- В Гонконге? Но вас там не было, Алекс!
- Поэтому вы до сих пор и живы, Котти... Но там была Мария... Разве
вы не помните этого?
- О, боже! - как стон вырвалось из глотки Питера Скарлборо.
- Да, да, Котти, вы полагали, что это осталось тайной... Но я был там
спустя несколько минут после того, как сделав грязное, подлое дело, вы
укатили в машине, за рулем которой сидел этот подонок... Келли...
- Я ни при чем, я не был в комнате, это - Флавио, он, он! - Келли
орал как сумасшедший.
- Не пускай пену, Келли... - с омерзением сказал Алекс и повернулся
ко мне, спросил участливо: - Вы можете встать, Олег?
- Могу...
Меня покачивало из стороны в сторону.
- Развяжите вашего товарища, а Келли и этого, молчаливого, свяжите.
Да покрепче, чтоб рукой не могли пошевелить. - И к Келли: - Не вздумайте
дурить, ребята...
Майкл Дивер, когда я его развязал, стал массировать затекшие кисти.
Когда Келли и второй подручный Питера Скарлборо оказались надежно
связаны, точнее, привязаны руками, сведенными за спиной друг к другу,
Алекс Разумовский приблизился к Питеру Скарлборо.
- Вот мы и свиделись, Флавио...
- Ты не посмеешь стрелять! - отпрянул назад Питер.
- Посмею, потому что для тебя же лучше исчезнуть здесь, чем угодить в
руки полиции, да и твои дружки не простят тебе этого провала и
рассчитаются сполна. Разве не так?
- Что тебе от моей смерти, Алекс? - взмолился Питер Скарлборо. - Дело
прошлое, Мария слишком много знала, ей бы несдобровать, ну, не я, так
кто-то другой, но она не ушла бы... ее бы из-под земли вытащили...
- Врешь, ты думал прежде всего о себе, о своих ощущениях, Флавио, ты
этим хотел меня достать... убить морально. Тебе это удалось... почти
удалось.
- Алекс, я готов отдать тебе все, что имею, только отпусти! Я сгину с
глаз, уйду на дно, и никто и никогда не увидит меня! Ты не можешь взять на
себя грех убийства! Убийства безоружного человека!
- Я бы расстрелял тебя, Флавио, как бешеную собаку, и человечество
только бы возблагодарило меня! Но ты прав, я не смогу убить безоружного,
даже такого, как ты... Я сдам тебя Интерполу, а уж они решат, куда тебя
отправить - в Штаты, где тебя ждет электрический стул, в Австралию ли, где
по тамошним законам тебе грозит пожизненное заключение, в Колумбию ли, где
за тобой тянется кровавая цепь преступлений, в том числе убийство
прокурора республики... А может быть, проще - ты сам лишишь себя никому не
нужной жизни? Я готов дать тебе один патрон...
- Нет, Алекс, нет, ты не сделаешь этой глупости! Какая тебе выгода от
моей смерти? У меня есть... есть деньги... и большие деньги! Отдам до
последнего цента, пойду голым и босым, но подумай, Алекс, ведь мы были
друзьями!
- Я давно проклял тот час, когда ты втянул меня в свои дела...
- Хорошо, я согласен, виноват перед тобой... прости!
- Не передо мной - перед людьми, отравленными тобой наркотиками,
совращенными и убитыми... Неужели ты, Флавио, так жалок, что не можешь
остаться мужчиной даже перед лицом смерти? Уймись...
- Нет! Нет! - Питера Скарлборо била истерика.
- Олег, займись вашим другом, - сказал Алекс Разумовский,
наклонившись над Майклом Дивером. - Здесь рядом - ванная, там, кажись,
есть аптечка...
Едва я дотронулся к нему ватой, обильно смоченной одеколоном, Майкл
Дивер дернул головой и открыл глаза. Еще несколько мгновений он беспамятно
смотрел мне в лицо, потом его взор обрел осмысленность, и он сказал, да
что там - едва слышно прошептал:
- Олег...
- Все будет в порядке, Майкл! Все будет о'кей! - вскричал я.
И тут же услышал какой-то удар, вскрик и шум борьбы. Я поспешно
оглянулся и увидел Питера Скарлборо, навалившегося на Алекса Разумовского
и тянущегося к руке с пистолетом. Я окаменел и не сразу бросился на
помощь. Но Алекс сам успел вывернуться, и вот уже Котти лежит под ним. Но
они борются, и пистолет все еще в руке у Алекса, хотя Питер Скарлборо
тянет его к себе.
Выстрел прозвучал глухо, и Котти как-то неестественно дернулся и
замер.
- Вы убили его? - закричал я.
- Нет, это он от страха, - сказал Алекс Разумовский, поднимаясь с
пола и отряхивая чуть помявшийся костюм. - Сейчас придет в себя.
И действительно, Питер Скарлборо зашевелился, открыл глаза и... я
невольно отвернулся - столько омерзительного страха выплеснулось на его
лицо.
...У дома нас поджидало такси с невозмутимым темноволосым водителем.
Он совершенно не удивился, обнаружив трех новых пассажиров, один из
которых был основательно забрызган кровью, обе руки неумело, но плотно
забинтованы.
- А что будет с Келли и его подручным? - спросил я.
- Я сдам Флавио Котти полиции, а заодно сообщу, где взять остальных.
Но прежде отвезем в клинику мистера Дивера.
- Нет, - подал голос все это время молчавший Майкл Дивер. - В полицию
отвезете и меня, я кое-что должен передать Интерполу. Я так решил!
- Ну, что ж, тогда забросим мистера Олега Романько в олимпийскую
деревню прессы - ему нужно побриться да привести себя в порядок. Завтра
большой день на Играх - в финале встречаются Джон Бенсон и Карл Льюис! -
сказал Алекс Разумовский. - Жаль, но мы, видимо, туда не успеем - Интерпол
нас не отпустит, пока мы не выложим все, что нам известно...
Когда мы прощались у северного входа олимпийской деревни прессы,
Майкл Дивер сказал:
- Не забудьте, Олег, забрать письмо у Дейва Дональдсона. До скорой
встречи!
11
Мое отсутствие если и было кем замечено, так это невысоким, легким на
ногу пареньком с трудно произносимым именем Ким-чже-жу, студентом одного
из сеульских университетов, а на время Олимпиады - стюардом нашего 122-го
корпуса. Мы познакомились с ним еще в первый день.
- О, Олег Романько! - только и сумел простонать Ким-чже-жу, когда я
протянул руку за ключом от комнаты.
- Меня не искали, Ким? - спросил я.
- О, нет, искал, искал! Я искал, очень трудно беспокоился. Вы ничего
не сказал, - совсем зарапортовался мой собеседник и чтото выпалил
по-корейски. Двух девчушек в форме, вместе с ним сидевших за столом, как
ветром сдуло. Через минуту они возвратились с подносом с двумя банками
"максвелла", банкой сухих сливок, горкой сахарных пакетиков, сендвичами и
еще чем-то в ярких упаковках. Ким взял принесенное и почтительно подождал,
пока я войду в лифт, и лишь после того вступил в кабинку следом. Он довез
меня до квартиры, поднос поставил на стол и сказал:
- Отдыхайте на здоровье!
- Спасибо, Ким. Знаешь что, принеси-ка мне газеты за последние дни...
Я медленно, растягивая удовольствие, брился, потом чистил зубы
сладковатой пастой с олимпийскими кольцами на тубе, долго плескался под
душем. Все, что произошло в эти дни, могло показаться дурным сном,
кошмаром, если б реальные следы на лице и ссадины на ребрах не
свидетельствовали об обратном.
Я почувствовал страшную усталость. Она навалилась вдруг, точно
невидимая, неосязаемая свинцовая гора обрушилась на меня, и опустошенность
- эта спутница душевных перегрузок, - подавила, лишила воли и желания
действовать. У меня не нашлось сил, чтобы насухо вытереться, я, как был
мокрый, что зюзя, свалился на неразобранную постель и точно провалился в
сон.
Разбудили долгие телефонные звонки. Я слышал их, но не мог пошевелить
ни рукой, ни ногой. А звонки буквально разрывались.
Я наконец протянул руку и поднял трубку.
- Мистер Олех Романко, здесь Дейв Дональдсон, вы слышите меня, здесь
Дейв, я знаю, что вы дома, мне сказали внизу, портье, мистер Олех Романко,
вы слышите, вы слышите, почему вы молчите? - строчил, как из пулемета,
Дейв, и в голосе его пробилось отчаяние.
Оно-то и дало мне силы.
- Слышу, Дейв, приходите ко мне... немедленно...
И я снова уснул или впал в беспамятство, не помню, но только открыл
глаза, лишь подчиняясь настойчивым толчкам Дейва Дональдсона.
- Дейв, заварите мне кофе, покрепче, - попросил я.
Когда две чашки черного и горького, как хинин, кофе было влито в
глотку, я смог подняться и, извинившись перед Дейвом, принялся одеваться,
испытывая неловкость, что встретил его в чем мать родила. Но Дональдсон
уже и так догадался, что стряслось что-то из ряда вон выходящее и
терпеливо ждал, не задавая мне никаких вопросов.
- Где письмо, Дейв? - спросил я первым делом, когда мы уселись в
столовой и я принялся за третью чашку, ощущая, как жизнь медленно, но
верно возвращается в растерзанное, бессильное тело.
- Оно у меня, - отвечал Дейв и поспешно полез в белую официальную
сумку, которой наделяли журналистов, аккредитованных на Играх.
Я вскрыл пакет. В нем оказались два конверта. На одном
каллиграфическим почерком было выведено "Г-ну принцу Александру де Мерод.
Лично в руки", на втором оказалось мое имя.
Этот конверт я поспешно надорвал и вслух прочел следующие строки:
"Дорогой Олег Романько! В случае, если что-то помешает нам встретиться, Вы
должны первый конверт, адресованный председателю медицинской комиссии МОК,
передать по назначению и как можно оперативнее. В нем записка от Мишеля
Потье и код расшифровки допинга, а также местонахождение секретной
лаборатории, где его синтезировали. Хочу сообщить Вам также, что ряд
атлетов готовились к Играм, используя это уникальное по своему воздействию
средство. Увы, их имена держатся в глубочайшей тайне, правда, кое-какими
сведениями я обладаю, но не хочу бросать тень на людей, коих еще никто
официально не обвинил в употреблении допинга для достижения цели на
Олимпиаде. Пусть это сделает сам Александр де Мерод, если получит веские
доказательства их вины... Ваш Майкл Дивер".
- А теперь, Дейв, я познакомлю тебя с некоторыми событиями, кои
предшествовали нашей сегодняшней встрече.
Дейв превратился в слух (что, впрочем, не помешало ему первым делом
включить диктофон, который он сунул чуть ли не мне в рот). Он ни разу не
перебил меня, не задал ни единого вопроса, хотя видел, что они просто-таки
крутились на кончике языка, которым он время от времени облизывал
пересохшие губы. Когда же я умолк, он вскочил на ноги и закричал:
- И я мог ходить с этим взрывным документом и не пустить его в дело?!
Нет, нет, - Дейв точно заклинание произносил, - это было ужасно! Я
навсегда бы потерял к себе уважение, Олег...
- Вашей вины тут нет, Дейв! Кто же думал, кто мог предположить, что
эта свора накинется на нас в аэропорту!
- Нет, я не простил бы себе! Держать в сумке обвинительный акт и дать
преступникам уйти от ответственности... да от одной только мысли поседеть
можно! - Дейв Дональдсон был не в себе, и я налил ему чаю - его любимого,
с женьшеневой заваркой.
- Дейв, вы должны разыскать Александра де Мерода и передать ему
письмо Мишеля Потье. Я верю, что в нем есть все, что нужно для
допинг-контроля... К сожалению, я... я едва двигаю не то что руками или
ногами, языком... Мне нужно отдохнуть и быть в форме. Да, еще одна
просьба: воздержитесь до завтра давать материал в газету. Разве что-нибудь
вроде интригующего анонса, пообещайте читателям нечто из ряда вон
выходящее. О'кей?
- Да, как вы скажете, Олег!
- Тогда вперед, удачи вам, Дейв. Позвоните мне вечером, как бы поздно
не было!
Я лежал на спине с открытыми глазами. Я думал о суровой стороне нашей
профессии, когда истина заставляет причинять зло близким тебе людям. Я
думал о Федоре Нестеренко, и сердце мое разрывалось на части, когда
