И я, посмеявшись, хорошо заснул. И утром встал в хорошем настроении.
Так что иной раз и неудача оборачивается удачей.
Теперь, дорогие друзья, зачитайте последний рассказ, который содержит
в себе все удивительное и все сразу - деньги, любовь, коварство, неудачу
и большое событие, - причем все эти предметы взяты в своем удивительном
преломлении. - И это не так-то часто бывает. Вот этот рассказ.
ПОСЛЕДНИЙ РАССКАЗ
Еще в первые годы революции произошел у нас в доме такой необыкновен-
ный случай.
Дом громадный. Пять этажей. Но, несмотря на это, од весь шел на керо-
синовом освещении. Такой, можно сказать, подарок от царского режима ос-
тался революции.
Другие рядом дома шли на полной электрической нагрузке, а наш был вот
какой. И это всех раздражало.
И вот тогда жильцы начали хлопотать, чтоб им чтонибудь было по части
света. Чтоб наконец у них кончилось это неудачное житье в полном мраке и
темноте.
И им сказали - это можно.
И при этом наибольше всех хлопотала наша квартирная хозяйка, или, как
теперь говорят, ответственная съемщица, Елисавета Игнатьевна Хлопушкина.
И даром что эта дама только что соскочила со старого режима и была в
свое время замужем за одним убитым штабс-капитаном, тем не менее она
проявила себя как общественница и любительница электрического освещения,
предпочитая на нем греть воду, чем на примусе.
В общем, она зарекомендовала себя с лучшей стороны, и за это ей честь
и хвала.
И вот, стало быть, благодаря ее хлопотам вскоре в доме вспыхнул свет,
и все воспрянули духом.
Но вскоре наша хозяйка Хлопушкина, пожив дня три со светом, становит-
ся неестественно мрачной и неразговорчивой.
Мы ее спрашиваем, что такое.
Она говорит:
- Видите, я недовольна освещением. Свет глаза режет и вызывает слепо-
ту. А главное, говорит, он у меня в комнате осветил такое барахло, что я
прямо смущаюсь к себе заходить. Муж мой, бывший штабс-капитан, скончался
на войне десять лет назад, да еще до этого факта лет пятнадцать - двад-
цать я ремонта у себя не делала.
И мне этого было не нужно, поскольку комнатка у меня полутемная и ни-
чего такого не видать. А теперь взгляните, что там есть при полном све-
те.
Но мы туда не стали заходить, поскольку приблизительно нарисовали се-
бе картину, что там могло быть.
Тем более один из нас меланхолично говорит:
- Бывало, действительно, выйдешь утром на работу, вечером явишься,
чай попьешь - и спать. И ничего такого лишнего при керосине у себя не
видал. А теперича я зайду к себе, освещу, и мне тоже, как ей, неинтерес-
но становится.
Вот мы и зашли к нему. Зажгли свет. Видим, действительно, нечто неве-
роятное. Тут туфля, тут штаны рваные валяются. Тут обойки оторваны и
клочком торчат. Видим - клоп рысью бежит, от света спасается. На столе
лежит тряпка, неизвестно какая. Пол жуткий. Тут плевок, тут окурок, тут
блоха резвится.
Стоит канапе. И мы сколько раз на этом его канапе сидели, думали -
ничего. А теперь видим - это совершенно страшное канапе. Все торчит, все
висит, все изнутри лезет.
Тогда мы, все жильцы, собрались в коридоре и сказали: "Кажется, приш-
ло время ремонт производить". И после жарких споров и дискуссий мы соб-
рали деньги и решили подчиститься, чтоб у нас не было расхождения со
светом.
И вот вскоре мы произвели ремонт. Подчистили. Подправили. И тогда
квартирка стала прямо ничего себе.
Чистенько, красиво, весело, и клопов уж очень мало. Они только у дво-
их жильцов и остались. А что касается блох, то на них почему-то электри-
чество не действует и они продолжают свою кипучую деятельность.
А что касается общего настроения, то все как переродились. После ра-
боты приходят, моются, убирают комнаты, чистятся и так далее. И даже
больше - многие стали более вежливо себя держать. А один даже начал
учиться французскому языку. И, наверно, у него что-нибудь получится. А
некоторые, поскольку стало светло, пристрастились к чтению и к игре в
шашки. И вообще при свете началась другая жизнь, полная интересов и вни-
мания друг к другу. Вот что произошло после включения в общую сеть.
И даже ответственная съемщица, Елисавета Игнатьевна Хлопушкина, нео-
жиданно, представьте себе, вышла замуж за техника Анатолия Скоробогато-
ва, который в нее влюбился. И она его безумно полюбила. И многие припи-
сали этот роман действию электрического света, поскольку при свете Хло-
пушкина оказалась еще ничего себе, несмотря на ее пятьдесят два года. А
другие приписали это тому, что свет окончательно выяснил размеры ее ком-
наты, благодаря чему Скоробогатов рискнул жениться в ожидании чего-ни-
будь лучшего. И тем самым он возможно, что проявил со своей стороны воз-
мутительное коварство.
Но, так или иначе, она сейчас замужем и очень счастлива. И просила
всем кланяться и благодарить за изобретение электричества и вообще за
электрификацию.
В общем, все громадные перемены в квартире и даже, пожалуй, отчасти
этот брак были удивительными событиями, которые мы и записываем золотыми
чернилами, только они немного расплываются, поскольку бумага не так еще
хороша. Но, как говорится, терпение и труд все перетрут.
И на этом рассказе мы заканчиваем наши развлекательные новеллы. И
вместе с этим заканчиваем наше приложение к пятому отделу.
Итак, друзья, Голубая книга в основном окончена. Прочтите тут еще не-
большое послесловьице ко всему нашему труду.
Это послесловие, как в конторской книге, подведет итог всему, о чем
мы с вами беседовали в пяти частях нашего сочинения.
ПОСЛЕСЛОВИЕ КО ВСЕЙ КНИГЕ
Итак, Голубая книга окончена.
И вместе с тем заканчивается наша музыкальная симфония. Громко гремит
медь. И бьют барабаны. И контрабас гудит веселое приветствие.
И мы очень рады и довольны, что на этот раз заканчиваем наше сочине-
ние с чувством сердечной радости, с большой надеждой и с пожеланием все-
го хорошего.
И основную тему нашей радости можно определить в нескольких словах.
И, чтобы критики не сбились в этом сложном деле, мы им по дружбе хотим
слегка подсказать.
Нас трогает стремление к чистоте, к справедливости и к общему благу.
Нас приятно удивляет, что люди, которые все равно умрут, стремятся к
этому. И нас радует здравый смысл, к чему рано или поздно приходят люди,
отсеяв весь сор и шелуху.
И вот пример из жизни литераторов.
В золотом фонде мировой литературы не бывает плохих вещей. Стало
быть, при всем арапстве, которое иной раз бывает то там, то тут, - есть
абсолютная справедливость. И эта идея в свое время торжествует. И, зна-
чит, ничего не страшно и ничего не безнадежно.
Вот почему медные трубы нашего сочинения звучат на этот раз непривыч-
но громко. Но нашего смеха тем не менее эти трубы почти не заглушают.
Французский писатель Вольтер своим смехом погасил в свое время кост-
ры, на которых сжигали людей. А мы по мере своих слабых и ничтожных сил
берем более скромную задачу. И своим смехом хотим зажечь хотя бы не-
большой, вроде лучины, фонарь, при свете которого некоторым людям стало
бы заметно, что для них хорошо, что плохо, а что посредственно.
И если это так и будет, то в общем спектакле жизни мы сосчитаем нашу
скромную роль лаборанта и осветителя исполненной.
Теперь почти все сказано, и нам осталось любезно попрощаться с чита-
телем, чтобы вполне закончить наше сочинение.
Ах да, долг вежливости требует попрощаться с буржуазным философом, с
которым мы в свое время в детстве воспитывались.
И поэтому вы, надеюсь, поймете наши чувства я не посетуете на не-
большую задержку в окончании.
ПРОЩАНИЕ С ФИЛОСОФОМ
Философ был принят нами вместе с двумя какими-то министрами без порт-
феля, заехавшими просто так представиться и узнать, как и чего бывает.
Беседа протекала за чашкой чая.
И министры остались до того довольны любезной беседой, что от восхи-
щения еле могли дойти до своих автомобилей. И в книге почетных посетите-
лей они елейным тоном написали, что ничего подобного они не испытывали в
своей жизни. И что это превзошло все их ожидания. И что они были бы ра-
ды, если б это продолжалось всю жизнь.
Беседа продолжалась два часа, из которых полтора часа ушло на обмен
этих любезностей. Но в передней гости задержались.
- Последнее время, - сказал философ, - я что-то опять стал увлекаться
социализмом. Вы знаете, это действительно может получиться неплохо. Не
знаю, как у вас, но на другие страны я очень надеюсь. Они возьмут от нас
несколько светлых идей. Плюс ваши идейки. И может получиться очень,
очень мило.
- Что же от вас они возьмут? Простите.
- Ну, там пустяки. Об чем говорить. Ну, там собственность, что ли.
Капитал. Ну, небольшой. А? Пожалуйста. Все равно вам без этого не обой-
тись... Все равно вы незаметно приплывете к нашим берегам. Так что не
будем о деньгах спорить. А кроме того... Ну, домик там... Клочок
собственной землишки. Дачка.
- Если вы для себя, а не для эксплуатации, то можете и дачку иметь.
- То есть что значит для себя? Нет, господа, всетаки это все, прости-
те, вздор. Наше дело более гармонично. Богатство, капитал дает человеку
по крайней мере уверенность. Он дает независимость. А тут где независи-
мость я буду искать? Тут вы меня суете в лапы к людям. У них искать не-
зависимость? Да, может, мне попадется какое-нибудь свирепое начальство,
так ведь оно меня в бараний рог согнет, если что-нибудь не по нем. И я
пикнуть не посмею. Без денег я буду более беззащитен, чем где-либо.
- Сударь, вы говорите о буржуазном строе? У нас есть общественность,
прессами новый уклад жизни, которые не позволят вас сгибать, если вы
правы. А потом - ваш строй весьма ведь немногим дает независимость. Еди-
ницам.
- Ну и что же... Ну хорошо, он дает немногим, богатым, удачникам. Ос-
тальные стремятся к этому, надеются. Это - борьба.
- Но их надежды почти всегда разбиты. А мы хотим жизнь сделать такой,
чтобы надежды оправдывались. У нас сейчас, сэр, революция, но тем не ме-
нее у нас человек, желающий работать, уверен, что он работу найдет. Вот
вам надежды, которые уже оправдываются. И это дает огромную уверенность,
чего нет у вас.
- Ну, предположим, - сказал философ. - Но вот, скажем, мне пятьдесят
три года. А в эти годы, господа, я должен быть богат. Ну, не богат, ну,
иметь что-то. Иначе я, как бы сказать, не участвую в жизни. То есть
участвую, но меня уже обходят. Меня уже принимают с поправкой на мое
состояние. А у меня, господа, отнюдь не меньше желаний. Господа минист-
ры, поддержите.
Министры говорят:
- Да уж ясно уж. Что ж уж об этом говорить. Чточто, а уж желаний-то
сколько угодно-с!
Я говорю:
- Видите, сэр, с возрастом человек повышает свою квалификацию, он
становится умней, острей в своем деле или в искусстве, и он, конечно,
должен получать больше комфорта и лучшие условия. Это не вопрос. А если
он настолько стареет, что теряет квалификацию, то государство берет, его
на свое иждивение. И каждый имеет разное. Сейчас это, может быть, мало и
не всегда достаточно. Но мы хотим сделать жизнь такой, чтобы и старость
была здоровая и веселая. И мы об этом думаем. И это разрабатываем. И мы
хотим, чтоб стариков принимали с поправкой на их внутренние качества, а
не с поправкой на богатство, которое может быть краденым.
В таком случае я предпочел бы стареть в Европе, - холодно сказал фи-
лософ, видимо оценивая свои душевные качества. - Как вы, господа минист-
ры?
- Да уж ясно уж. Что об этом толковать. Желанийто еще ого-го...
- Вообще, - сказал философ, - я за социализм, но только не при мне.
После меня хоть потоп. А я человек старой культуры, и позвольте мне уж,
господа, прожить в моем старом культурном Риме.
- Пожалуйста, - говорю, - живите.
Тут мы все встали, и началось среди нас любезное прощание, протекав-
