- Я ждал этого восемь лет! Впрочем... - Он замолчал, не закончив
фразу, помрачнел, но тут же спохватился: - Слушай, я рад видеть тебя.
- Встретимся вечером?
- Нет, вечером занят. Тренировка. А что если нам сбежать из города? У
тебя как со временем?
- Пока Игры не начнутся, слоняюсь по Монреалю как турист. Начну
передавать шестнадцатого, накануне открытия.
- Распрекрасно! Целая неделя впереди. Шесть дней. А я прошу всего
три! Иду! - Крэнстон обернулся и помахал Маккинли рукой. - Так вот, завтра
в восемь я заеду за тобой. Надо отдохнуть перед стартами, расслабиться.
- Куда поедем?
- Здесь неподалеку есть чудесное местечко в Сент-Морис. Озеро с
дивным названием - Лунное, лес, домик и ни единой живой души в округе.
Словом, увидишь! Ты где остановился?
- В общежитии Монреальского университета. Корпус "С", 517-й номер.
- Это на Холме?
- Да. Вход возле памятника.
- Завтра в восемь, Олег!
Крэнстон разбежался, прыгнул в воду и вынырнул на шестой дорожке.
Я откинулся на спинку сиденья, вытащил из сумки банку с кока-колой,
щелкнул крышкой. Потом достал вторую и тоже выпил до дна. Результат
Крэнстона не шел из головы. Мне не надо было объяснять, каким чудовищным,
немыслимым трудом достигается такое!
2
Я поднялся на двадцать шестой этаж Центра де Жарден ("Полное
кондиционирование воздуха, 135 лавок, три банка, несколько бюро
путешествий, 12 ресторанов с холодными закусками и горячими блюдами,
"Скорая помощь" и зимний сад общего пользования. "Меридиен" обеспечивает
членам прессы все удобства первоклассной гостиницы", - гласил
путеводитель). Два полицейских, маячивших у лифта, казалось, беззаботно
флиртовали с девушками в бледно-розовых костюмчиках, но глаза их были
холодны, как декабрьское небо. Я предусмотрительно вывесил "ладанку" на
грудь, глаза полицейских выделили ее и лишь потом ощупали меня с ног до
головы.
В пресс-центре царил тот беспорядок, который всегда отличает его
накануне крупных состязаний: связисты копались в хитросплетениях
разноцветных проводков, всюду громоздились кипы плакатов, устаревших
теперь бюллетеней Подготовительного комитета - КОЖО, горы справочников на
английском, французском, немецком, испанском, русском языках, щедро
поставляемые делегациями, прибывающими на Игры; пустовали пока что
фирменные холодильники кока-колы, которые наполнят в день открытия
олимпиады и затем будут беспрерывно забивать красными, зелеными, желтыми
банками с напитками, ибо фирма обязалась "бесплатно" поставлять свою
продукцию участникам и журналистам на протяжении олимпийского двухнеделья.
Правда, реклама кока-колы будет за то прерывать показ состязаний в самых
интересных местах, чтобы напомнить о существовании фирмы - официального
поставщика ХХI Игр.
Журналисты только съезжались, основная масса навалится накануне
открытия, и тогда здесь не продохнуть от крепких табаков. Я поздоровался с
Кауко Леваахо, обозревателем финского телевидения. Последний раз мы
встречались в Мюнхене, но четыре года пролетели как один день. Леваахо
посетовал на дороговизну ("Они думают, что сюда съехались одни миллионеры!
") и сумасшедших канадских водителей ("Они вообразили, что городские улицы
- сродни мотодрому!"), дважды помявших крыло его автомобиля. Я от души
рассмеялся: финн сам любил прокатиться с ветерком...
Было много знакомых. Вот приветливо махнул рукой Боб Спенсер, в
прошлом священник-кальвинист и непревзойденный прыгун с шестом, - теперь
он представлял телеграфное агентство. Марк Спиц заметно повзрослел за
четыре года, - в уголках губ застыла горчинка, - он представлял одну из
американских телекомпаний. Чех Ладислав Бачик (вот уж с кем я пуд соли
съел!) отрастил солидное брюшко. Заметив мой скептический взгляд, поспешил
оправдаться: "Журналистика - это тебе не спорт. Полуночные бдения,
застольные разговоры... Я обнял его: "Ты прав, старик. Ведь не красны
девицы мы, чтоб мерить талию!" - "А сам небось режимишь... - уколол меня
Бачик. - Ты всегда этим увлекался..."
Заглянул в свой бокс. Новенький медный ключик, я для удобства
прикрепил его к оборотной стороне "ладанки", неслышно открыл замок. В
боксе лежали предназначенные мне программа Игр по дням, бюллетени
Подготовительного комитета едва ли не за весь прошедший месяц, приглашение
на пресс-конференцию японской фирмы "Никон" (традиционная вишневая водка,
проспекты в лакированных обложках и настоящий мексиканский кофе). Одна
брошюрка меня заинтересовала. На шести языках автор вопрошал: "Почему?"
Видимо, этот вопрос был адресован двум бегунам, чья фотография,
напечатанная поверх огромного красного вопросительного знака, была
помещена на обложке. На каждой новой страничке вставал новый вопрос:
"Почему вы здесь? Куда спешите? Какая ваша цель, ваше стремление?" И уж
вовсе интригующе: "Вы желаете быть победителем? Изучайте Слово Божие на
дому, через библейский курс или группой. Увидите! Ваша победа увенчается
вечностью!" Ого! Вечностью? Это что же - после финиша сразу в рай? Ага,
вот и автор послания: "Сведения и контакт. Иван Михайлович Колесников,
улица Святой Екатерины, 87, тел. 274-68-94".
Больше в пресс-центре делать было нечего, я спустился на первый этаж
и очутился в просторном зале, напоминавшем своими размерами Киевский
вокзал в Москве. И людей здесь никак не меньше: их привлекали магазины,
кафе, выставка, приуроченная к Играм.
Эскалатор вынес меня на второй этаж, и мимо трехзального кинотеатра я
прошел в бар, арендованный у владельцев небоскреба для журналистов. Мягкий
ковер заглушал шаги, неяркий свет создавал обстановку, располагающую к
беседе. Бар переливался блеском бутылок, никелированных ручек и поручней,
кувшинов со льдом.
Серж сидел на высоком вращающемся стуле и издали помахал рукой.
- На улице духота, как в тропиках, - пожаловался он. - А вчера был
убийственный холод, впору надевать пальто.
- Канадцы клялись, что вторая половина июля - лучшая пора лета.
Впрочем, лишь бы обошлось без какого-нибудь муссона или тайфуна. Это
единственное, что способно испортить праздник.
Подошел бармен. Лет шестидесяти, подстриженный под "бобрик", он
напоминал отставного боксера профессионала в тяжелом весе. Похоже, нос у
него был перебит.
- Вы никогда не занимались боксом? - спросил я.
- Нет, сэр, я предпочитал зарабатывать на жизнь честным путем, -
степенно ответил бармен. - Виски, коньяк?
Я посмотрел, что пил Серж. Спорт еще крепко сидел во мне, и я заказал
джин с тоником. В чистом виде эту английскую можжевеловую водку не пьют
даже алкоголики, зато в разбавленном она напоминает лимонад.
- Со льдом, пожалуйста.
- На что-нибудь стоящее набрел? - спросил Серж.
- Нет. - И подумал: то, что я видел собственными глазами в бассейне,
могло бы потрясти спортивный мир, но я буду нем, как рыба, потому что
желаю Крэнстону удачи, а удачу лучше не испытывать понапрасну.
- Нет, - повторил я.
- У меня тоже - пустой карман. Если, черт возьми, не считать
инцидента с западным немцем. - Серж Казанкини ухмыльнулся. - Впрочем, на
его месте мог оказаться любой из нас. Мы ведь по природе - редкие нахалы.
Но любим, просто-таки обожаем, чтобы к нам относились с почтением.
Канадцы, по-моему, задумали поставить нас на место.
- Что стряслось?
- Немец из какой-то мюнхенской газеты отказался показывать сумку и
имел неосторожность заспорить с полицейским. Мне кажется, что западные
немцы просто из кожи лезут, чтобы скомпрометировать олимпиаду, - они всюду
скулят, что город напоминает военный лагерь. Ну да ладно. Словом, его
скрутили, бросили в машину и отвезли в участок. Документы оказались в
порядке, но это не помогло - немца допрашивали ночь напролет...
- Приняли, видно, за террориста.
- Это понятно. Но зачем нужно было допрашивать его, предварительно
раздев догола? - Серж громко расхохотался.
- Возможно, комиссар придерживался собственных методов сыска.
- Ах, бедный барон! - с наигранным сожалением изрек Серж. - Он и не
представлял, какую кашу заварит этими играми! "О спорт! Ты -
справедливость! Ты указываешь прямые, честные пути, которые ищут люди для
достижения целей, поставленных в жизни!" - высокопарно продекламировал он
строфы из кубертеновской "Оды спорту". - Святая наивность! Полицейские и
допинги: целые армии полицейских и целые полчища ученых поставщиков
отравы, сжигающей жизнь! Политические демарши из-за двух-трех сопляков,
чьей-то недоброй волей объявленных "суперменами!" Закулисные торги с теми
же юнцами за право называться "людьми Адидаса" или "людьми Пумы"! Вот что
такое Олимпийские игры.
- Узнаю знакомые нотки...
- Какие еще там нотки? - не понял Серж.
- Тебе осталось лишь выкрикнуть - долой Игры! Как некоторые из ваших
собратьев по перу.
- Ты меня знаешь, - пошел на попятную Серж. - Предложение греков -
проводить Олимпийские игры лишь в Олимпии - заслуживает поддержки. Эти
сотни миллионов долларов, марок, иен, песо, выбрасываемые каждое
четырехлетие на строительство стадионов и крыш над ними, которые,
поблистав две недели, превратятся в египетские пирамиды современности, -
разве не свидетельствуют они о неуемном махровом национализме?
- Ты путаешь божий дар с яичницей. Представь себе, что раз в четыре
года мы встречались бы в Греции, сидели бы в ложе прессы на тех же местах
и смотрели на те же беговые дорожки, бассейн, велотрек. И, возможно,
никогда не увидели бы Мельбурна и Токио, Рима и Монреаля, не узнали бы,
чем живут австралийцы и японцы, мексиканцы и итальянцы...
- Ну, спортсмену-то один черт, ибо ему удается выступить на Играх раз
в жизни, так что он так или иначе не видит всего названного!
- У спортсмена навсегда остается в сердце страна, где он выступал. И
тут уж неважно - будет это Греция или Канада. Важно другое: хозяева
олимпиады как бы приглашают к себе в гости целый мир и стараются блеснуть
приязнью, гостеприимством, показать себя с наилучшей стороны...
- Вот-вот, - перебил меня Серж, - мы возвращаемся к тем самым
миллионам, что выбрасывают коту под хвост. Пустующие стадионы, приносящие
убытки, бассейны, на которых пытаются смастерить хлипкие подмостки для
шоу, и раздражение налогоплательщиков, - им-то еще долго приходится
оплачивать блистательное безумство, называемое Олимпийскими играми!
- Ты по-своему прав. Но это уже из другой оперы. Ибо если я начну
развивать свою мысль дальше, ты обвинишь меня в "красной пропаганде"...
Могу пообещать тебе одно: когда, спустя четыре года, мы встретимся в
Москве или в Киеве, ты поймешь, что наши стадионы и бассейны никогда не
застынут безжизненными пирамидами.
- У меня пересохло в горле, - оборвал тему Серж и крикнул: - Бармен!
- Слушаю, сэр, - сказал бармен, похожий на бывшего боксера.
- Два виски. Двойных!
- Одно двойное виски, - поправил я.
Бармен принес бокал и спросил:
- Я не ослышался: вы произнесли - Киев?
- Какого черта... - начал было Серж, но я жестом остановил его.
- Да, я - киевлянин.
- То я радый вас витаты на канадський земли! - на чистом украинском
языке приветствовал меня бармен.
- Щиро дякую! - отвечал я. - Вы давно в Канади?
- Майже усе життя. Сорок рокив, як одын день... Я з Львивщины...
- О чем это вы? - поинтересовался Серж, нетерпеливо поигрывая бокалом
с виски.
- Земляка встретил, - ответил я и кивнул бармену: мол, еще будет
