Мало того, что очень многое начинало восприниматься как знакомое и
почти родное при воспоминании о старых кинокартинах, фотографиях,
открытках, когда-то прочитанных книгах, но еще чаще Андрей испытывал
пронзительно-грустное чувство узнавания эпизодов собственного детства,
мелких и мельчайших деталей, казалось бы, давно и прочно забытых.
В начале пятидесятых годов, оказывается, сохранялось еще очень многое
из реалий нынешней жизни, особенно в маленьких провинциальных городах, где
Андрею приходилось бывать в гостях у родственников отца.
И, бродя по улицам Севастополя, он вдруг ярко и отчетливо вспоминал -
то пыльный, мощенный булыжником переулок и запах дыма от летних печек во
дворах, на которых тогда, по причине отсутствия газа и дороговизны
керосина для примусов, готовили обеды, то надраенную бронзовую табличку
"Для писемъ и га-зетъ" над прорезью в двери, то особой формы латунную
дверную ручку или деревянные ставни с кованой железной полосой и болтом
для запирания на ночь... Да и просто старые, кривые, пожухлые от летней
жары акации, которые с шестидесятых годов вдруг перестали высаживать на
городских улицах, непонятно почему. Милые такие, трогательные детали, но
за день бесцельного хождения по улицам их набиралось множество, и
Севастополь в отдельных своих частях постепенно становился таким же
близким, как запечатленные в памяти уголки Геленджика, Пятигорска или
Сухуми... Так отчего-то нравившиеся ему в детстве именно своей
"старинностью", будто он догадывался о будущем возвращении в безвозвратно
потерянный для всех остальных мир.
Гораздо большим потрясением оказалось знакомство с населяющими город
людьми.
Новикова поразила невероятная концентрация в не таком уж большом
городе умных, интеллигентных, несмотря на тяготы гражданской войны, -
независимых и гордых лиц. Только здесь он окончательно убедился, насколько
изменился за послереволюционные годы фенотип народа, к которому он сам
принадлежал. Ведь даже в Москве в семидесятые и восьмидесятые годы он,
живший в окружении людей со сплошь высшим образованием и занимавшихся
исключительно интеллектуальной деятельностью, редко-редко встречал
подобное. А если и да, то как раз среди чудом уцелевших и доживших, вроде
старого, как Мафусаил, преподавателя латыни...
Он даже сказал сопровождавшей его в прогулках Ирине, что Крым
является сейчас неким "Суперизраилем", в смысле пропорции образованных и
талантливых людей на душу населения.
- Создать здесь соответствующие бытовые и экономические условия, так
Югороссия процветет исключительно за счет интеллектуального потенциала не
хуже, чем Венеция эпохи дожей или Тайвань... Вон, посмотри, - он кивнул в
сторону группки молодых людей в студенческих фуражках, о чем-то оживленно
спорящих под навесом летнего кафе. - Из них половина наверняка будущие
Сикорские или Зворыкины...
Неизвестно, из чего Новиков сделал вывод именно о таком направлении
дарований этих юношей, но лица у них действительно были хорошие, открытые
и умные, а главное, даже на исходе гражданской войны они оставались именно
студентами, а не командирами карательных отрядов, сотрудниками губернских
ЧК или секретарями уездных комитетов РКСМ. Следовательно, имели иммунитет
к охватившей Россию заразе.
И таких людей попадалось им достаточно много. То есть - освобождать и
строить новую Россию было с кем. Оставалась главная трудность. Для решения
ее Новикову предстояло вновь напрячь все свои способности психолога, а кое
в чем припомнить и навыки товарища Сталина, с которым они не так давно
пытались переиграть Великую Отечественную войну.
И снова они, пять мужчин и четыре женщины (из которых две являлись в
какой-то мере инопланетянками), оказались вброшены волей неведомых сил и с
неизвестной целью в Реальность, пока еще ничем не отличающуюся от тысяча
девятьсот двадцатого года по Рождеству Христову. На самом ли деле это так
или снова их окружает вымышленная кем-то действительность, еще предстояло
узнать.
Удастся им воплотить в жизнь свой план или нет - пока сказать
невозможно, однако делать то, что задумали, нужно в любом случае. Они, за
исключением Олега Левашова, имеющего собственные взгляды на проблемы
социализма, решили попытаться дать России еще один шанс.
А для этого необходимо сделать своим союзником последнего вождя
антибольшевистской России - генерала Врангеля.
Безусловной удачей было то, что им удалось уйти из Замка,
операционной базы пришельцев-форзейлей, не просто так, голыми, босыми и с
котомкой за плечами, а вместе с пароходом, трансатлантическим лайнером в
тридцать тысяч тонн, внешне похожим на знаменитый "Титаник". На "Валгалле"
можно было без особых лишений прожить жизнь, оказавшись даже в мезозое.
Корабль их был оснащен всякими интересными приспособлениями, вроде
молекулярного дубликатора и установки внепространственного совмещения.
Конечно, проще всего - удовлетвориться имеющимся и провести остаток дней в
том времени, куда довелось попасть, наслаждаясь покоем, комфортом и
непредставимым для всех прочих обитателей Земли богатством. Но... какой
нормальный русский интеллигент оказался бы в состоянии существовать в
эмиграции, зная не только то, что происходит в твоей стране в данный
момент, и то, что произойдет с ней в ближайшие шестьдесят лет, а еще и
сознавая, что ты в силах был, но не захотел все это предотвратить. И,
таким образом, все 60 или 100 миллионов жертв (кто как считает)
приходятся, прямо или косвенно, и на твой счет тоже...
Петр Николаевич оказался похож на свои фотографии не больше и не
меньше, чем любой сорокалетний человек. Правда, на снимках он не пытался
скрыть, что позирует все-таки для истории, а не для семейного альбома.
Разговор у них получился полезный и плодотворный, причем Новиков с
долей неприятного удивления заметил, что привычки и характер Сталина
застряли у него не только в памяти, но и в подсознании. То есть он,
оставаясь самим собой, вел смысловую часть переговоров, а Иосиф
Виссарионович словно подсказывал, как, когда и о чем умолчать, а в какой
момент нанести резкий жалящий удар прямо в болевой центр партнера. Это
было полезно дипломатически, но не слишком совместимо с характером Андрея.
Явившись в резиденцию Главнокомандующего под маской американца
Ньюмена, Новиков понимал, что делает рискованный шаг. Мистификация такого
масштаба, раскройся она раньше времени, способна была безнадежно испортить
дело, но и другого пути Андрей не видел. Соотечественник, даже очень
богатый, вряд ли смог бы поставить себя так, чтобы говорить с Верховным
правителем на равных, а подчас и с позиции силы. Тут как минимум нужно
быть князем императорских кровей, а такую роль перед бароном и гвардейским
генералом Новиков исполнить не брался. То ли дело заокеанский толстосум.
Его можно изображать хоть на грани пародии, руководствуясь, на первый
случай, схемой милейшего графа Монте-Кристо. И личными воспоминаниями о
встречах с американскими журналистами и дипломатами в Никарагуа, Панаме,
Гватемале.
Первая встреча, по всем признакам, прошла удачно. Голову генералу он
заморочил основательно, а любые промахи и стилевые просчеты надежно
маскировал "бриллиантовый дым", точнее - блеск
двадцатичетырехкилограммовых слитков южноафриканского золота. И наживку
Врангель проглотил. Спать, несмотря на пожелание гостя, он до утра не
будет. Новиков мог бы подробно воспроизвести ход его возбужденной мысли,
все приходящие в генеральскую голову "за" и "против" и с
девяностопроцентной уверенностью спрогнозировать его дальнейшие действия.
Десять процентов он относил на счет издерганной за годы войны психики
Верховного и "неизбежных на море случайностей".
Остаток ночи Андрей провел в непринужденной, но важной для
определения дальнейшей стратегии беседе с Берестиным и Шульгиным.
Прочих членов их команды происходящее, как выяснилось, волновало
мало. Что и неудивительно. Это в условиях неопределенности предстоящей
судьбы, когда они не знали, что и как с ними будет, проблемы грядущего дня
волновали каждого, а теперь все обстояло иначе.
Наталья Андреевна с Ларисой, убедившись, что ситуация на ближайшее
время определилась, полностью погрузились в предвкушение ожидающей их
светской жизни. Белый Крым, перенасыщенная концентрация аристократов,
включая природных Рюриковичей и иных весьма знатных особ, перспектива
приключений в духе пресловутой Анжелики, а в случае неудачи нынешних
планов - возможность продолжить подобное существование в любой другой
точке цивилизованного мира совершенно избавили их от интереса к скучной
технологии жизни. Что, с одной стороны, было удивительно, а с другой -
вполне объяснимо, ибо женщины любого исторического периода, убедившись в
способности близких им мужчин регулярно убивать мамонтов или обеспечивать
бесперебойную оплату счетов из модных магазинов, более не считают себя
обязанными руководить их повседневной деятельностью.
Левашов, заявив о несогласии с намерением своих друзей поддержать
белое движение, целиком отдался проблемам теоретической хронофизики и
текущими вопросами решил не заниматься принципиально.
Воронцов продолжал исполнять свои капитанские обязанности и в
нынешней Реальности испытывал интерес только к остаткам Черноморского
флота, который с удовольствием бы возглавил, чтобы не допустить его
бесславной гибели в Бизертской луже.
Ирина полностью разделяла нынешнюю позицию Новикова, но считала, что
не вправе как-то вмешиваться в земные дела, если они ее не касаются
непосредственно, а Сильвия загадочно молчала, изображая абсолютный
нейтралитет.
Посему вся тяжесть активной дипломатии и практической геополитики
легла на плечи Новикова, Шульгина и Берестина, которые приняли такой
расклад с плохо скрываемым удовлетворением. Ведь, как известно, еще Джером
Джером сформулировал, что серьезные дела лучше всего вершить втроем -
вдвоем скучно, а четверо и больше неизбежно разбиваются на группы и
партии...
В начале двенадцатого Новиков появился во дворце. Врангель встретил
его у дверей, одетый во все туже неизменную черкеску, хотя, с точки зрения
психолога, ему следовало бы для такого случая надеть летний белый китель с
одним или двумя высшими орденами.
Стол для легкого завтрака был накрыт в саду, в заплетенной виноградом
беседке. Начал генерал с того, что порадовал гостя последними сообщениями
с фронта. Наступление развивалось успешно, разрозненные и нерешительные
попытки красных войск контратаковать были отбиты почти без потерь.
- Это отрадно, - вежливо кивнул Новиков. - И еще раз подтверждает
необходимость действовать решительно и быстро. Обстановка ведь может и
измениться. Принимая во внимание развитие событий в Польше. Так что чем
раньше мы с вами придем к соглашению...
- Надеюсь, что так и будет. Но вы пока не изложили ваших условий, а
без этого с чем же соглашаться?
Сегодня Новиков сменил маску, держался ровно, вежливо, но
холодновато. Меланхолически позванивал ложечкой в стакане чая с лимоном,
равнодушно жевал бутерброд с икрой. Отказался от вина и коньяка.
- Вы удивитесь, Петр Николаевич, но я не потребую от вас ничего. Да
вы бы и сами могли догадаться - ну что вы, в вашем нынешнем положении,
могли бы предложить мне, во-первых, настолько богатому, чтобы бесплатно
предоставить вам неограниченный кредит, а во-вторых, являющемуся всего
лишь частным лицом и, значит, не имеющему возможности претендовать на
