чество, передовое, в свою очередь, посеяло серьезные подозрения в умах
несерьезных и ординарных, а тогда является в мир полячок Коперник Коля
и разъясняет мироздание: Солнце не вертится вокруг Земли, наоборот -
Земля изо всех своих сил крутится вокруг Солнца (как собачонка вокруг
своего хозяина). И не только Земля, но и планеты тоже. Выкусили! Нас-
чет своего главенства - выкусило человечество, и ничего. Не зафиксиро-
вано, чтобы кто-то в знак протеста повесился. К тому времени гордости
в народонаселении было уже поменьше, мифы уже сходили на нет.
Дальше - больше. Больше знаний - значит, больше незнаний, и настает
время - все знают, кажется, все уверены в том, что Солнце, вся Солнеч-
ная система должна вокруг чего-нибудь вертеться-крутиться, но вокруг
чего - толком не знает никто. Бахметьев К. Н. тоже не знает, но ничуть
этим не огорчен, тем более что его сердце ни в чем его не упрекает -
ни в безграмотности, ни в отсталости от века. Одним словом - ни в чем.
Если и вся-то наука, теорией анабиоза и всяческими другими теориями
вооруженная, этого не знает - кишка тонка! - он-то, Бахметьев-то К.
Н., при чем? У него за плечами и всего-то было два с половиной года
самообразования в районной (изредка - в городской) библиотеке.
К тому же очень хорошо, просто прекрасно, что размышления пришли к
нему только что - мудрое оказалось опоздание! Если бы они пришли рань-
ше, назад тому года четыре, он бы не выдержал, обязательно кому-нибудь
проболтался, и вышел бы один только смех. Это представить себе, как бы
смеялась-издевалась над ним Елизавета Вторая? А как бы - Костенька? А
как бы вся, в полном составе, дворовая команда доминошников? Но сейчас
над ним не смеется никто, даже он сам над собой. Все, кто мог, давно
уже над ним отсмеялись, и вот он размышляет в спокойствии: сердце-то?
Два желудочка и два предсердия, они ведь система, которая - главная,
вокруг которой весь остальной Бахметьев К. Н. сплотился. Сплотился со
всеми его многочисленными жизнями - детской, техникумовской, военной и
лагерной, с семейной и одинокой, молодой и старческой, - он, признать-
ся, число этих жизней знал весьма приблизительно.
Другой причины, подобного их сплочения, кроме как его собственное
сердце, - не было. Можно лишиться одной руки, одного легкого, части
желудка, но без одного сердечного желудочка, без одного предсердия
жизни нет. Можно лишиться части мозгов и прожить в качестве орангутан-
га или шимпанзе, ну и что? Все равно жизнь, и еще неизвестно, чьи ка-
чества лучше, главное же в жизни - чтобы было сердце.
Ну а двухкомнатная? Плюс кухня 6,5 кв. м?
Вот и Елизавета Вторая. Как пришла в его двухкомнатную плюс кухня
6,5 кв. м, как только огляделась, сказала:
- Вы, Константин Николаевич, родились под счастливой звездой! Как
пить дать - под счастливой!
Подумать только, в то время Елизавета Вторая говорила с ним на
"вы"?! А он с ней - уже и не помнит как. Для него Елизавета Вторая
всегда была одинакова - что на "вы", что на "ты".
Бахметьев подумал и сказал:
- Все может быть! В наше время все может быть. Но вообще-то я обык-
новенный гражданин. Как все, так и я. Звезд не чувствую.
И опять он услышал в ответ:
- Ну не скажите! Все ж таки у вас сердце!
Звезда не звезда, а только нынче Бахметьев К. Н. занят соответству-
ющей мыслью: он реабилитирует Клавдия Птоломея, подтверждает высокую
репутацию Древней Греции и догадывается, что недаром выдающиеся астро-
номы прошлого - тот же Коперник - одновременно были еще и медиками:
есть, есть что-то общее между системой мироздания и его, Бахметьева К.
Н., организмом!
Умереть же по-хорошему - это значит - без воспоминаний. Не вспоми-
нать Бахметьев К. Н. давно уже умел - при том, что всегда знал, о чем
именно он не вспоминает.
О чистке партии - никогда, тем более о партии до блеска очищенной.
О харьковском котле - как в этом котле командовал ротой из семи чело-
век, как был ранен - никогда! (Кем он был, в тот раз раненный, спасен
- он действительно не знал.) О немецком плене, о собственном в том
плену телесном весе 29,5 кг - не вспоминал тем более. Зачем? Если и
вспомнишь - все равно не поверишь!
Несмотря ни на что мелькало одно и то же подземное воркутинское
воспоминание: рубая уголек, мечтаешь о земной атмосфере - дыхнуть бы!
Как бы не мечта, то и не выдержал бы смену - двенадцать часов. Ну а
подняли тебя на поверхность, а там и атмосферы нет, туман - 40 граду-
сов, больше ничего, и рот затыкаешь рукавицей и в колонне бегом-бегом
в барак. За плечами у тебя мешок с углем - бараки требуют отопления!
Свобода от воспоминаний (и от фантазий) - это мудро и справедливо.
Может быть, и благородно? Недаром старцы крестьянские загодя сколачи-
вали себе гроб, хранили его на чердаке либо в амбарушке с зерном.
Они-то знали, знали хорошо, почему и зачем это делают. Недаром люди
говорят: народ, он - умный! Бахметьев К. Н. смертей повидал, но все
это были смерти навязанные, бессмысленные и потому отвратительные,
совсем не те, которых сама жизнь требует, с которой птоломеевское
сердце выражает согласие, и когда его послушаешь, слышно: "По-ра!
По-ра!"
Итак, самое доброе чувство испытывал Бахметьев К. Н., самое, каза-
лось ему, заключительное, когда он протягивал руку к тумбочке, нащупы-
вал пластинку валидола, с трудом, а все-таки выковыривал из нее две -
обязательно две! - капсулки и укладывал их под язык. Под языком они
таяли, просачивались в кровь и таким образом утешали сердце. Что и
требовалось доказать! И какие могли быть после того еще желания?
Конечно, Бахметев Павел Александрович в свое время плыл в Океанию
на корабле с паровым двигателем. Не на паруснике же, в самом деле,
следовал он из России в Океанию? По многим морям, по океанам? Бахметь-
ев же К. Н. нынче, пользуясь достижениями науки и техники, вовсе не
плыл, а легко летел по воздуху в кабине неизвестной конструкции лета-
тельного аппарата. Летел и думал: "Вот повезло, вот повезло! Через
час-другой буду на месте!" Одно было у него затруднение: надо предуп-
редить жителей Океании о том, что Бахметьев К. Н. к ним следует! Хотя
бы и без особых почестей, все-таки требовалось его, приземлившегося,
кому-то встретить. Без этого он заблудится, не на тот остров призем-
лится. Он оглянулся на три стенки кабины вправо, влево, назад, и слева
оказался прибор, предназначенный для радиосвязи. "Опять повезло!" И с
сердечным трепетом он заговорил в этот аппарат:
- Миленькие вы мои папуасы! Я, Бахметьев Ка эН, спешу к вам, я уже
всем сердцем с вами, но океан большой, небо еще больше, и я не знаю,
каким следует считать тот океан, который подо мной, - он уже Тихий или
все еще Индийский? Я не знаю, в каком я нахожусь небе, - пролетел я
международную границу перемены календарной даты или все еще не проле-
тел? Не знаю - в атмосфере я лечу или в космосе? Но все равно: я русс-
кий человек и лечу к вам, мне больше не к кому лететь. Ведь у вас с
Россией давно сложились хорошие и даже прекрасные исторические отноше-
ния! Вспомните Николая Николаевича Миклуху-Маклая - он лечил вас от
разных недугов. Вспомните, дорогие мои, адмирала Михаила Петровича Ла-
зарева! Михаил Петрович открыл ваши собственные острова в группе Туа-
миту, а также цепь Радак в Маршалловых островах. Заодно он открыл и
материк Антарктиду, и теперь вы вполне можете считать, что вы тоже
открывали тот огромный и ледовый материк, толщина льда - два километ-
ра. Это вам не баран чихнул, это вам, приэкваторным жителям, трудно
представить. И мне тоже! Теперь подумайте: если бы Николай Николаевич
не вылечил иных ваших бабушек-дедушек, можно с уверенностью сказать,
что многих из вас сегодня не было бы на свете, а если бы Михаил Петро-
вич не открыл и не нанес бы вас на географическую карту - вы бы и до
сих пор могли оставаться неоткрытыми! Но едва ли не самый главный ге-
рой, о ком я должен вас информировать, - это Павел Александрович Бах-
метев. Обратите внимание: мы однофамильцы, только я - Бахметьев Конс-
тантин Николаевич с мягким знаком, а он, Павел Александрович, - без
мягкого. Но я давно уже простил ему этот недостаток и искренне его по-
любил. У кого из нас от природы нет недостатков? Вспомните, как Павел
Александрович устраивал на одном из ваших островов коммунистическую
коммуну. И это еще не все: он был прототипом нашего Рахметова из рома-
на Николая Гавриловича Чернышевского под названием "Что делать?". Об-
ратите внимание - это вечный вопрос, с этим же вопросом лечу к вам и
я, в надежде, что с кем, с кем, а с вами-то мне удастся его решить!
Хотя бы - частично! По прибытии я еще и еще расскажу вам о Павле Алек-
сандровиче, я уверен, что это будет увлекательный рассказ, а может
быть, и увлекательная лекция (несмотря на то, что ни разу в жизни ниг-
де и никогда я не читал лекций). Однако мне крайне необходимо призем-
литься на одном из ваших коралловых островов, на том, где Павел Алек-
сандрович устраивал коммунизм. Как только я приземлюсь, как только
прочитаю лекцию, мы тут же и провернем какое-нибудь общественное ме-
роприятие! Я на этом свете, слава Богу, пожил, я понимаю в мероприяти-
ях. К тому же, учтите, у меня имеются очень перспективные знакомства.
В частности, можно сказать, родственные отношения с Бахметьевым П. И.
(Порфирий Иванович), с автором анабиоза. Великий человек, и при его
содействии вполне возможно будет всему народонаселению вашего коралло-
вого и прекрасного острова погрузиться в анабиоз. Скажем, лет на пять-
десят. Скажем, лет на сто. Ну а по истечении срока снова восстановить-
ся в текущей жизни и тем самым сохранить современную папуасскую куль-
туру для цивилизации, которая к тому времени крайне будет в этом нуж-
даться! Я, как русский человек с собственным сердцем, не член "Памя-
ти", вообще не член какой-либо партии, зато поживший в разных отечест-
венных качествах, готов вам помочь! Не сомневайтесь: готов, готов!
Сделайте же мне, пожалуйста, какой-нибудь сигнал, чтобы я знал, куда
приземлиться! Передо мной в неизвестном океане множество неизвестных
островов, один красивее другого, но я все равно не знаю - где вы? На
каком из островов меня ждут больше всего? Сделайте мне сигнал!
И действительно: с одного из островов, очень красивого - почти пра-
вильный круг, - стал подниматься голубой столб дыма, тоже строгой фор-
мы, очень напоминающий Ростральную колонну...
- Вижу, вижу! Реагирую! Ориентируюсь! - громко закричал Бахметьев К.
Н. - Спасибо, спасибо, дорогие мои папуасы! Какие вы, в самом деле,
вежливые! Какие гостеприимные! Я - вижу ваш сигнал, я к вам приземля-
юсь. Я отчетливо чувствую земное притяжение! Уже!
