звучно прихлебывал благородный напиток из драгоценного кубка. В
противоположность утонченному облику мунгана, киммериец выглядел
куда более проще. Черные, гладко причесанные волосы, загорелое
лицо в сетке шрамов, яркие голубые глаза. На нем была вороненая
кольчуга, а единственным украшением служила золотая пряжка
пояса, поддерживающего меч в истертых кожаных ножнах. Они были
вдвоем в шатре из тонкого шелка, освещаемом восточными
светильниками. Пол был застлан трофейными коврами, шкурами
зверей и бархатными подушками. Извне в шатер доносился низкий
шум большого военного лагеря. Время от времени ветер пустыни
заставлял трепетать вершины пальмовых деревьев. - Судьба
изменчива! - воскликнул Гарет и, слегка распустив алый кушак,
потянулся к сосуду с вином. - Некогда был я мунганским
вельможей, ныне предводительствую народами пустыни. Семь месяцев
назад ты висел на кресте в двух полетах стрелы от стен Каурана,
а сейчас - доверенный человек самого удачливого грабителя между
туранскими укреплениями и пастбищами Запада. Ты должен
благодарить меня! - За то, что пригодился тебе? - рассмеялся
Конан и поднял кубок. - Если ты позволяешь человеку подняться
вверх, так уж наверное, не без выгоды. А я добивался всего в
жизни своей силой, потом и кровью. - Он поглядел на свои
изуродованные ладони. Да и многих шрамов на теле еще не было
семь месяцев назад.
- Верно, ты дерешься как целое полчище дьяволов, - согласился
Гарет. - Но ты же не думаешь, что из-за твоих доблестей в орду
приходят все новые и новые люди. Племенам номадов всегда не
доставало удачливого вождя. Наверное, поэтому они предпочитают
доверять чужеземцам, а не соплеменникам. Отныне для нас нет
невозможного. Сейчас под моей рукой одиннадцать тысяч воинов.
Через год их будет втрое больше. До сих пор мы грабили только
пограничные города Турана. С тридцатью тысячами мы оставим
набеги и поведем правильную войну, покорим королевство Шем. Если
будешь послушен, останешься моей правой рукой - министром,
канцлером, вице-королем. Сейчас нужно ударить на восток, взять
туранскую крепость Везек - там собирают пошлину с караванов и
можно поживиться. Конан отрицательно покачал головой. - Я так не
думаю. - Что значит - ты так не думаешь? Я возглавляю войско,
мне и думать! - Воинов и сейчас хватит для моих целей, - ответил
киммериец. - Не оплаченный долг тяготит меня. - Ах, вон как, -
Гарет глянул исподлобья и отхлебнул вина. - Ты все никак не
можешь забыть этот крест? Похвально, но с этим придется
обождать. - Когда-то ты обещал помочь взять Кауран, - сказал
Конан. - Верно, да ведь это когда было? Я в ту пору и не
предполагал, что соберется такая армия. Кроме того, я собирался
пограбить город, а не захватывать его. Я не хочу ослаблять своих
воинов, а Кауран - крепкий орешек. Вот через год, тогда... -
Через неделю, - оборвал его Конан и твердость этих слов
заставила мунгана изменить тон. - Послушай, дружище, если бы я
даже решился погубить своих ребят, ты что думаешь - неужели наши
волки сумеют осадить и взять неприступный Кауран? - Не будет ни
осады, ни приступа. Я знаю, как выманить Констанция за стены. -
Ну и что? - в гневе воскликнул Гарет. - Пока мы будем осыпать
друг друга стрелами, не их, а нашей коннице придется туго. Их
отряды пройдут через нас, как нож сквозь масло. - Такого не
будет, если за нами встанут три тысячи отчаянных гиборийских
всадников, привыкших сражаться в строю по моей науке. - Где же
ты возьмешь три тысячи гиборийцев? - рассмеялся Гарет. - Разве
что из воздуха наколдуешь? - Они уже есть, - твердо сказал
Конан. - Три тысячи кауранских воинов кочуют в оазисе Акель и
ждут моего приказа. - Что? - Гарет стал похож на загнанного
волка. - Что слышал. Эти люди бежали от власти Констанция.
Большинство из них скитались по пустыне как изгнанники. Зато
теперь это закаленные и готовые на все солдаты. Это
тигры-людоеды. Каждый стоит троих наемников. Беда и неволя
укрепляют истинных мужей и наполняют их мышцы адским пламенем.
Они бродили мелкими группами и требовали вождя. Я связался с
ними через моих посыльных. Они собрались в оазисе и ждут
команды. - И все это без моего ведома? - в глазах Гарета
появился зловещий блеск, рука нашаривала кинжал. - Они признали
мою власть. А не твою. - И что ты наобещал этим выродкам? - Я
сказал, что волки пустыни помогут им распластать Констанция и
вернуть Кауран его жителям. - Дурак. Ты что, вождем себя
вообразил? Оба вскочили. Дьявольские огни плясали в серых
зрачках Гарета, губы киммерийца тронула грозная усмешка. - Я
прикажу разодрать тебя четырьмя конями, - процедил сквозь зубы
мунган. - Кликни людей да прикажи, - сказал Конан. - Авось
послушаются. Хищно ослабившись, Гарет поднял руку и остановился
- его удержала уверенность Конана. - Выродок с западных гор, -
прошипел он. - Как же ты осмелился на заговор? - В это не было
нужды, - ответил Конан. - Ты лгал, когда говорил, что люди идут
к нам не из-за меня. Как раз наоборот. Они, правда, выполняют
твои приказы, но сражаются за меня. Короче, двум вождям здесь не
бывать, а все знают, что я сильнее тебя. Мы с ними прекрасно
понимаем друг друга - ведь я такой же варвар, как они. - Но что
скажет армия, когда ты прикажешь ей биться для пользы Каурана? -
Подчинится. Я обещал им караван золота из дворцовых сокровищниц.
Кауран заплатит хороший выкуп за изгнание Констанция. А уж потом
пойдем на Туран, как задумано. Народ подобрался жадный, им хоть
с Констанцием биться, хоть с кем. В глазах Гарета появилось
осознание краха. За кровожадными мечтами о собственной империи
от просмотрел то, что творилось под боком. Мелочи вдруг обрели
настоящее значение. Он понял, что слова Конана - не пустая
угроза. В черной кольчуге перед ним стоял подлинный предводитель
зуагиров. - Так погибни, собака! - зарычал мунган и схватился за
кинжал. Но рука Конана с кошачьей быстротой метнулась вперед и
кисть ее сомкнулась не предплечье Гарета. Раздался треск костей
и напряженная тишина повисла в шатре. Мужи стояли лицом к лицу,
неподвижные, точно статуи. Капли пота выступили на лбу Гарета.
Конан засмеялся, но кулака не разжал. - Неужели ты выдержишь
это, Гарет? Улыбка все еще бродила по лицу Конана. Мышцы его
заиграли, сплетаясь в ременные узлы, а могучие пальцы вонзились
в дрожащую руку мунгана. Послышался хруст трущихся друг об
дружку костей и лицо Гарета стало серым как пепел. Из
прикушенных губ брызнула кровь - но он не издал ни звука.
Смеясь, Конан освободил его и отступил на шаг. Мунган покачнулся
и оперся здоровой рукой о стол. - Я дарю тебе твою жизнь, Гарет,
так, как ты подарил мне мою, - спокойно сказал Конан. - Хотя ты
снял меня с креста исключительно для своей пользы. Тяжкое это
было для меня испытание, ты бы его не выдержал. Это под силу
только нам, варварам с Запада. Ступай, садись на своего коня -
он привязан за шатром, вода и пища во вьюках. Отъезда твоего не
увидит никто, но поспеши - побежденному владыке не место в
пустыне. Если воины увидят тебя, калеку, лишенного власти, то
живым не отпустят. Молча Гарет выслушал Конана и так же в
молчании повернулся и вышел из шатра. Молча взобрался он в седло
высокого белого жеребца, привязанного в тени раскидистой пальмы,
молча вложил покалеченную руку за ворот туники, поворотил коня и
отправился на восток, в пустыню, чтобы навсегда исчезнуть из
жизни зуагиров. Конан остался один. Он осушил кубок и вытер
губы. Ему стало легко. Отшвырнул кубок в угол, поправил ремень и
вышел вон. На минуту он остановился и оглядел море палаток из
верблюжьей шерсти, расстилающееся перед ним. Между палаток
бродили люди в белом. Они пели, ссорились, чинили конскую сбрую
и точили сабли. Голос Конана был подобен грому и раскаты его
донеслись до самых дальних шатров: - Эй вы, канальи, навострите
уши и слушайте! Ступайте все сюда - я хочу вам кое-что поведать!
5
Люди, собравшиеся в башне при городской стене, внимательно
прислушивались к речам одного из них. Все они были молоды, но
крепки и ловки. Чувствовалась в них закалка, которую дают тяжкие
испытания. Все они были в кольчугах, в кожаных кафтанах и при
мечах. - Я знал, что Конан прав - это не Тарамис! - толковал
Валерий. - Целый месяц под видом глухого побирушки я слонялся
возле дворца. И, наконец, убедился в своих давних подозрениях.
Наша королева томится в дворцовом подземелье. Стал выжидать
удобного случая. Тут мне и подвернулся стражник-шемит. Я его
оглушил, затащил в ближайший погреб и допросил с пристрастием.
Перед тем как сдохнуть, вот что он мне сказал: Каураном правит
ведьма по имени Саломея, а Тарамис заключена в самом глубоком
подземелье. А этот набег зуагиров нам крепко поможет. Что
намерен предпринять Конан - угадать трудно. Наверняка он
посчитается с Констанцием, но, возможно, разграбит и разрушит
город. Это ведь варвар, нам его не понять. Тогда у нас одна
задача - в разгар битвы освободить Тарамис. Констанций выведет
войско в поле, они уже оседлают коней. В городе нет припасов,
чтобы выдержать осаду - слишком уж внезапно воины Конана
появились под стенами. А киммериец как раз готовился к осаде:
разведка доложила, что зуагиры тащат стенобитные машины и
осадные башни. Все это придумал Конан, он ведь все военные науки
Запада превзошел. Непременно выведет Констанций всех своих
солдат, чтобы одним ударом покончить с врагом. В городе
останется едва ли сотни три шемитов, да и те будут на стенах и у
ворот. Тюрьма останется почти без охраны. А когда освободим
Тарамис, посмотрим, как дело пойдет. Если победит Конан, покажем
Тарамис людям и призовем к восстанию. И народ поднимется,
сомнений нет! У нас хватит сил перебить шемитов хоть голыми
руками. А потом мы закроем ворота и от наемников, и от
кочевников. Ни те, ни другие не попадут в город. А уж тогда
можно и с Конаном толковать. Он всегда был верен присяге. А
когда узнает правду, да королева сама его попросит - может, и
отступит. Но вероятнее всего, Констанций разгромит Конана. Тогда
придется бежать из города и спасть королеву. Вы все поняли?
Собравшиеся разом кивнули. - Доверим же мечи наши и души богине
Иштар и пойдем к тюрьме - наемники выходят из города через Южные
ворота! Так оно и было. Солнце играло на остроконечных шлемах,
непрерывным потоком льющихся через широкие ворота, на белых
чепраках тяжелых боевых коней. Битва должна была начаться с
атаки тяжелой конницы, как принято на Востоке. Всадники
выплывали из городских ворот стальной рекой - грозные мужи в
вороненых и серебристых кольчугах в кирасах, в сплошных
панцирях, бородатые, с хищными носами. Свирепые глаза их
выражали решимость и ярость. Люди высыпали на улицы, выглядывали
из окон, молча провожали взорами чужеземных воинов, вышедших
защитить чужой город. А горожанам было все равно. На башне,
возвышающейся над широкой улицей, что вела к Южным воротам,
Саломея иронически разглядывала Констанция, который препоясался
мечом и натянул рукавицы из стальных чешуек. Из окна доносился
шум движущегося войска - поскрипывание сбруи и тяжелый конский
топот по мостовой. - Прежде чем стемнеет, - сказал Констанций и
подкрутил усы, - у тебя будет множество пленников, чтобы
насытить твоего дьявола в храме. Ему, поди, надоели мягкие тела
горожан? Может, ему номады понравятся - они жилистые! - Смотри
сам не нарвись на тварь еще более дикую, чем мой Тауг, -
ответила Саломея, - Помни, кто ведет врагов. - Память у меня
хорошая, потому и выхожу ему навстречу. Этот паршивый пес воевал
на Западе и знает толк в штурме городов. Мои разведчики
подобрались к их лагерю, а это нелегко, ведь у номадов орлиное
зрение. Все же они разглядели, что верблюды волокли и
катапульты, и тараны, и осадные башни. Клянусь Иштар! Чтобы все
это соорудить, десять тысяч человек должны были трудиться не
меньше месяца. А где он взял материалы - ума не приложу. Неужели
договорился с туранцами? Впрочем, ему все это не понадобится. Я
уже дрался с этими песчаными волками. Сперва перестрелка - тут
моих воинов убережет броня, - потом атака. Мои полки прорвут
