СЕРГЕЙ ЗАЛЫГИН
ОДНОФАМИЛЬЦЫ
Повесть
Жизней у Бахметьева К. Н. было множество, все разные, но суммы они
не составили, если же нет суммы - ради чего анализировать частности?
Был он пионером - одна частность, комсомольцем - другая, членом
сперва ВКП(б), потом КПСС - частность третья. Воевал, был военноплен-
ным и заключенным, женатым, вдовым и разведенным, всего не перечесть -
ну и что? Был-то он был, но чем-то, чем должен был стать, не стал, а
что было, то прошло. И не столько запоминалось, как был, зато как не
стал, в памяти оставалось.
Вот он еще молодой, командует в должности зам. начальника цеха (на-
чальник больше трудился по партлинии) на заводе "Молот и серп". Там же
его, Бахметьева К. Н., из партии в первый раз вычистили - системати-
ческое невыполнение производственного плана. А тут же и война, харь-
ковский котел. За недостатком кадров он командует взводом и ротой (в
роте семь человек).
В партии восстановлен, но опять отступление, он ранен разрывным.
Его нашли, кажется, в лесу. Нашли и вылечили. Во Владимире вылечили,
после стали разбираться - почему под Харьковом бежал, а не наступал?
("За Родину, за Сталина"?!). Не шпион ли он, не дезертир ли? Разоб-
раться не успели, снова на фронт - рядовым и беспартийным. Рядо-
вым-беспартийным Бахметьев К. Н. воевал чуть-чуть не полный год, и
опять случилось: попал к немцам в плен. В один лагерь, в другой ла-
герь, а когда его освобождали свои - в нем живого веса было 29,5 кг.
При том, что рост 172 см.
Кости и те таяли, а когда он прощупывал их в прежних размерах -
удивлялся: не может быть! Освобожденного из плена повезли опять же в
госпиталь, из госпиталя выписали и снова судить суровым судом - зачем
сдавался в немецкий плен? Дали семь лет подземной Воркуты. Тут уж он
словчил - умолчал о своем среднем образовании, за среднее прибавляли
два, за высшее - еще два года. Семь он отбыл от звонка до звонка, ру-
бал воркутинский полярный уголек, а когда вышел из-под земли, встре-
тился ему по харьковскому котлу политрук. Политруки тоже разные быва-
ли, этот человеком оказался (при том, что в большом каком-то штабе
состоял), раскопал документы: Бахметьев К. Н. был, оказывается, предс-
тавлен к Герою. Если не к Герою, так к Ленину, как пить дать! Еще вы-
яснилось: семь лет подземной Воркуты было ошибкой. Выяснилось, что в
немецких лагерях, при живом весе 29,5 кг, он, беспартийный, вел пар-
тийную агитацию.
Явился Никита Сергеевич Хрущев, Бахметьева К. Н. восстановили в
партии, дали Красную звездочку, персональную пенсию. Жизнь вошла в ка-
кую-то колею, в которой и катилась до перестройки. И даже до ноября
1990 года.
Седьмого ноября 1990-го Бахметьев К. Н., при звездочке, задолго до
начала пришел на торжественное партсобрание, занял место в первом ря-
ду, заняв, прослушал "Интернационал", Гимн Советского Союза прослушал,
приготовился слушать доклад о Великой годовщине. Молодцевато подтянул-
ся при виде ТВ-объективов, хотя объективы и смотрели не на него, а на
сцену. Докладчика все не было и не было, трибуна пустовала, ветераны в
первом ряду начали сильно возмущаться. Тут выходит на сцену тоже вете-
ран, не очень хорошо знакомый, выходит и объявляет: парторганизация
постановила самораспуститься. Кто с решением согласен - вот стоит
большой стол, на стол выкладывайте партбилеты!
И многие выложили, а Бахметьева К. Н. затрясло, он едва не помер в
тот раз. Ему стало вдруг страшнее, чем в немецком плену, страшнее, чем
под Харьковом, страшнее, чем в воркутинском подземелье.
Партбилета Бахметьев К. Н. не положил, унес домой, дома хранил за-
вернутым в красную бархотку за небольшой иконой Богоматери, но когда к
нему пришли с предложением в новой, в зюгановской партии восстановить-
ся, он отказался.
- Ах, товарищ Бахметьев, товарищ Бахметьев, - сказала ему послан-
ная, старая-старая, очень заслуженная большевичка по фамилии Кротких,
- а мы-то на вас надеялись! А мы-то...
- Так и есть, - согласился Бахметьев К. Н., - на меня всегда
кто-нибудь надеялся, всегда какое-нибудь "мы". Это даже удивительно!
Какая надобность?
- Неужели ты на партию, хотя бы и за Воркуту, можешь обижаться? Че-
го такого особенного? Один ты, что ли? Вот и я...
- Тебе как угодно, товарищ Кротких! - отвечал Бахметьев К. Н. - Мое
решение - оно личное, твое решение - тоже личное. С меня хватит, с те-
бя - не хватит; доказывать, спорить не о чем.
- А это, товарищ Бахметьев, - сказала товарищ Кротких, - не что
иное, как эгоизм. И, значит, тебя действительно не зря заслали в Вор-
куту и только по ошибке восстанавливали в партии. Я же и ставила тебя
на учет в нашей парторганизации. Поэтому мне за тебя стыдно.
- Мне почему-то нет! - вздохнул Бахметьев К. Н.
- А как тебе теперь? - спросила Кротких.
- А теперь мне все равно.
- Так жить нельзя! Это не человек, которому все равно! Неужели ты
не понимаешь - нельзя?! - возмутилась Кротких.
- Помирают все одинаково, - отвечал ей Бахметьев К. Н. - Что пар-
тийные, что беспартийные: сердце перестанет дрыгаться - и все дела.
Товарищ Кротких ушла расстроенная, Бахметьев К. Н. подумал: "Вот бы
поскорее дождаться!" И стал ждать.
В ожидании длилась жизнь. На своем веку он чего только не ждал -
никогда не сбывалось. Но тут - верняк.
В ожидании бывало приятно и выпить, чтобы в самый раз, чтобы дейс-
твительность становилась светлее, такой, какой она должна быть. Тогда
и ты в ней - такой подлинный, такой действительный, каким вовсе не бы-
вал.
Другой раз редко, а все-таки Бахметьеву К. Н. вспоминалась любовь.
Первая, рыженькая и довоенная супруга возникала, будто было вчера,
вторая, послевоенная, отодвигалась вдаль и вдаль, теряя подробности, а
главное, никогда не снилась. Во сне являлась исключительно рыженькая -
прическа, зеленые глазки, аккуратные грудки.
В этой неразберихе с прошлым, с укорами товарищ Кротких в настоящем
надо было придумать что-то, что называется "хобби", и Бахметьев К. Н.
пошел играть в домино.
Он на доминошников до тех пор глядел с удивлением: кругом проблемы,
у них же задача - загнать партнера в безвыходное положение, в сортир
загнать, в котором проблем нет и не может быть.
Два года соревновался в этом деле Бахметьев К. Н., приобрел автори-
тет в сборной трех корпусов А, Б и В по улице имени композитора Гудко-
ва, 11, дважды (с успехом) участвовал в чемпионате дворовых команд,
три раза получил по неизвестной причине в морду, столько же и сам съ-
ездил кому-то (не помнит кому), но других забот у него и в самом деле
не стало, он тайно был доволен жизнью, хотя вслух и ругал жизнь нецен-
зурно.
И тут оказалось: он-то, Бахметьев-то К. Н., - он снова в партии! Он
не думал и не гадал, когда ему сказали:
- Бахметьев К. Н.! Так ты же давно уже наш! Придурка строишь, будто
не знаешь! Ты - с нами! Душой и телом!
- Ей-богу, мужики, не знаю! Это с кем же я есть? Кто такие вы?
- Мы "Память"! Усек?! У нас таких, как ты, - подавляющее большинс-
тво!
Действительно, под стук костяшек нередко говорилось: кого в будущем
году надобно повесить, кого пожечь, кого выслать за городскую черту, с
какими странами порвать дипломатические отношения. Он все это в одно
впускал, в другое ухо незамедлительно выпускал, поскольку домино - иг-
ра беспартийная, большинство голосов не имеет в ней значения: выиг-
рыш-проигрыш на голосование не ставится.
Мнилось ему так, а в действительности большинство снова заговорило
известным языком: когда ты не с нами, значит, против нас!
И еще спросили у Бахметьева К. Н.:
- Газетку "День" читаешь? Внимательно?
- Мне подобная газетка не довелась...
- Доведется!
- Нет, мужики, не для того выходил я из Ка Пе эС эС, чтобы войти в
вашу "Память"! Мне и на собственную память грех жаловаться!
- А русский ли ты человек, Бахметьев Костя?
- Всю жизнь был русским.
- А мы сомневаемся. Сколько гоняли козла, не сомневались, нынче -
пришло!
- Мне на ваши сомнения плевать и растереть! Или русские лучше всех?
По вас этого не видать!
- А ты, гад, ты шибко хороший?
- Я и не претендую!
- Научим - запретендуешь!
- Не такие учили - не научили.
- Может, ты сознательно мечтаешь сделаться нерусским человеком? Та-
ких, учти, народ сильно не любит.
- А еще бывают дураки дурнее дураков. Не встречали?
- А я вот штаны спущу, а ты погляди: хороший я или - плохой? -
отозвался самый ретивый и начал расстегивать ширинку.
Разговор кончился, и все на свете Бахметьеву К. Н. стало противным
и отвратительным, он зачем-то и еще спросил:
- А что, мужики? Если по душам: или вам никому никогда не стыдно
было быть человеком русским? Никогда в жизни?
- Поговори у меня! - замахнулся старикашка с костылем - костылем и
замахнулся. По фамилии старикашка был Семенов, по кличке Соплячок. С
таким связываться невозможно, он сейчас начнет орать, что Бахметьев К.
Н. в немецких лагерях полвойны отсиживался, когда другие на фронтах
денно и нощно ковали победу.
Бахметьев К. Н. сам себе объявил: "Дурак ты, дурак и есть!" - и
умотался прочь с настроением хуже некуда.
А когда на другой день Бахметьев К. Н. хоть и с опаской, а все-таки
пришел погонять в домино, ему сказали:
- Пшел вон, сволочь! Отныне и навсегда обходи нас стороной!
И еще кое-что было сказано, и сказано к месту: два года Бахметьев
К. Н. гоношился с доминошниками, вот уже год, как сортирные комбинации
снились ему по ночам, пора было кончать.
Конца, покуда ты жив, не бывает без начала чего-нибудь нового, и он
отправился в районную библиотеку. Он совершенно не помнил, когда в
последний раз ему в библиотеке приходилось бывать. Может, когда в ин-
дустриальном техникуме учился? Техникумовской ему хватало, о существо-
вании подобных учреждений и еще где-то ему известно не было. Он стал
вспоминать названия книг. Вспомнилась "Война и мир". Он ее не читал,
но знал о Наташе Ростовой, о князе Андрее Болконском из политбесед по-
литрука на фронте. Тогда же он поклялся: живой останусь - прочитаю Ль-
ва Николаевича! Живой остался, а святую клятву забыл. Однако лучше
поздно, чем никогда! - правило известное, и библиотечных лет у него
было почти три. Книг за эти годы он прочел тьму тьмущую, читал денно и
нощно - ежели в одной руке ложка, то в другой книжка. Его фотографию
вывесили в районной библиотеке: "Бахметьев Константин Николаевич, ве-
теран-пенсионер, наш верный читатель. Книги сдает исключительно в срок
и даже досрочно". Еще что-то было написано машинкой под его фотопорт-
ретом, он книги читал, читал, читал, и все чаще приходила ему мысль:
что бы такое сделать в результате чтения? Не обязательно что-то очень
государственное, не обязательно очень общественное, но что-нибудь исс-
ледовательское. Что-нибудь библиофильское, хотя бы и вовсе краткое -
на неделю-другую работы.
И что же пришло ему в его голову?
Ему пришло: проработать литературу на предмет Бахметьевых.
Иначе говоря, порыться в каталогах на букву "Б", выписать всех ав-
торов под фамилией "Бахметьев", составить обзор их жизнеописаний и
произведений, напечатать тот обзор на машинке в трех экземплярах, пе-
реплести в картонные корочки и один экземпляр подарить районке. В знак
благодарности.
А - что? Если бы все не все, а хотя бы самые постоянные читатели
библиотек исполнили подобную работу - как бы оказалось интересно! По-
лезно - как?! Заведующая районкой Вера Васильевна на очередном методи-
ческом совещании бибработников обнародовала бы факт: "А у нас один наш
читатель..." И какое бы это произвело впечатление - вплоть до городс-
кого отдела культуры? И дальше, дальше?!
И только-только, в следующий вторник, собрался Бахметьев К. Н. при-
няться за дело, как в понедельник в ветеранской поликлинике ему сказа-
ли:
