приглашен сомалийским правительством.
- О'кей! - воскликнул Абди. - Я постараюсь сделать все как можно
лучше. Если смогу, добьюсь, чтобы водителем назначили меня.
Он исчез в гроте, а Малко быстро пошел по пляжу в сторону города.
Ирвинг Ньютон и Фуския ждут его.
Хельмут Ламбрехт приветливо помахал рукой, заметив Малко, когда тот
выходил из лифта. Журналист сидел за столом в холле "Джаббы" в компании
Мусы и еще двух сомалийцев, таких же бандитов, как и он; Малко
присоединился к ним. Ламбрехт был именно тот человек, которого он сейчас
хотел видеть.
- Ну, - спросил немец, - что нового?
- Вы это знаете, - сказал Малко. - Террористы из ФОПС убили жену
посла и подбросили труп к посольству. Они грозятся ликвидировать еще
одного заложника через три дня. Мы запросили в Вашингтоне новых
инструкций, а все это время сомалийская милиция сидит сложа руки, -
закончил он с горечью.
Наступило напряженное молчание. Его прервал "товарищ" Муса, который
нравоучительно заявил:
- Американское правительство должно сделать все, что в его силах,
чтобы спасти заложников.
Хельмут Ламбрехт, чувствуя, что напряжение растет, попытался
разрядить обстановку. Он позвал официанта и молча указал пальцем на
бутылку "Гастон де Лагранж". Потом обратился к Малко:
- Эта история не может иметь продолжения в Могадишо. Действовать надо
Вашингтону. А вам совсем не мешает на пару дней отвлечься. Раз люди из
ФОПС отказываются вступать в переговоры, вам здесь делать нечего.
"Товарищ" Муса бросил беспокойный взгляд на журналиста.
- Вы хотите взять с собой товарища Линге в Браву?
- Да, - ответил Ламбрехт. - Ему покажут настоящее Сомали.
- Но нужно разрешение министерства информации, - мягко возразил
сомалиец.
Ламбрехт смеясь хлопнул его по колену.
- Он не сможет во время поездки заниматься шпионской деятельностью. И
потом, вы поедете с ним...
- Лучше все-таки спросить, - продолжал настаивать Муса,
многозначительно глядя на собеседника.
- Я сегодня вечером ужинаю с Коффишем, - оборвал его немец. - И
поговорю с ним об этом.
"Товарищ" Муса осторожно замолчал. Малко поспешил сказать, чтобы
успокоить его:
- О, я не думаю, что смогу поехать. Я тоже должен попросить
разрешения у своих властей.
Все облегченно засмеялись. Обстановка разрядилась. Муса наклонился к
Малко и, сально улыбаясь, спросил негромко:
- Ну что, вам понравились сомалийские женщины, а?
Малко сдержанно улыбнулся. Он обнаружил Мусу на пляже, возвращаясь из
грота. Стукач из СНБ ни на шаг не отставал от него.
Фуския прождала его в холле "Джаббы" полчаса в легком платье, едва
прикрывавшем ноги. Зрелище, которое наверняка поколебало веру в
социалистические идеалы трех северокорейцев, грустных, как потухшие свечи.
Спина у Малко была исполосована ногтями. Определенно, у Фускии
тропический темперамент. Как только они закрыли за собой дверь, она так
рванула платье на груди, что пуговицы дождем посыпались на пол, и дальше
вела себя в том же духе. Малко, успевший стать у Фускии завсегдатаем,
сегодняшний вечер решил пропустить: наступающий день обещает быть длинным
и трудным.
Присутствие "товарища" Мусы тем более не облегчит дела. К тому же
попасть в Браву - это только начало.
Малко поднялся. Ирвинг Ньютон ждал его в посольстве.
- Может быть, до завтра, - сказал он.
- Отъезд в полседьмого, - уточнил немец. - Встречаемся здесь, в
холле.
- Ну что? - тревожно встретил его первый секретарь.
- Все в порядке, - ответил Малко, падая в кресло напротив
кондиционера. - За исключением нескольких деталей.
- Terrific! [потрясно (англ.)] - пробормотал американец.
Лицо Малко выражало сомнение. Его команда - это банда мокриц.
Пенсионер с глазами кролика, "тропическая ласточка", горячая, как кошка на
раскаленной крыше; политический противник, действующий по чужой подсказке,
и, возможно, женщина, с которой он в своей жизни провел всего два часа.
Против него - скорее всего, КГБ, наверно СНБ и все сомалийское
население.
- Сколько наличных денег в сейфе посольства? - спросил он.
- Э-э-э... Примерно восемь тысяч долларов, - подсчитал американец.
- Отлично, - сказал Малко. - Вы смотаетесь на золотой рынок и купите
все, что сможете. По двадцать пять шиллингов за грамм - этого добра будет
немало. Вы подумали о радиомаяке?
- Его только что привезли из Найроби. Замаскирован под транзистор.
- Очень хорошо. Встретимся здесь через два часа. Подведем итог.
Малко холодно улыбнулся.
- Если все пойдет по моему плану, мы увидимся не скоро. Вы связались
с теми, кого я вам назвал?
- Со всеми, - подтвердил Ирвинг. - Они stand-by [наготове (англ.)].
Дэвид Уайз желает вам удачи. Это не лишнее.
Малко тихонько выскользнул из постели. Фуския раскрылась во сне и,
свернувшись калачиком, предоставляла возможность любоваться ее пышным
задом. Он коснулся ее, и тут же бедра мулатки вздрогнули, как живые.
Фуския слегка постанывала во сне. Наверное, ей снилось то, чем она так
увлеченно занималась ночью.
Он быстро оделся и вышел, прихватив с собой ключ. Было шесть утра.
Его биологические часы сработали безотказно. Хотя он на всякий случай
попросил администратора разбудить его. С бьющимся сердцем Малко вошел в
лифт. В холле "Джаббы" не было никого, кроме Хельмута Ламбрехта. Увидев
Малко, он издал радостное восклицание.
- Так вы едете?!
- Мне очень хочется, - с сожалением проговорил Малко. - Хотя это и
неразумно.
- Ну-ну, пошли, - стал настаивать журналист. - "Лендровер" уже ждет.
Малко направился к выходу и увидел "лендровер" с зажженным
стоп-сигналом. Он обошел машину вокруг и тут же узнал морщинистое лицо
Абди. Он бы его расцеловал!
Первая часть операции удалась.
Сомалиец едва заметно улыбнулся. Была еще почти ночь. Малко вернулся
в холл.
Хельмут Ламбрехт пристально глянул на него:
- Так что?
Малко покачал головой.
- Я бы поехал, но есть маленькая проблема. Вы знаете, та молодая
женщина, с которой вы меня видели, она у меня в номере и мне не хотелось
бы ее оставлять одну.
- Нет проблем! - с улыбкой сказал журналист по-немецки. - Пусть едет
с нами. Идите будите ее. Она может спуститься, как есть, - добавил он,
грубо расхохотавшись.
Малко был уже в лифте. Как только он начал тормошить Фускию, она
обвила его руками, и ему с большим трудом удалось вырваться из объятий
этого душистого спрута. Наконец она открыла глаза.
- Проснись, - повелительно сказал Малко. - Мы уезжаем.
Она резко поднялась.
- Куда? Еще ночь!
Это был щекотливый момент. Не забывая о микрофонах, Малко объявил
самым естественным тоном:
- Мой немецкий друг берет нас с собой на два дня в Браву! Это -
приятная прогулка. Я не хочу с тобой расставаться.
Он увидел ее расширившиеся от удивления и страха глаза. Не дав
женщине открыть рта, он сплел пальцы вокруг ее шеи и приник губами к уху:
"Если ты возразишь хоть слово, убью. Скажи только, что ты довольна..."
Он мягко ослабил давление. Фуския посерела. Она пролепетала
сдавленным голосом:
- Но как же мой ресторан? У меня нет разрешения на выезд. Брава - это
далеко...
- Мы вернемся быстро, - заверил Малко. - Пошли.
Он вытащил мулатку из постели. Она одевалась как во сне. К счастью, у
нее было хлопчатобумажное платье, удобное для дороги. Малко положил на дно
чемодана три килограмма золота, доставленного Ирвингом Ньютоном, и взял в
руку "транзистор". В лифте Фуския дала волю своему отчаянию.
- Ты с ума сошел! Они узнают, что ты едешь в Браву, и заподозрят,
зачем. Я не хочу ехать!
- Если ты не поедешь, я скажу, что это ты мне сообщила про Браву, -
пригрозил Малко.
Она умолкла. Ему было стыдно, но...
Лифт приехал на первый этаж. "Товарищ" Муса уже явился. Он что-то
обсуждал с Ламбрехтом. Увидев Малко, он внезапно замолчал. Малко так
надеялся, что стукач не проснется... Фуския хлопала глазами, как сова при
дневном свете. Хельмут Ламбрехт кинулся к ней, чтобы поцеловать руку. Муса
бросил на мулатку мрачный взгляд, и она отвернулась.
Сомалиец подошел к Малко и неуверенно сказал:
- Не знаю, можете ли вы ехать. У вас нет пропуска. Надо бы сходить за
ним в бюро информации.
Хельмут Ламбрехт внезапно разозлился.
- Муса, ты что, издеваешься? Ты же знаешь, что до восьми у них
закрыто и что уйдет три дня, чтобы получить эту дурацкую бумагу. Ты член
партии, а у меня есть разрешение. Раз тебя назначили гидом к товарищу
Линге, поехали с нами! Итак, в машину.
Не похоже, чтобы Муса был рад... Малко спрашивал себя, что тот сможет
сделать, чтобы помешать им уехать. Присутствие стукача создает
дополнительные трудности, но вряд ли удастся задушить Мусу в холле
"Джаббы". Однако он все хорошо рассчитал. В этот ранний час
государственные учреждения были закрыты, а Муса не чувствовал в себе
достаточно веса, чтобы запретить поездку Малко. С непроницаемым лицом он
сел на заднее сидение "лендровера". Малко занял место на втором сидении
рядом с Фускией, которая немедленно улеглась ему на колени. Хельмут
Ламбрехт сел впереди, рядом с шофером, и закурил "Ротманс".
Малко заметил позади пассажирских сидений нечто, очень похожее на
винтовку, и сердце его приятно сжалось. Абди ловко все устроил. Они быстро
промчались через город и поехали по пустынной дороге. Заря едва
занималась. Впереди не было видно никаких заграждений. Малко внезапно
подумал: а может, все опасности не так уж серьезны... Абди нажал на газ,
скорость поднялась до ста километров. Фуския спала, прижавшись к Малко. На
своих ляжках он чувствовал ее теплое дыхание.
Свернувшись калачиком на заднем сидении, Муса тоже спал или делал
вид, что спит. Малко попробовал задремать. Дни предстоят длинные и
трудные...
У него не было ни малейшего представления о том, как он сможет
разыскать заложников, а затем, если удастся, освободить их. Вдруг Абди
обернулся и весело сказал:
- Надо ловить момент, чтобы поспать сейчас, джаале, потому что через
шестьдесят километров начнется очень плохой проселок и он не даст вам
отдохнуть.
12
Абди соврал. Проселок не был плохой. Он был кошмарный! "Лендровер"
болтало, как лодку в бушующем море.
Шофер-сомалиец, упираясь в дверцу, прикрыв кроличьи глаза черными
очками, вел машину, резко двигая плечами, как боксер, который бьет
невидимого противника. Перекладывая с одной щеки под другую травку,
которую он беспрерывно жевал...
Малко подавил недовольство, когда Фуския всей тяжестью навалилась ему
на ребра. Задыхаясь, он попытался освободиться, но еще более сильный
толчок бросил мулатку на дверцу, и она сильно ударилась. Сзади было еще
хуже: "товарищ" Муса болтался взад и вперед по сидению, как поплавок,
отчаянно пытаясь ухватиться за что-нибудь. Только шофер и Хельмут
Ламбрехт, крепко сидевшие впереди, не очень страдали.
Глубокие лощинки с ухабами чередовались с крутыми виражами и
огромными ямами, через которые Абди старался ехать особенно аккуратно. Был
уже день, дорога извивалась по пустынной саванне, усеянной большими
колючками. Время от времени навстречу попадался пастух, сидящий под
баобабом, - вот и все.
Воспользовавшись тем, что машина пошла медленно, Малко наклонился к
Абди:
