев?
( ( (
Записано на пне в живописном месте, где река, дачи, сосны
(по франц.)
В словаре прочел: роман умер с Достоевским. Все. Точка. Родился с
Донкишотом и умер совсем, европейский!
Вот утешение и благая весть!
Финита иль романо! Не надо больше настраивать и громоздить. До обеда
на веранде думало новом жанре, который допотопно на глине еще существо-
вал, до букв даже, устно ет сетера.
Ничего не стал придумывать: все в словаре объяснено.
Слава Богу.
Главное, предположительно, не жанр, ни новый ни старый, никакой. Это
- все остальное, т.е. литература!
О том, что главное додумать не успел: гранд дама ждала к обеду. Надо
было вставать с пня, подниматься в гору тропинкой между соснами.
Мелькнула лишь догадка о главном, которое длится восемь секунд, недости-
жимо, недосягаемо ет сетера. Обо всем Достоевский проговорился. Мне же:
напоминать, повторять.
( ( (
О технике письма. Мне кажется все дело в скорости. Кроме других из-
вестных обстоятельств: они - данность. Многих же писателей губит именно
это неумение (незнание или невозможность использовать) эту формулу (мас-
са: скорость чему то равно).
А масса, состоящая из общих мест (суждений, картинок) если не сжима-
ется до определенной плотности в определенный момент движения остается
мертвым подобием текста, на которые ет сетера.
На веранде: время высокой дружбы.
( ( (
Еду в вагоне обратно. Желание: не доставать тетради и не писать. Мо-
мент, когда решается высокое. Когда: ни лжи, ни правды. Лишь: радость в
предчувствии воли. Которая расковывается.
(извините за пыльный язык)
( ( (
Вечером раздается звонок. Мне, уставшему после высокой борьбы и от-
дохнувшему у реки и на веранде, слышать этот голос: ... Во мне: спо-
койствие и счастье. Зачем нарушать и смущать? Он - тонкий и чувствует,
что я далеко, а его слова рассыпаются пылью не успев коснуться сердца
(он рассчитывает только на слух сердца). Он растерян: что со мной случи-
лось?
Когда умрет мой роман? Роман - мой сад. Вне - соловьи не поют и не
цветут розы.
Без него, без семьи. Пустыня и свет.
(записано по-франц.)
Понедельник. На пляже у крепости загораем и смотрим на воду. Едем к
нему, там любим друг друга. Пока лежим и молчим, взглядом нахожу знако-
мые предметы, они объясняют это пространство, делают его доступным, по-
нятным.
( ( (
Между желанием не писать: т.е. не нарушать тишины, не довольство-
ваться смотрением или слушанием... и необходимостью: для опоры, чтобы не
поскользнуться, не сорваться создать некоторое количество текста из
букв: на этой площадке можно уже сделать остановку и созерцать, смотря
вниз - бездну или вверх - бездонную же пустоту.
( ( (
На берегу озера: нас двое. Кто еще нужен? Когда есть весь мир. Возв-
ратились с прогулки (знакомый маршрут: вдоль берега любуясь водой, камы-
шами и птицами. Все это в закатный час) Чтобы избежать смерти, наверное,
т.е. завершенного - совершенного, после чего жизнь теряет всякий смысл
(но этого мы не понимаем и слава Богу!) мы спорим, злимся, упорно не же-
лая уступать. На веранде он читает мне вслух: я сижу у маленького стола,
голову подперев рукой и смотрю как читает: в плавках одних полулежит на
кровати, напоминая Иду Рубинштейн (картина Серова).
Белая ночь все длится. Из-за простуды не могу заснуть, ворочаюсь и
мешаю ему спать. Потом среди ночи встаю и через калитку выхожу на берег
озера: поражает красота лунного пейзажа. Озеро, огни вдали по берегам,
сосны. Женщина в ночи: уверенная, что никто не может быть в этот час
здесь же с ней рядом: снимает трусы и моется в сонной воде. Прекрасная
картина при свете луны. Скузи (итал.)
С ним не холодно: греет его тело. Как бы поудобнее лечь: нахожу
удобное положение и засыпаю. Утром звонит будильник. Наши соседи - моло-
дая пара (они очаровательны, он и она - студенты) уже уехали в город.
Бежим на электричку. В вагоне можно немного подремать. Вот и финбан.
Спускаемся в подвальчик позавтракать: кофе и пирожки. Там же толпятся
академические: курсанты и офицеры. Остальные люди. (записано на службе
по-французски)
Записано в тот же день по-французски.
Пишу об этом, а думаю о другом.
Выхожу во двор службы: смотрю на белые цветы флоксы и вспоминаю, что
совсем недавно встретил здесь покойного хореографа Чечина. Зачем умер?
Наверное, устал. Старухи на службе говорили: какой молодой умер!
( ( (
Пойду брать освобожденье на трое суток по болезни.
За время освобождения: пусть краткого, надо передумать о некоторых
вещах. Вот мои амбиции.
Ранде-ву у метро.
Пишу в постели, выпив водки (от простуды). У финбана, в служебной
постели отдыхаю. Офицерская жизнь течет, как пишут, своим чередом. Орга-
низм сопротивляется болезни. А я устал и не борюсь. Пусть болезнь защи-
щает от людей. Устав бороться засыпаю. Вот послеполуденный отдых борца.
Наверное, это насморк от цветов. Или от букв. Просыпаюсь и слышу мяу-
канье кошки во дворе. Утром: привычная вокзальная картина за окном.
( ( (
27 июля. Дома: добился все-таки освобождения! Расслабляюсь, выбро-
шенный из тисков скучных кабинетов. Ты этого хотел?
Думаю о любви и читаю словарь.
Рембо (Артюр), франц. поэт. Р. является показательным двойником в
жизни и отказе от поэзии.
Изображаю больного. Собирать в букет пороки, растить и лелеять? Лю-
бить праздность (мать их!).
Пот от безделья выступает: ложь! как будто мыслить и страдать это
пустое.
О Паунде: Каммингс назвал его Эйнштейном современной поэзии. (как
легко и легкомысленно сравнивать).
О Прусте: Прустовский эротизм сегодня достояние масс (Рене Жирар).
Пруст. роман - тупик жанра, который родился с Донкихотом. Поступаю
