Ее силуэт изгибается в сладкой истоме и, словно надломившись,
опускается вниз, неразличимым. Видна только грудь.
Чья-то рука возникает из ничего, описывает в воздухе параболу, ладонь
ложиться на невидимый живот, становится различим палец, двигающийся
взад-вперед там, где скрыт призрак пола. Этот фаллический призрак все
убыстряет ритм танца, наконец, а женское тело выгибается, опирается о землю
только пятками и затылком, превращается в натянутую струну. Внезапно палец
исчезает, Приап успокаивается, силуэт бледнеет, экран погружается в
темноту...
Но вот он вспыхивает снова, становится виден новый профиль с
остроторчащей грудью, длинными стройными ногами, голову украшает воздушная прическа, высокая, как корона. С
левой стороны возникает еще одна фигура; танцуя под аккомпанемент глухо
звучащих колокольчиков, она приближается к первой, и призрак мужественности
выдается вперед решительно и строго, как на этрусских фресках.
Эти два образа соединяются. Легко, как пушинку, поднимает мужская тень
женскую. Выгнув спину, крепко стоя на неподвижных ногах, мужчина с силой
проникает в балерину, а та заключает его в крепкие объятия.
Все это ясно видно под искусственным лунным светом. И снова ночь
покрывает слившиеся силуэты своим покровом.
Кажется, что наступает рассвет и в этих искусственных утренних
сумерках вновь виден женский силуэт, неясно только, тот ли, что был прежде,
или другой; легче отличить друг от друга летающих райских птиц. Женщина
садится, подогнув под себя одну ногу и вытянув другую.
Мужчина, а может быть фавн, приближается к ней, опускается на колени.
Женский силуэт кладет ногу на его плечо и делает движение навстречу
жаждущему рту. Тень мужской голову зарывается в тени женских бедер, и
женщина откидывается назад, подставив грудь небесам. И свет вновь медленно
меркнет...
На переднем плане четвертой картины - сидящий мужчина. Тень женщины -
нет, музы! - возникает перед ним из мрака. Ее прическа подобна облаку, и
походка ее воздушна; танцуя, она приближается к нему, склоняется все ниже.
Фаллос героя медленно вырастает ей навстречу и, наконец, сливается с этим
туманным неразличимым ликом. Но потом снова появляется и снова исчезает,
окунаясь вглубь торжественно, священнодействуя, твоя какой-то ритуальный
обряд. Женщина исчезает.
Полубог остается один.
Но вскоре из черного сумрака проступает еще одна фигура. Мужчина
простирает к ней руки, привлекает ее к себе, поднимает - и с силой вонзает
в нее свой член. Мягкие женские округлости сливаются с лепной мускулатурой
любовника. Руки обвивают его шею, губы прижимаются к губам. И тело женщины
изгибается с океанической гибкостью, вытягивается в воображаемом потолку,
опускается и снова парит в воздухе. И при каждом движении фаллос появляется
и снова погружается в глубокую тень.
Зрители неистовствуют: каждый нерв напряжен, каждая жилка, неукротимая
сила пульсирует в их потаенных членах. Но представление продолжается.
Женщина подпрыгивает, взмахивая руками в воздухе, волосы распущены и
касаются земли, мужчину сотрясают судороги. Кажется, животворный сок так и
хлещет из него.
В следующей сцене зрители видят покоящуюся на высоком ложе женщину. Ее
плечи и лицо совершенно исчезают под густой волной волос.
Широко раскинув ноги, она словно ждет кого-то. И он появляется. При
его появлении женщина поворачивается спиной, выгнув поясницу, становится на
колени. Исполнитель мужской роли вонзается в нее сзади так глубоко, что
дальнейшее движение становится, по-видимому, невозможным. Поэтому он
внезапно застывает. И женщина каменеет.
Сразу же от левой кулисы отделяется другая женская фигура.
Плавными шагами подходит она к замершей паре. Выступающий наружу бугор
Венеры прикасается к женскому изваянию: женщина сразу же оживает, поднимает
голову, становится виден ее профиль, жадными губами она впивается в
приманку.
Это оживляет и мужчину. С внезапным напором он начинает терзать бедра
пленницы, и та, разорвав привычную тишину театра теней долгими дикими
криками, исчезает в ночи. Какое-то время экран пуст. Потом на нем
появляется двое стоящих друг против друга мужчин. Они сближаются так тесно,
что два их ясно различимых, торчащих вперед члена сливаются в один
огромный, толщиной в руку, фаллос. За спиной каждого нечто вроде стола или
алтаря. Слева и справа возникают два женских существа, напоминающий
барельефы на нубийских вазах. Груди выступают над плоскими животами. Обе
фигуры медленно приближаются к центральной группе. Но правая
останавливается на полпути, а левая опускается между двумя мужчинами на
землю и образует с ними одно целое. Нужно быть особенно внимательным или
обладать ярким воображением, чтобы увидеть, как она берет в рот этот
двойной фаллос. Потом она поднимается и вытягивается на одном из столов.
Голова ее на уровне мужских бедер, и мужчины немного придвигаются к ней
так, что могут губами прикоснуться к женскому телу.
Другая женщина в точности повторяет весь обряд и устраивается на
втором столе, образуя с первой полную симметрию. Теперь обе средние фигуры
прерывают свой несколько гомосексуальный tet-a-tet, делают полуобороты и
приближаются к алтарям: губы женщина раскрываются им навстречу, и каждая из
лежащих завладевает фаллосом своего любовника.
Потом показываются еще два женских силуэта, несущие между своими
пышными грудями мужские символы. Грациозными обольстительными движениями
снимают они с шеи искусственные члены и прививают их к жаждущим телам.
Потом опускаются на колени между бедер этих новых гермафродитов и приникают
губами к тем нежным росткам, которые они только что постарались
облагородить.
Справа и слева появляются еще двое мужчин и приближаются к
коленопреклоненным женщинам. А те в тот же миг отворачиваются от
искусственных членов, которые они только что всадили своим возлюбленным, и
стремятся отведать вновьприбывших. Их сноровка привлекает внимание двух
других мужчин, от которых они оторвались, и те снова поворачиваются и
подступают к этим женщинам сзади, приподняв из за бедра: по движениям
мужчин видно, что они проникли достаточно глубоко.
Двое стоящих мужчин, чьи фаллосы были во рту превратившихся в
андрогинов женщин, были разделены небольшим расстоянием, и оно требовало
заполнения. Показалось еще две мужские персоны. Они встретились в центре
экрана, задвигались, закружились в пустом пространстве и, наконец, приняли
точно такую же позицию, которую сначала занимала первая мужская пара. Все
четверо касались друг друга ягодицами.
Вслед за этим с обеих сторон экрана на сцену выпрыгнули две новые
женщины, потом еще две. Первые расположились вдоль алтарных столов и
принялись целовать груди лежавших там, ласкать следы, оставленные
искусственными фаллосами. Две другие, присев на корточки возле приникших к
фаллосам женщин, потянулись к низу их животов - ведь их любовники избрали
другой путь. Свободной рукой каждая женщина ласкала грудь партнерши.
Таким образом на сцене образовалось шесть групп: в каждой группе один
мужчина и две женщины. Мужчина, обняв одну из них за талию, укладывал ее на
спину так, что ее голова упиралась в пятки другого представителя сильного
пола, того самого, кого в это время содомировала поклонница искусственного
фаллоса. Другую ученицу располагали так, чтобы ее удобно было вылизывать
той, что лежала на спине. А руки "верхней" женщины должны были быть
достаточно длинны, чтобы дотянуться до мужских плеч и суметь потрогать член
третьего из четверки, вонзившегося в зад ее подруги.
Эти действия разворачиваются в обеих сторонах диптихона. Мужчины,
приведенные четырьмя последними исполнительницами, занимают окончательное
место на телах своих возлюбленных; но если раньше работали только губы и
языки, то теперь соитие совершалось по всем правилам. И в то же время
каждый из них ласкает грудь той, которую лижет ее подруга и соединяет на ее
бутоне мужской и женский языки.
Все их движения в постоянной гармонии: с жестами женщин, в которых они
вонзаются, с теми, кого они ласкают языком и руками, в то время как их так
же ласкают другие мужчины и женщины. Вся прелесть картины именно в этой
координации межчеловеческих отношений.
А тем временем свет мало-помалу меркнет, отдельные силуэты едва
различимы. Сгущающаяся тень стирает изображения с экрана, заполняет
последние пустоты между фигурами и все-таки не заканчивает игры.
Тонкой игры черных и серых тонов, которые движутся, вздрагивают,
пробуждая в тех, кто наблюдает за ними, какие-то могучие желания.
Она бежит к берегу и почти возле самой террасы падает на песок.
Преследователи догоняют ее, и она уже ощущает тяжелое тело одного из
них возле себя, его губы ищут и находят ее губы. Она чувствует, как
твердый, подобно окружающим бухту скалам, член раздвигает ее бедра. Ей
понятно это нетерпение, и она распахивается навстречу ему, покорно
отдаваясь мощи его натиска. Он счастлив, она радуется тому, что ее
победитель так настойчив, что он не интересуется, казалось бы, ее
желаниями, и без всякой подготовки, без предварительной игры попросту
пронзает ее. Другие словно ждут своей очереди.
Но вдруг после первого неистового штурма он успокаивается, и в его
движениях проступает что-то утонченное: он ласкает ее умело и нежно.
И вдруг он выходит из нее, поворачивается на спину и привлекает ее на
себя. Она понимает его намерение и в то самое мгновение, когда руки второго
начинают раздвигать ее ягодицы, и этот юноша неодержимо проникает в нее с
другой стороны, в то время как первый по-прежнему остается в ней. И,
несмотря на секундную боль, она, чувствуя на своих губах соль моря и жаркое
дыхание мужчины, спрашивает себя: можно ли быть счастливее? Ах, как
прекрасны эти двойные удары! Как ощущают ее живот и поясница вес этих двух
мужчин. Кажется, вот-вот они порвут тонкую перегородку и встретятся там,
внутри, подобно двум счастливым друзьям!
Но это еще не все: остается еще один вход, еще одна гавань этого
безудержного ненасытного тела. Она поднимает голову, и третий мужчина
проникает в ее широко раскрытые губы.
Ну вот! Все трое - туда, глубже, сильнее! Она празднует мистерию страсти,
смеется, поет, ликует. Ах, как хороши три ее героя! Нет, не трое, это один
ее любовник, один с тремя орудиями наслаждения, с тремя головами, с тремя
парами рук, ласкающих ее тело.
И вот все четверо одновременно содрогаются в судорогах оргазма и
замирают. Эммануэль выскальзывает из их объятий и одним прыжком достигает
террасы. Отслоняет бамбуковую занавеску и входит в комнату, где спит
Анна-Мария.
Эммануэль опускается на колени, разводит руками ноги своей
возлюбленной. Она прижимает свои губы к вздрогнувшим губам ее влагалища и
вливает туда весь жизнетворный сок, которым наполнен ее рот.
Эрнест Х. - Из чрева
ГЛАВА 1. Каллебрюкке, 5-го, 12. 00.
Старый сарай с щелястой крышей, обвисшими лохмотьями коры. Над крышей
нависли хилые кроны. В пятистах метрах - гуд Вольво, по превосходному
асфальту, шлейфы газа и дыма, пыль, грязная бумага из окон Турбо-Твайна,
гигантского пассажирского чулка автобусных заводов Кевпахена, бутылки
пепси, суета, жизнь.
А тут тишина и нет ничего, кроме запустения, сладковатого духа прелого
сена и теленка, что когда-то был здесь. Из сена торчат две пары голых пяток
- одни загрубевшие, твердые, мужские, а вторые, розовенькие, как сдобные,
нежная кожа. Кристин и Вольф здесь уже с самого утра, Матиас-булочник уже
развез утреннюю выручку, а они сделали почти все, и теперь просто лежат,
касаясь лениво друг-друга теплыми губами. В углу, уперев держатели в сено
стоит красая Хонда, мотоцикл Вольфа. Тишина... Но Вольфу мало уже
чувствовать голую грудь Кристи, влажную, ведь только-что он сидел на ней, а
девушка тонкими пальчиками трудилась над его членом и он, откинувшись
