в ХХIII веке ситуацию, в которой земляне знают о существовании
Галактического союза, поддерживают с ним постоянные дружеские отношения,
имеют колонию на Валгалле и так далее. Согласны вы вернуться в такой мир?
Мне показалось, что Антону доставляет даже свое образное удовольствие
говорить то, что он говорил. Но я эту мысль отогнал. Не садист же он.
Скорее просто у них такая манера. Как у американских врачей, которые
подробно объясняют пациентам, чем они больны и когда следует запасаться
гробами.
И еще я подумал, что почти то же самое я говорил Альбе во время нашей
первой беседы на Валгалле, чисто интуитивно догадавшись о возможности
такого вот пассажа. Оттого, может быть, она сейчас выглядела спокойнее и
Айера, и Корнеева.
- Тогда как вообще могло получиться, что мы встретились? - спросил
Борис.
- В этом все и дело. Совместными усилиями всех здесь присутствующих,
- Антон позволил себе слегка усмехнуться, имея в виду и себя, и нас, и
Ирину, как представительницу третьей стороны конфликта, - в районе
Валгаллы все причинно-следственные и пространственно-временные связи
настолько деформировались, что флюктуации задели и ваш маршрутный тоннель.
Он ведь вневременной...
- Обычное дело, - вдруг вставил Воронцов, - во время войны
нейтральные корабли нередко налетают на мины, поставленные не для них.
- Нам от этого не легче, - огрызнулся Айер. Он, кажется, всерьез
решил, что мы перед ним виноваты. А может, он и прав. Кого должен винить
человек, на своем дачном участке подорвавшийся на гранате, оставшейся с
гражданской войны? Белых, красных, Октябрьскую революцию или сразу Карла
Маркса?
В ходе разгоревшейся многочасовой дискуссии, перешедшей, к счастью, в
общетеоретический план, выяснились многие интересные вещи.
Поскольку и в "обычных" условиях количество причинно-следственных
связей так велико, что их невозможно просчитать ни на одном компьютере
сколь угодно большой мощности, а в нашем случае естественный ход событий
нарушался слишком уж грубо и по многим векторам сразу, теперь уже никто не
в состоянии достоверно определить, что из случившегося и в какой мере
является артефактом.
То есть, вполне возможно, что первый поход Берестина в 1966 год
создал условия для моего знакомства с Ириной, деятельность Воронцова в
1941 году спровоцировала ее появление на Земле, наше проникновение на
Валгаллу предопределило полет в тот район "Кальмара" и так далее. Развивая
данную гипотезу, вполне можно вообразить, что вообще любое наше действие,
которое мы предпримем, вызовет на Земле дальнейшие неконтролируемые и
непредсказуемые последствия.
- Одним словом, если я правильно тебя понял, - с ледяным спокойствием
обратился к Антону Воронцов, - в лучшем случае ты оказываешься...
дилетантом, - но это научное слово прозвучало у Дмитрия, как хлесткое
оскорбление, - а в худшем - провокатором. Нет? Вспомни наш с тобой самый
первый разговор...
- В какой-то мере должен признать, что определенную некомпетентность
я проявил... - согласился с ним Антон, по-прежнему невозмутимый. - Хотя
следует еще определить, мощно ли назвать это так, то есть возможна ли
вообще компетентность в вещах, в принципе непредсказуемых. Но пусть даже и
так. Я не хочу оправдываться. Каждая наука - а дипломатия наука в гораздо
большей степени, чем какая-нибудь математика, физика и тому подобное -
всегда исходит из реальностей психологии, истории, метеорологии даже, если
угодно. И мною были учтены и просчитаны все доступные прогнозированию
вероятности. Если бы каждый фигурант нашего дела точно и правильно
выполнял свои функции - говорить было бы не о чем. Вот и получается, что,
как бы я ни ошибался, а только и ваша вина тут не последняя. Простите,
вы-то вели себя как? Столько импульсивности, безудержной самодеятельности,
страсти к самоутверждению... А ведь каждый шаг в сторону, как любишь
повторять ты, Андрей, может перевернуты всю дальнейшую жизнь... Возьми
даже твою последнюю выходку, Дмитрий, когда ты собрался застрелить
Сталина.
- Раз уж об этом речь зашла, - перебил его Берестин, - чем там
все-таки закончится? Как Марков из положения выйдет, и как с войной будет?
- А главное - что плохого, если б и ликвидировал я его? - вопрос
этот, очевидно, остро занимал Дмитрия. - В пятьдесят третьем мир не
рухнул, в сорок первом, по-моему, тем более... Да Марков и вообще мог бы о
его смерти не объявлять. В эти, мать их так, времена, что угодно можно
было сделать... Хоть сам себя Сталиным назови, хоть скажи, что Ленин
воскрес и принял на себя руководство государством... Им, тогдашним,
абсолютно все равно...
- Интересный вопрос, - Антон явно обрадовался возможности сменить
тему. И приготовился прочитать нам очередную лекцию, но ему не дали.
Айер, Корнеев и внезапно присоединившийся к ним Сашка. Ну да,
конечно, проблема возвращения его тоже волновала. Супруга, сами понимаете,
которая все никак не может доехать до Москвы из своего Кисловодска. Я
забавы ради представил себе, как сие могло бы выглядеть. Она садится в
поезд на старинном кисловодском вокзале, рассчитывая через тридцать часов
быть дома и обнять горячо любимого мужа, но не тут-то было... Дорога все
удлиняется и удлиняется, как до Владивостока и дальше, пассажиры ничего не
понимают, и едут, и едут, и едут... Четыре месяца едут. Одичали все,
перессорились, денег ни у кого не осталось, на станциях подаянием
кормятся... Кое у кого и дети скоро рождаться начнут, от тесноты путевой
жизни. А в более оптимистическом варианте - удлиняется не дорога, а срок
путевки.
Короче, ни до чего мы в тот вечер не договорились. Антон предложил на
выбор целую серию вариантов, но все они таили в себе тот или иной изъян,
этический, философский или чисто бытовой.
Разумеется, у космонавтов причины стремиться домой были более
основательные. Честно - при всем моем показном, а также и наигранном
оптимизме, с которым я рисовал им картины адаптации и дальнейшей
счастливой жизни в нашем светлом настоящем, вообразить себя на их месте я
без тоски и страха не мог. Мне и моего опыта достаточно. Так одно дело -
сорок три года назад, и совсем другое - триста! Ну пуст" двести сорок
четыре, если совсем точно.
То есть вернуться в прошлое не в эпоху Бориса Годунова, как я для
наглядности раньше предлагал, а всего лишь во времена Анны Иоанновны,
Бирона и им подобных.
Я бы, наверное, совсем в иной тональности с Антоном разговаривал,
предложи он мне подобную перспективу. А ребята - нет, ничего, вели себя на
удивление корректно Культура будущего, никуда не деться. Не зря мы,
выходит, молодежь воспитываем...
В каждом из названных вариантов, кроме всего прочего, отчетливо
просматривалось желание Антона (или это моя чрезмерная подозрительность
срабатывала) решить проблему обязательно и только за наш счет, поскольку
сами форзейли в любом случае оставались при своем интересе. А хорошо бы
придумать наоборот - чтобы им по-крупному чем-то поступиться - и тогда
посмотреть, как Антон себя поведет. Только вот ничего не придумывалось.
Единственно рациональным итогом дискуссии, которая проходила на
поразительно несопоставимом уровне - я имею в виду нас, Герарда с Борисом
и Антона - можно назвать наметившийся, пусты и в очень первом приближении,
вариант выхода. И предложил его самый из всех необразованный (из них,
технарей-интеллектуалов; про нас, гуманитариев, речи вообще нет) - Олег
Левашов. На мой взгляд, выход остроумный - попытаться произвести
одновременный переброс! Пока все реальности равновероятны, пусть Антон
настроит каналы, и - все разом! Как стрельцы со стены в "Иван
Васильевиче..." Хотя это, как я понял, пока только голая идея. Ее еще
считать и считать...
- Не знаю, не знаю... - Антон с сомнением потер подбородок. -
Насколько мне известно, таких опытов не производил никто и никогда...
- А все остальное, что мы тут нагородили, у вас регулярно производят?
- прищурившись, спросил Воронцов. Я с удивлением заметил впервые, что они
чем-то неуловимым очень напоминают друг друга. То ли мимикой, то ли
интонациями. А скорее всего тем, что без особой разницы их можно мысленно
поменять местами...
Антон оставил его реплику без внимания. Он просто размышлял вслух.
- Но просчитать можно... Два канала, абсолютная синхронизация по
времени и напряженности поля, размерность стрелки прогиба мировых линий...
Работа не на один час и даже не на день... Очень может быть, что для этого
придется создавать специальную лабораторию... Я, признаться, не
специалист, хронофизику изучал факультативно...
- Я бы в той лаборатории с удовольствием поработал... - мечтательно
улыбнулся Олег.
Еще бы... Ему дай волю, и никакая Земля на ближайшие годы
интересовать его не будет. Хронофизику станет изучать, потом, глядишь, до
Единой теории поля дело дойдет, и так далее. И в итоге его оставят при
кафедре, если и с тамошними мэтрами отношения не испортит. А нам каково,
простым, необразованным людям? Сидеть и ждать, пока они варианты
просчитывают?
Я подошел к открытой балконной двери. На уровне глаз колыхались под
легким бризом вершины деревьев. Вдали плавно накатывались на берег волны,
доносился их негромкий, но мощный гул.
Нет, интересно все же.
Хорошо нам здесь, удобно, вокруг все так красиво и изысканно, и в
природе, и в Замке.
Дома, на Земле, тоже полный порядок, по-прежнему тянется нескончаемый
август восемьдесят четвертого года.
А на самом деле, может, и нет уже ли Земли, ни того самого августа, и
нас самих тоже нет. И не было никогда. Потому что стоит нам перешагнуть
порог - и полная неизвестность. Глобальная и космическая.
Скоро год, как я в эти игры играю, а понять хоть что-нибудь не могу.
Зато привык ко всему, в том числе и к непониманию тоже.
И живу в полное свое удовольствие.
Нет, ведь и действительно, без всяких шуток и иронических усмешек,
что еще возможно и следует желать?
Не считая ставших уже привычными неограниченных материальных
возможностей и благ (даже этого многим и многим было бы более чем
достаточно) я пережил и самые невероятные приключения, даже вот и
диктатором побыл, у меня есть верные друзья, мне, скажем так,
симпатизируют две очень неординарные женщины, так чего же ты хочешь,
братец?
Зачем я сейчас участвую в очередном "мозговом штурме"? Какого
результата жду лично для себя?
В чем вообще проблема?
А друзья мои продолжали говорить и спорить, только смысл их слов
пролетал мимо моего сознания.
Я просто смотрел на них, на каждого в отдельности.
Ирина, моя несчастная красавица, сидит, сцепив пальцы на высоко
открытом колене, покусывает нижнюю губу, а мысли ее далеко-далеко отсюда.
Берестин, хоть и бросает какие-то реплики, сам все больше косится на
Ирину, пожалуй что и непроизвольно, от подсознательной потребности видеть,
что она здесь.
Шульгин безусловно развлекается, если и есть у него более глубокие
эмоции, их достоверно вычислить невозможно.
С Левашовым, наоборот, понятно все. Как и с его Ларисой.
Остается сфинкс - Воронцов, но вот его заботы волнуют меня меньше
всего. Этот не пропадет.
И, значит, получается, что единственно, о ком стоит сейчас
позаботиться - о наших друзьях-потомках.
Только им по-настоящему плохо, и только они, в буквальном смысле,
невинные жертвы посторонних игр.
