какой-то просвет, на полной скорости проломился через кусты и скрылся за
деревьями.
Им с лейтенантом еще раз повезло, и Воронцов от души пожелал, чтоб
везло и дальше.
Наверное, они добрались потом до своих, но знать этого Воронцов уже
не мог.
А сам он по-прежнему оставался на бесконечной и отвратительно прямой
дороге. Позади появился второй танк, теперь они били по броневику из двух
стволов, и все-таки никак не могли попасть. Или Воронцова хранила всегда
благосклонная к нему фортуна, или Наташа с форзейлями вовремя отклоняли
траектории снарядов. Скорее всего - без мистики - и калибр танковых пушек
был маловат, тридцать семь миллиметров всего, и требовалось обязательно
прямое попадание и наводчики у немцев не слишком здорово умели стрелять по
малоразмерной движущейся цели.
Однако разрывы ложились рядом, по броне гремели осколки и камни, и
Воронцов, вдавив педаль акселератора до пола, бросал броневик от одной
обочины к другой, каждую секунду ожидая последней, смертельной вспышки
перед глазами, или сокрушительного удара сзади, которого и почувствовать
не успеет.
Ошибкой немцев было еще и то, что стреляли беглым огнем оба танка
сразу, наводчики путали разрывы и не могли корректировать установки
прицелов. Из одного ствола они бы попали быстрее.
Воронцов увидел слева заросшую бурьяном не то просеку, не то тропу и,
не задумываясь, вывернул руль. Броневик подбросило так, что Дмитрий чуть
не выпал в открытую дверцу, под днищем заскрипело и заскрежетало. Воронцов
с ужасом представил, что сейчас оторвется кардан или камнями пропорет
картер. Он, не щадя шестеренок, переключил передачу с третьей на первую.
Трясясь и подпрыгивая, ломая колесами валежник, возмущенно рыча мотором,
броневик вынес его из-под огня.
Примерно через километр Воронцов проскочил по трухлявому мостику
заболоченный ручей и оглянулся. Лес позади стоял стеной, и было даже
непонятно, как он сумел через него проехать.
Дмитрий выключил зажигание и откинулся на сиденьи. Он весь был
мокрый, и сердце колотилось так, будто не ехал он, а толкал двухтонную
машину перед собой.
Он вылез наружу, откинул броневую крышку капота и отвернул пробку
радиатора. Столбом ударил перегретый пар. Теперь нужно ждать минут
двадцать, пока двигатель чуть остынет, залить свежую воду и только потом
ехать дальше.
А в лесу было тихо.
Нет, конечно, с дороги доносился гул моторов и лязг танковых гусениц,
пулеметные трассы еще секли верхушки деревьев, но все это было уже далеко
и Воронцова словно не касалось. Сюда немцы соваться не рискнут, да и не
нужно им это. Не то время, чтобы за каждым русским солдатом поодиночке
гоняться.
На сегодня все закончилось. День почти угас, небо из голубого стало
золотисто-зеленым, из глубины леса потянуло прохладой и сыростью,
неожиданно громко вдруг заквакали лягушки в ручье.
Дмитрий сориентировался по карте. До цели осталось не так далеко.
В шею впился с омерзительным визгом крупный комар.
- Вот сволочь, пятая колонна! - Воронцов прихлопнул вампира и вытер
платком окровавленные пальцы. Захлопнув дверцу. Осторожно тронул машину.
Судя по пунктирной линии на карте, тропа должна вывести почти точно на
место.
Больше в этой глуши ему не встретилось ни своих, ни чужих.
Детектор ожил ранним утром. Едва успело встать солнце. Воронцов как
раз умылся в ручье, сжевал пару бутербродов, запил остатками остывающего
кофе из термоса и - услышал зуммер оформленного под ручные часы прибора.
На циферблате светился индикатор и стрелка показывала направление.
Значит, вот как раз сейчас и открылся контейнер.
Направление стрелки в основном совпадало с отмеченным на карте
грейдером. Километров через восемь дорога пересекала мелкую прозрачную
речку. Тут все к произошло.
...Разведка немцев застигла их на месте ночевки. Чуть в стороне от
брода.
Опрокинутая и раздавленная гусеницами крестьянская телега с
обыкновенным для такого случая имуществом - узлами, одеялами, вспоротыми
мешками с мукой и картошкой, вмятым в землю самоваром.
Брошенный на бок возле догорающего костра закопченный чугунный казан,
на холщовой скатерке нарезанные куски хлеба, несколько луковиц, деревянные
ложки, нож, небольшой шматок желтоватого сала.
Кони, очевидно, разбежались, а людей немцы расстреляли из пулеметов.
Шагах в пяти от телеги лицом вниз лежал маленький, совершенно седой
старик в расстегнутом суконном бушлате.
Еще трое немолодых, но крепких мужчин в разных позах, как кого
застала смерть, лежали по равные стороны костра.
Пятого, богатырского сложения человека, очередь достала на бегу,
когда он уже почти успел скрыться в плотно окружавших поляну кустах. Левой
вытянутой рукой он вцепился в траву, рядом с правой валялся вспоротый
ножом или штыком, потрескавшийся, очень старый кожаный саквояж с медными
застежками. В нем, очевидно, и хранился контейнер.
Отвернувшись, Воронцов торопливо выкурил папиросу. Тут же зажег от
окурка вторую. Он уже начал привыкать к виду внезапно убитых людей, но все
равно было тяжело. Тем более, что сейчас присоединялся и личный фактор.
Многовато всего выпало ему за последние сутки.
Он снял фуражку и, держа ее на сгибе левой руки, прошел к центру
поляны.
Этот старик, наверное, и есть Хранитель. Остальные... Охрана - или
как их еще назвать? Ассистенты, послушники, младшие жрецы?
"А если бы я не задержался, догнал их вчера? - думал Воронцов. -
Могло бы получиться по-другому? Нет, вряд ли. Они меня просто не стали бы
слушать. И от немцев я бы их не защитил. Ручной пулемет и картонный
броневик против танков..."
Он совершенно упустил из виду, что до тех пор, пока немцы не вскрыли
контейнер, он просто не смог бы обнаружить этих людей, даже находясь рядом
с ними.
С некоторым душевным трепетом Дмитрий наклонился над стариком. Нет,
ничего общего с тем бравым есаулом, что он видел на фотографии. Дело не в
разнице возрастов, это был совершенно другой человек, и значит, деда
своего он не увидел даже мертвым.
Но зато Воронцов увидел другое. Люди на поляне не были просто
беспомощными жертвами. Они попытались оказать вооруженное сопротивление,
несмотря на внезапность нападения. В подвернутой под грудь руке старик
сжимал вытертый до белизны офицерский нагая. Дмитрий осторожно разжал
пальцы худой, еще теплой руки. В барабане остался всего один патрон, а из
ствола ощутимо тянуло сгоревшим порохом.
А рядом с убитым на краю поляны Воронцов обнаружил в траве отлетевший
при падении обрез трехлинейной винтовки. Ив него был сделан всего один
выстрел, но и понятно - на бегу, с саквояжем в другой руке затвора не
передернешь...
Дмитрий вздохнул, еще немного походил по поляне, разбирая следы. Судя
по ним, немцев было немного. Танкетка или легкий танк с узкими гусеницами,
несколько мотоциклов. Обнаружили беженцев на привале, решили допросить или
обыскать, а те вдруг открыли огонь... Хотя могло быть по-другому. Но в
любом случае саквояж привлек их внимание. Расстреляв людей, немцы
выпотрошили его, надеясь обнаружить нечто важное. Или ценное. Контейнер
показался им заслуживающим внимания. Они забрали его и отправились дальше.
И сейчас находятся совсем недалеко, вон как разгорелся индикатор, и
стрелка даже не вздрагивает, показывая направление.
Воронцов выкопал могилу на краю поляны. Заворачивая в брезент тело
старика, увидел под расстегнутым воротом рубахи золотой нательный крест.
Не простой, значит, крестьянин, действительно, скорее всего из
казаков-офицеров.
Топором он вырубил две подходящие жердины, проволокой туго стянул
накрест. На гладком белом затесе написал химическим карандашом: "5
неизвестных казаков". Подумал и прибавил через черточку: "запорожцев".
Помолчал и надел фуражку.
Вот и все, чем мет пришелец из будущих времен почтить память своих
предполагаемых предков.
...Воронцов аккуратно съехал с дороги в лес. Дальше придется пешком.
На здешних разъезженных колеях мотор гудит слишком громко. Он взял
автомат, сумку с запасными дисками и другую, с гранатами. План действий он
себе составил почти безупречный. Если только опять не случится
непредвиденного Слишком много его уже случалось. Или так всегда на войне?
Если бы ему пришлось ответить сейчас, ради чего он ставит на кои свою
голову, Дмитрий не нашел бы, что сказать. Такие вещи, очевидно, просто
невозможно выразить однозначно. Все сказанное было бы правдой, и
одновременно так же далеко от нее, как и прямая ложь. Совсем, как у
Тютчева в известном стихотворении.
...Вначале он уловил запах дыма от сухих дров и жарящегося мяса, а
потом услышал и голоса.
Это было очень красивое место, будто специально для туристов и
пикников на лоне природы. Конечно, не таких, как сейчас...
Среди редкого лиственного леса, рядом с дорогой, стоял большой
деревянный дом с резной верандой, несколько хозяйственных построек, амбар
с просевшей, крытой камышом крышей.
Воронцов подстроил бинокль. Деревья раскачивались под ветром, и по
зеленой лужайке перед домом скользили их фигурные тени.
Немцев явно не оставляло игривое настроение, поэтому они не стали
открывать ворота усадьбы, а просто снесли их вместе с одним столбом и
частью забора.
Дмитрий немного ошибся, разбирая следы. У немцев была не одна, а две
танкетки "Т-1" со спаренными пулеметами в башнях и три мотоцикла.
Неизвестно, что они имели за приказ, но явно никуда не спешили и
расположились на привал основательно. Десять человек, кадровые, еще
довоенного призыва рослые парни лет по двадцать пять. Точно такие же, как
те, что остались на дороге после встречи с пулеметом старшины Швеца.
Но эти пока живы, радуются внезапно выдавшейся свободе, разделись,
кто по пояс, а кто и до трусов, разожгли посреди двора большой костер,
двое жарят на вертеле целого поросенка, прихваченного где-то по пути,
остальные обливаются водой у колодца, готовят стол к завтраку, загорают на
ярком утреннем солнце. Громко разговаривают, часто хохочут. И война и
Россия им пока нравятся. Тоже как тем, вчерашним.
Правда, радуются не асе. Для двоих встреча на поляне с хранителями
реликвии оказалась последней. Их трупы, замотанные в брезент, из-под
которого торчат кованые подошвы сапог, приторочены позади башни одной из
танкеток. Но их судьба не омрачает радужного настроения живых.
Воронцов опустил бинокль, чтобы не выдать себя блеском стекол.
Перевес у них серьезный. Подавляющий, как говорится. В любом другом случае
и пробовать бы не стоило. Семь пулеметов. И броня. Они в полминуты
разнесут его пулями в клочья и сядут доедать своего поросенка. Да и с
одними автоматами, без пулеметов и танков, справятся с Воронцовым шутя.
Загонят, веселясь, как оленя в горах Гарца. Вояки не ему чета.
Но пока шансы на его стороне. Белые начинают и выигрывают. Если
повезет.
Он слез с дерева, с которого наблюдал, обошел хутор, далеко
углубившись в лес, и вновь вышел к нему с другой стороны. Сюда смотрели
глухие стены амбара, а рядом с ним немцы поставили всю свою технику. Это
они хорошо сделали, удачно.
Воронцов опустился в глухие заросли крапивы, окружавшей усадьбу с
этого фланга и почти полностью скрывающие забор из жердей.
"Как-то интересно такая ограда называется по-украински", - неизвестно
к чему вдруг попытался он вспомнить, подавляя пронзительную боль от
ожогов.
Полз он очень медленно, чтобы не шуметь и не раскачивать жирные
