вулканического жерла стало ярче, налилось алым; потом в самой глубокой из
расселин - той, что минувшим утром показывал Рагар - возникло пламенеющее
щупальце. Медленно, будто бы в нерешительности, оно направилось вниз по
склону, вытягиваясь змеей; вслед за ним в других трещинах меж зубцами
кратера начали высовывать безглазые головы десятки красных червей.
Пираты, рулевые и марсовая команда возбужденно загалдели. В их
возгласах звучал страх; пожалуй, только Хафра да кормчий Сандара, мертвой
хваткой вцепившийся в колено капитана, хранили угрюмое молчание.
- Драконы! Огненные драконы!
- Сейчас поползут вниз, к кораблю!
- Митра, спаси и защити!
- К демонам Митру! Надо отваливать, да поскорее!
- Амра! Где Амра?
И снова:
- Капитан! Амра!
Конан спрыгнул вниз, затем в четыре огромных скачка взлетел на
кормовую надстройку, где у трапа пылали два факела.
- Молчать, трусливые псы! Кто собрался отвалить, того не держу!
Клянусь Кромом, дорога свободна - с борта прямо в воду! - Сейчас его
гулкий голос перекрывал яростное рычанье вулкана. - Я остаюсь здесь, и
прирежу каждого, кто коснется паруса или весла!
Крики смолкли; люди поглядывали то на вершину горы, то на грозное
лицо своего капитана, точно взвешивая, откуда можно ждать больших
неприятностей. Конан презрительно сплюнул, отвернулся и шагнул к бортовому
ограждению; надстройка поднималась выше прибрежной скалы и отсюда все было
видно так же хорошо, как с рея.
Он твердо решил досмотреть представление до конца. Если потоки лавы и
в самом деле начнут угрожать "Стреле" или гора расколется напополам, тогда
можно и выйти в море... Только тогда, не раньше! Должен же он увидеть, на
что способен этот аргосец... правда ли то, о чем толковал этот странный
человек... Подняв взор к вершине, Конан отметил, что алых языков стало
больше и движутся они быстрее; самый длинный уже прошел четверть склона и
теперь чуть загибался вправо, в сторону кардальских долин и прибрежного
городка. Пожалуй, решил киммериец, самое время Рагару воззвать к
Пресветлому - не то огненная река испепелит и слугу Митры, и дубы, на
помощь которых тот рассчитывал.
Замерев в жарком и душном полумраке, киммериец уставился вверх, на
голубое марево, что колыхалось над кровавой раной жерла. От вершины его
отделял океан тьмы, скрывавшей и море, и ближний берег, и подножие
вулкана; где-то там, невидимый и неощутимый, затаился Рагар, где-то там
бродила Калла... Или уже лежала в горячем пепле, мертвая, как высушенные
серой метелью травы?
Конан стиснул кулаки, мышцы его напряглись, ноздри раздулись,
втягивая воздух с мерзким привкусом серы. Кровь вечного воителя бурлила в
нем; сейчас ему хотелось бы очутиться не здесь, на палубе своего корабля,
а в горах, рядом с Рагаром, с мечом в руке. Он машинально ощупал обруч,
слабо давивший на виски. Дайома говорила, что сей талисман способен
защитить от злого колдовства... Может быть, и от гнева огненных демонов
тоже? Может, ему стоило пойти с Рагаром?
Нет, подумал киммериец, стиснув зубы. Даже если б железное кольцо на
голове спасло его от палящего жара и сернистых испарений, чем и как он
сразился бы с демонами? Ни меч, ни секира, ни копье для такого дела явно
не подходили, а метать молнии, подобно аргосцу, он не умел...
Молнии!
Едва он подумал о них, как с середины склона, тонувшего в кромешной
тьме, ударили яркие синие сполохи. Они летели непрерывным потоком, широким
расходящимся пучком, словно стрелы, выпущенные разом сотней лучников, и
каждая поразила цель. Алые щупальца, что со зловещей неумолимостью
тянулись от жерла вулкана вниз, к домам, рощам и городку, внезапно
вскипели; Конан видел, как огненные фонтаны поднялись там, куда ударили
призрачные синеватые копья молний. Они взметнулись к небу и опали багряным
дождем - побуревшие, бессильные, меркнущие... Молнии, летящие из темноты,
продолжали хлестать огненных змей, пронзая их пылающие тела; столбы
пламени, целые светящиеся колонны поднялись вверх, дотянувшись до голубой
завесы, и киммерийцу померещилось, что она словно высасывает жаркую кровь
чудищ: они тускнели, замирали, расплывались, не в силах продолжить путь.
Загрохотало. И, повинуясь раскатам чудовищных барабанов, над кратером
поднялась новая огненная волна, выплеснула на склон несокрушимым грозным
валом и покатилась вниз, сотрясая воздух. Это был уже не поток, не река:
жаркое и бездонное озеро изливалось наружу, и его, казалось, не мог
остановить никто. Огнедышащая гора вздрогнула; с громоподобным шумом
рухнули обрамлявшие кратер утесы, и над ними встала вторая багровая стена,
а за ней - третья, четвертая... Не озеро, пламенный океан с ревом струился
на равнины Кардала!
Но молнии продолжали сверкать, беззвучные и сокрушительные,
превозмогая натиск огненного воинства. Они словно бы слились в
сине-фиолетовое зарево, в огромный сверкающий веер, сотканный из тысяч и
тысяч стрел; и Конан наконец догадался, где был его центр. Там, в дубовой
роще на середине склона, против самой глубокой трещины, рассекавшей
кратер! В том месте, что выбрал Рагар! И где он теперь держит оборону!
Значит, аргосец не погиб? Он жив и сражается? Конан уже не сомневался
в этом и знал, что взирает на настоящую битву, божественный поединок, в
котором человек, деревья и демоны, молнии и раскаленная лава, серая
пепельная метель и голубая завеса, ярко сиявшая в ночных небесах, были
лишь орудиями сошедшихся в схватке богов. Их доспехом и щитом, мечом и
разящим копьем!
Задрав голову, киммериец вгляделся в зарево над багровой пастью
вулкана, и на миг ему почудилось, что в сверкающем тумане проступают
контуры гигантского лица - выпуклый лоб, подобный материковой тверди,
глаза-пропасти, сурово сжатые губы, бескрайние равнины щек... Видение
мелькнуло и исчезло, оставив томительное ощущение неопределенности, и
Конан почувствовал, как, несмотря на жаркие порывы ветра, его окатила
волна холодной дрожи. Действительно ли он узрел лик божества? Великого
Митры, Владыки Света, Подателя Жизни? Могущественного бога, взиравшего с
небес на битву, что вел его слуга?
Тянулось время; беззвучно сверкали молнии, грохочущие раскаты
дьявольских барабанов вздымали огненные валы, что с ревом выплескивались
на склон, катились вниз и замирали, выбрасывая к звездным небесам фонтаны
жаркой крови. Вулкан рычал и выл на тысячу голосов, но киммериец,
полуоглохший, со слезящимися глазами, стал замечать, что атаки пламенных
ратей слабеют. Видно, Рагар побеждал; грозная Сила Митры превозмогала мощь
подземных богов, что бесновались в недрах огромного вулкана. Они еще
ревели, выхлестывали волны кипящей лавы, с шумом рушили скалы, сотрясая
многострадальный Кардал; но сверкающие копья аргосца разили без устали и
без промаха.
- Похоже, он крепко прижал этих огненных демонов, - произнес про себя
Конан, прикрывая ладонью воспаленные глаза. Затем, окликнув Хафру,
киммериец велел подать вина и остался на палубе досматривать огненный
спектакль. Тут он и заснул, когда грохот стал потише, и сияющий фиолетовый
веер превратился в редкие вспышки молний.
Солнце еще не поднялось, когда кормчий снова разбудил Конана. Небо
начало светлеть, и на его розовато-жемчужном фоне темный конус вулкана,
притихшего и молчаливого, был отчетливо виден - иззубренные стены кратера,
уступы на западном склоне, напоминавшие гигантскую лестницу, травы и
деревья с наполовину облетевшими листьями, запорошенные пеплом, дубовая
роща... Она казалась на удивление яркой и чистой, словно серая метель и
жар от лавовых потоков совсем не коснулись ее; темно-зеленые кроны
сливались на расстоянии в одну огромную шапку, подпертую десятками темных
стволов.
Бросив взгляд на эту картину, киммериец повернулся к Сандаре,
отметив, что глаза у него налились кровью и смотрят совсем уж в разные
стороны света - видно, кормчий, как и большая часть команды, не спал всю
ночь.
- Рагар?..
Шкипер отрицательно помотал головой.
- Нет, мой господин, он не вернулся. И я не знаю, что с ним. Люди
боятся ступить на берег... да и, по правде говоря, после такой ночи им
надо хоть немного подремать.
Конан кивнул, пригладил взлохмаченные волосы, осмотрел палубу.
Большинство его молодцов валялись у шпигатов и громко храпели; те же, кто
бодрствовал, напоминали осенних мух. Мощный храп доносился и со скамей
гребцов.
- Ладно, пусть спят, - решил он, - а то не смогут ворочать веслами. Я
поднимусь к роще. Жив Рагар или мертв, он должен быть там.
Спустя недолгое время он шагал по склону, с флягой и ломтем мяса в
руках; мечи аргосца были пристегнуты за спиной, их ножны, поскрипывая,
терлись о кожаную куртку. Еще Конан прихватил увесистый мешок Рагара,
подумав, что там, кроме одежды и монет, могли оказаться какие-нибудь
лекарства. Сам он не слишком хорошо разбирался в искусстве врачевания, но
сумел бы приложить бальзам к ране и замотать ее тряпицей.
Отрывая кусок за куском крепкими зубами, киммериец жевал мясо и
прихлебывал вино, пока фляга не опустела наполовину; тогда, помня о
Рагаре, он прицепил ее к поясу. Он чувствовал себя бодрым и свежим, хотя
не спал половину ночи; пища прибавила сил, и он знал, что без труда
дотащит аргосца до койки в каюте "Громовой Стрелы". А может, и тащить не
придется; может, Рагар даже не ранен, а просто спит, свалившись на траву в
смертельной усталости.
Как бы то ни было, слуга Митры выиграл этот бой! И одержанная победа
весьма радовала Конана. Не потому, что он считал себя соратником аргосца
или беспокоился о жизнях обитателей Кардала; нет, у него имелись свои
резоны. Рагар победил, и это значило, что все рассказанное им - правда. И
то, что он толковал о Силе, даруемой Митрой, и о наставнике, умеющем ее
пробуждать, и о дороге, что вела к его обители... После ночного сражения,
после этой битвы божественных молний с дьявольским огнем, все сказанное
аргосцем приобретало иное звучание и иной смысл, превращаясь из вероятного
в достоверное, из предполагаемого в доказанное, из сказки в реальность.
Он, смертный человек, сокрушил тьму огненных демонов, отродий Нергала; он
загнал их под землю, обескровил, лишил силы! Он, крохотный ничтожный
червь, совладал с гневом вулкана, огромного и, казалось бы, несокрушимого;
в глазах Конана это являлось куда большим подвигом, чем снести голову
колдуну. Даже Тот-Амону, главе Черного Круга!
Когда до дубовой рощицы оставалась едва ли сотня шагов, Конан
разглядел человеческую фигурку, стоявшую на коленях. Сверкнул первый
солнечный луч, отразившись от полированной бронзы шлема, и киммериец,
узнав Каллу, припустил бегом. Тяжелое предчувствие вдруг сжало его сердце;
стремительными скачками он мчался вверх, не обращая внимания на то, что
тяжелый мешок Рагара колотит его по спине.
Аргосец лежал под дубом, в круге опаленной травы, и Конан сразу
понял, что он мертв. Лицо его и могучее мускулистое тело казались словно
бы усохшими; кожа почернела, на висках бледными тенями просвечивали вены,
темные зрачки широко раскрытых глаз уставились вверх, в наливавшееся
синевой небо. Шелковый камзол, штаны и сапоги аргосца были прожжены во
многих местах, как будто он простоял всю ночь у стреляющего искрами
костра; руки, сложенные на груди ладонями вверх, еще поддерживали
невидимую чашу, средоточие божественной Силы.
Смерть, однако, не изуродовала его. Благородные черты остались
