вырвалась с жалобным криком и бросилась на колени перед неумолимым
господином и в сбивчивых рыданиях просила прощения.
Джехунгир жестом удалил разочарованного палача и сказал Газнави:
- Если твой план сработает, я насыплю тебе полный подол золота.
3
В предрассветной темноте необычный звук побеспокоил одиночество,
нависшее над тростниковыми зарослями и покрытой туманом прибрежной водой.
Но звук издавала ни сонная водная птица, ни проснувшееся животное. Это был
человек, который шел шатаясь сквозь густой тростник, поднявшийся выше
человеческого роста.
Если бы кто-то мог его здесь увидеть, он увидел бы женщину, высокую и
желтоволосую. Ее прекрасные руки и ноги были хорошо видны под облепившей
их туникой. Октавия сбежала по настоящему, до сих пор трясясь каждой
жилкой своей оскорбленной натуры от пребывания в плену, которое стало
непереносимым.
Господство Джехунгира было достаточно плохим; но с дьявольской
предусмотрительностью Джехунгир отдал ее дворянину, чье имя стало
нарицательным в Хаварисе, означая выродка.
Упругое тело Октавии тряслось и дрожало от воспоминаний. Отчаяние
придало ей сил и она сбежала из дворца Джелал Хана по веревке, сделанной
из полос разорванных гобеленов. Ей повезло и она наткнулась на привязанную
лошадь. Она скакала всю ночь и к рассвету загнала коня, добравшись до
заболоченного морского берега. Дрожа от мысли, что ее могут вернуть
обратно к Джелал Хану и помня какая судьба ей там уготована, она полезла в
топкие заросли в поисках места, где она могла бы укрыться от ожидаемой
погони. Когда заросли тростника стали не такими густыми, а вода поднялась
ей до бедер, она увидела впереди себя смутно маячивший остров. Между ним и
ею была обширная масса воды, но она не колебалась. Она шла до тех пор,
пока низкие волны не стали достигать до ее талии; затем она сильно
оттолкнулась и поплыла с энергичностью, которая выдавала необычную
выносливость.
Когда она приблизилась к острову, то увидела, что он торчит из воды
отвесными утесами, словно замок. Наконец она достигла его, но не нашла
уступа ни чтобы встать на него под водой, ни чтобы вскарабкаться на него.
Она поплыла дальше, вдоль кривой линии утесов. Из-за напряжения от
длинного плавания ее конечности стали наливаться тяжестью. Руки цеплялись
за отвесный камень и неожиданно нашли углубление. С плачущим вздохом
облегчения она выбралась туда из воды, белая мокрая богиня в тусклом
звездном свете.
Она выбралась на то, что было похоже на ступеньки, высеченные в
утесе. Поднимаясь наверх, придерживаясь за камни, она услышала слабый
приглушенный всплеск весел. Октавия напрягла свой взор и ей показалось,
что она увидела нечеткую массу, двигающуюся в направлении тростниковых
зарослей, которые она только что покинула. Но это было очень далеко от нее
чтобы быть уверенным в такой темноте; вскоре слабый звук прекратился и она
продолжила свой подъем. Если это были ее преследователи, то лучше всего
было спрятаться на острове. Она знала, что большинство островов на этом
заболоченном побережье необитаемы. Этот остров мог бы оказаться логовом
пиратов, но даже пираты были предпочтительней, чем то животное, от
которого она сбежала.
Разные мысли носились у нее в голове, пока она поднималась наверх.
Октавия мысленно сравнивала своего бывшего господина с казацким главарем,
с которым ей пришлось бесстыдно флиртовать в палатках лагеря у Форта Гори,
где гирканский лорд вел переговоры со степными воинами. Его горящий
пристальный взгляд пугал и унижал ее, но его первобытная, стихийная
свирепость ставила его выше Джелал Хана, монстра, которого может
произвести только изнеженная в роскоши цивилизация.
Она добралась до края утеса и робко смотрела на плотные тени,
нависавшие над ней. Недалеко от утесов росли деревья, образуя сплошную
массу черноты. Что-то прожужжало над ее головой и она съежилась, хотя
поняла что это всего лишь летучая мышь.
Ей не нравился вид этих эбеновых теней, но она сжала зубы и пошла в
их сторону, стараясь не думать о змеях. Ее босые ноги не производили ни
малейшего шума на рыхлой почве под деревьями.
Пугающая темнота между ними окружила ее. Не прошла она и дюжины
шагов, как уже не могла рассмотреть утесов и моря у себя за спиной. Еще
несколько шагов и девушка безнадежно запуталась и потеряла всякое чувство
направления. Сквозь переплетенные ветви не проглядывали даже звезды. Она
стала медленно продвигаться ощупью и неожиданно остановилась.
Где-то впереди нее послышался ритмический бой барабана. Это был не
тот звук, который она ожидала бы услышать в это время в этом месте. Но она
забыла о нем, когда осознала, что рядом кто-то есть. Она не могла видеть,
но знала, что кто-то стоит рядом с ней в темноте.
С сжатым криком Октавия бросилась обратно, и когда она это сделала,
что-то обхватило ее за пояс. Несмотря на охвативший ее ужас, она осознала,
что это были человеческие руки. Она вскрикнула и вложила все свои юные
силы в яростный удар, пытаясь освободиться, но ее пленитель держал ее
словно ребенка, с легкостью преодолевая отчаянное сопротивление. Молчание,
с которым воспринимались ее отчаянные просьбы и протесты, увеличили ее
испуг, когда она почувствовала, что ее несут сквозь темноту к удаленному
барабанному бою, который все еще ритмично и тихо звучал впереди.
4
Когда море только-только порозовело от первых лучей встающего солнца,
к утесам приблизилась маленькая лодка с одним человеком. Мужчина в лодке
выглядел очень колоритно. Вокруг его головы был завязан темно-красный
платок; широкие шелковые штаны огненного цвета удерживались широким
поясом, на котором висела кривая сабля в шагреневых ножнах. По отделанной
золотом кожаной обуви можно было предположить, что это скорее всадник, чем
моряк, но он умело управлял своей лодкой. Из-под его распахнутой белой
шелковой рубашки виднелась широкая, мускулистая, загорелая на солнце
грудь.
На мышцах его тяжелых бронзовых рук выдавались бугры, когда он
налегал на весла почти с кошачьей ловкостью в движениях. Полный жизненных
сил, которые сквозили в каждой его черте и в каждом движении, отделяли его
от большинства людей; выражение его лица не было ни свирепым, ни угрюмым,
хотя в голубых глазах тлели искорки легко возбудимой ярости. Это был
Конан, который пришел в военные лагеря козаков, не имея ничего, кроме
своего ума и своего меча, и которые проложил себе путь к руководству над
ними.
Он приблизился к высеченным в утесе ступенькам, которые были ему
известны, и причалил лодку под укрытие скалы. Затем он стал без колебаний
подниматься по стертым ступеням. Он был насторожен, но не потому, что
подозревал прячущуюся опасность, а потому, что настороженность была частью
его самого, выработанная тем суровым образом жизни, который он вел.
То, что Газнави считал звериной интуицией или каким-то шестым
чувством, было просто большими способностями и первобытным умом варвара.
Никакой инстинкт не говорил Конану, что в зарослях тростника у материка
прячутся люди.
Когда он карабкался по утесу, один из этих людей глубоко дышал и
втихомолку поднимал лук. Джехунгир схватил его за руку и прошипел
ругательство ему на ухо.
- Дурак! Ты хочешь выдать нас? Ты что, не понимаешь, что он вне
пределов досягаемости выстрела? Пусть идет на остров. Он будет искать там
девушку. А мы тем временем подождем его. Он может почувствовать наше
присутствие или догадаться о наших планах. Где-то могут быть спрятаны его
воины. Мы подождем. Через час, если ничего подозрительного не случится, мы
приблизимся к подножию лестницы и будем ждать его там. Если он не вернется
за разумное время, некоторые из нас пойдут на остров и погонят его вниз.
Но я не хотел бы, чтобы дошло до этого. Некоторые из нас наверняка
погибнут, если мы пойдем за ним в эти заросли. Я предпочел бы перехватить
его во время спуска по лестнице, где мы смогли бы украсить его перьями
стрел с безопасного расстояния.
Тем временем ничего не подозревающий варвар углубился в лес. Он
двигался бесшумно в своей мягкой кожаной обуви, его пристальный взгляд
внимательно изучал каждую тень в желании обнаружить превосходную
желтоволосую красавицу, о которой он думал постоянно с тех пор, как увидел
ее в палатках Джехунгира Аги у Форта Гори. Он желал бы ее даже если бы она
показывала свое отвращение к нему. Но ее загадочные улыбки и мимолетные
взгляды зажигали его кровь и всей своей дикой свирепостью, которую он
унаследовал, он желал эту белокожую золотоволосую женщину из
цивилизованного мира.
Он бывал на Ксапуре раньше. Меньше чем месяц тому назад он провел
здесь тайное совещание с пиратской шайкой. Он знал, что сейчас
приближается к тому месту, откуда будут видны загадочные руины, которые
дали острову его название, и думал, что девушка скорее всего прячется там.
С этой мыслью он остановился как вкопанный.
Впереди него, между деревьями поднималось нечто, о чем его рассудок
говорил ему, что это невозможно. Это была большая темная зеленая стена, с
башнями, виднеющимися за ее зубцами.
Конан стоял парализованный в недоумении. Это деморализовало бы
любого, кто столкнулся бы с явлением, невозможным с точки зрения здорового
рассудка. Он не сомневался ни в своем зрении, ни в своем разуме, но что-то
пугающе несовместимое было перед ним. Меньше месяца тому назад только
разрушенные руины виднелись между деревьями. Какие человеческие руки могли
воздвигнуть такую громаду, стоящую у него перед глазами, всего за
несколько недель? Кроме того, пираты, которые непрерывно странствовали по
Вилайетскому морю, знали бы о любой работе такого огромного масштаба и
сообщили бы об этом козакам.
Этому не было никакого объяснения, но это было так. Конан был на
Ксапуре и эта фантастическая груда возвышающейся каменной кладки была на
Ксапуре, и все это было безумством и парадоксом; но еще это было истиной.
Он повернулся, чтобы бежать обратно сквозь заросли, вниз по
высеченной лестнице через голубые воды к удаленному лагерю в устье
Запороски. В этот момент безумной паники даже мысль о том, чтобы
находиться рядом с внутренним морем была отвратительной. Он хотел покинуть
его, покинуть военные лагеря и степи и убраться за тысячу миль от этого
пугающего, загадочного Востока, где самые фундаментальные законы природы
могут нарушаться дьявольскими силами, о которых он и не догадывался.
Какое-то мгновение будущая судьба королевств, зависящая от этого
пестро одетого варвара, колебалась на чаше весов. Его глаза поймали
маленький предмет трепыхавшийся на ветру - просто лоскуток шелка,
зацепившийся за куст. Он прыгнул к нему, его ноздри расширились, нервы
затрепетали от неуловимого возбуждения. На этом крошечном обрывке одежды
остался дразнящий запах, такой слабый что не физические способности, а
какое-то смутное инстинктивное чувство уловило его. Этот запах соединялся
в его мозгу с образом сладкой, плотной женщины, которую он видел в палатке
Джехунгира. Значит рыбак не солгал; она была здесь! Затем на земле он
увидел след, след босой ступни, длинный и стройный, но мужской, а не
женский, и вдавленный в грунт сильнее обычного. Объяснение было
естественным; мужчина, который оставил этот след, нес груз, и что это
могла быть за ноша, если не девушка, которую искал козак?
Конан молча стоял перед темными башнями, которые поднимались между
