понял, что не ошибся - это был он, Конан, варвар из
Киммерии, а также Амра, предводитель черных пиратов.
Сеннух-Гиена осторожно протолкался назад и укрылся за рядом
бочек, дожидавшихся своей очереди на погрузки. Забившись
меж ними словно крыса, он продолжал наблюдение.
В то время, когда имя Амры заставляло трепетать купцов
из Аргоса, Зингары, Шема и Стигии, Сеннух был торговцем,
человеком состоятельным и уважаемым. Правда, основу его
богатства составляла перепродажа награбленного пиратами,
но об этом мало кто знал, а те, кто ведал, сами были такими
же гиенами и шакалами, питающимися крохами со стола льва.
За свою неразборчивость в средствах, за жадность и трусость
Сеннух и получил свое прозвище, опять же данное ему
киммерийцем. Оно прилипло к стигийцу и стало чем-то вроде
клейма или второго имени, которое быстро начало вытеснять
данное при рождении. Гордость Сеннуха была уязвлена, но он
терпел. Когда же варвара стала тяготить чрезмерная жадность
скупщика награбленного, киммериец сошелся с менее
прижимистыми партнерами, и поток дорогих тканей и редких
безделушек начал иссякать, а через малое время прекратился
совсем. Варвар не держал в секрете, что побудило его
разорвать все сделки со стигийцем, в результате Сеннух
остался без клиентов. Скупщику пришлось довольствоваться
добычей мелкого ворья, которому некуда было деться и
приходилось идти на поклон Гиене; от былого богатства за
считанные месяцы осталось всего-то ничего.
Наконец стигиец попытался заняться другим промыслом и
ничего не смог придумать лучше, как снарядить несколько
кораблей с товаром. Амра, проведав о том через своих
осведомителей пустил корабли стигийца ко дну, а товар,
снятый с них, перепродал в том же городе. Скупщик мало
того, что был разорен, но еще и стал посмешищем. Стигиец
поклялся отомстить - тем более, что от прежнего компаньона
к нему заявился посланец, который передал совет убраться
куда подальше и не портить воздух в Асгалуне своим гнилым
дыханием.
Ненависть Сеннуха потопила остатки разума. За голову Амры
была назначена немалая награда, но только сумасшедший мог бы
попытаться заработать деньги таким способом. Стигиец, однако,
решил рискнуть, убив двух зайцев сразу: избавиться от Конана
и поправить свои дела, получив обещанную награду - да и не
только ее. Скупщик явился к асгалунскому наместнику и
сказал, что знает, как поймать пирата. Наместник, важный
вельможа из благородных шемитов, имевший постоянных доход с
добычи морских разбойников, а потому предпочитавший смотреть
на много сквозь пальцы, решил ради забавы выслушать
безумца, пришедшего во дворец а потом упрятать его в тюрьму
- ради собственного же спокойствия. Однако план Сеннуха
затронул ту струну в душе наместника, которая была у них
общей - алчность.
Хитроумный стигиец предложил бросить в тюрьму верного
человека Конана, главного из его наводчиков - да и всех
остальных в придачу; скупщик знал их поименно. Амра
непременно заявится, чтобы отомстить, и тогда нужно лишь
солдат побольше, и дело будет сделано. Себя же самого
стигиец предлагал в качестве приманки. Но не это убедило
наместника, а другое: казнь всех скупщиков награбленного с
конфискацией их имущества в пользу казны, сиречь самого
наместника. После того как варвар будет схвачен и доставлен
в столицу для публичной казни, он, Сеннух, приберет всю
скупку к своим рукам, - пиратам все равно некуда будет
деваться. Тогда стигиец выставит свои условия, и они, само
собой, согласятся. Семьдесят процентов от торговли скупщик
предложил наместнику, себе оставив скромных тридцать - как
посреднику его светлости, который, естественно, останется в
тени. Эти перспективы сделали свое дело, вскружив наместнику
голову, и он дал согласие.
Злая судьба, однако, продолжала преследовать стигийца -
злая судьба в лице варвара из Киммерии. Конан узнал о
готовящемся предательстве раньше, чем его человек оказался в
тюрьме. Ответ Амры последовал незамедлительно: однажды
утром асгалунский наместник обнаружил в своей спальне мешок
с отрезанными головами стражей, оберегавших его покой.
Затем к нему явился начальник Тайной Канцелярии со срочным
докладом - ему прислали головы всех шпионов, которых он с
усердием, достойным похвалы, пытался внедрить в среду
пиратов. К мешку, найденному в спальне наместника, было
приколото письмо, содержания которого Сеннух никогда не
узнал. Утром за ним явились солдаты и повели в узилище -
наместник решил не испытывать судьбу и оставить все, как
есть. Стигиец только чудом сбежал по дороге, подкупив
стражей. Несколько дней он прятался в выгребной яме и
покинул город в бочке золотаря, заполненной смердящим
содержимым. Вырвавшись на свободу, стигиец долго
отсиживался в окрестностях Асгалуна, таился на самом дне,
опасаясь мести грозного Амры. Лишь когда Конан покинул своих
чернокожих головорезов, канув в безвестность, а в Асгалуне
сменился наместник, Сеннух осмелился вылезти из своей норы
и потихоньку, с оглядкой, занялся прежним ремеслом. По
иронии судьбы кто-то снова окрестил стигийца Гиеной;
нелестная кличка снова вернулась к нему и прилипла намертво.
Каждый раз, невзначай услышав ее, Сеннух вспоминал Конана,
и лютая злоба начинала клокотать у него в душе.
И вот теперь, много лет спустя, Сеннух-Гиена снова
видел пере собой источник всех бед и несчастий, свалившихся
на его шею. Рядом с киммерийским варваром ошивался
какой-то незнакомец, по виду из знати - это не удивило
стигийца; от северянина всегда можно было ожидать чего
угодно. Сеннух проследил за варваром и его спутником до
самых дверей харчевни; старая жажда мести вновь вспыхнула
жгучим пламенем. Стигиец не слышал, о чем толковал Амра с
портовым оборванцем, но поход его врага на палубу
"Повелителя Бурь" помог понять Сеннуху дальнейший ход
событий. Стигиец знал, то корабль покидает гавань на
рассвете; следовательно, у него осталось мало времени, если
Амра собирается улизнуть из Асгалуна на этом судне.
Сеннух задумался. Что, если сообщить о госте городским
властям? Голова Амры по-прежнему в цене, хотя прошло немало
лет - такие прегрешения властями не забываются. Но он тут же
отмел мысль о доносе. Хватит, уже один раз донес! Чем это
кончилось, он помнил слишком хорошо. Оставалась только одна
возможность отомстить, и ее упускать не следовало. Приняв
решение, Сеннух немедля приступил к делу.
Во всяком городе есть такие закоулки, куда человек,
мнящий себя порядочным, не заглядывает никогда на свете - по
крайней мере, пока обстоятельства не заставят его это
сделать. Как всякий мерзавец, Сеннух не считал себя
таковым, но других, как и водится, полагал мерзавцами и
выродками. Больше всего на свете стигиец трясся за свою
шкуру, а сейчас он направлялся туда, где ей грозила
наибольшая опасность. Но жажда мести не остановила его и
перед этим.
В грязной харчевне на задворках гавани имел постоянное
пристанище некто, чья слава в Асгалуне не уступала славе
самых темных демонов преисподней. Имени его не знал никто, и
был он известен как Бесноватый Упырь, его так и в глаза
звали. Похожий более на животное, чем на человек, не знал он
другой забавы, как убивать; даже золото для него имело
меньшую цену, чем вид и запах свежепролитой крови, от
которого впадал Упырь в неистовство. Появившись в Асгалуне
неведомо откуда, он быстро приобрел известность самого
жестокого наемного убийцы - одного упоминания о Бесноватом
было достаточно для того, чтобы устрашить любого. Жертвы свои
Упырь преследовал до конца, и умирали они в страшных
мучениях. Вокруг него собралась шайка молодчиков, способных
зарезать мать родную из-за медного гроша; боялись они своего
атамана и слушались беспрекословно. Несколько раз кто-то
нанимал людей, чтобы отправить Бесноватого на Серые
Равнины, но безрезультатно: истерзанные трупы наемников
потом частям собирали на улицах города.
Сеннух протиснулся в низенькую дверь харчевни. Она даже
не имела названия, да и нужды в нем не было - давно уже
люди обходили этот притон стороной. Раньше времени
состарившийся владелец его довольствовался тем, что
перепадало ему от Бесноватого. Сеннух, прищурившись,
попытался разглядеть что-то в полутемном помещении; Упырь
любил темноту. Вдруг цепкая рука ухватила скупщика за ворот
и сильно толкнула с порога; не удержавшись на ногах, он
повалился на пол и уткнулся носом в валявшиеся на
утоптанной глине объедки. Встать стигийцу не дали; его
подхватили и поставили на колени, сунув под нос горящую
лампу - да так, что он услышал, как трещат в огне его
ресницы.
- А-а, Гиена, - протянул сумрачный голос.
Лампу убрали. Сеннух несколько раз зажмурился и наконец
разглядел перед собой человека. Грязные нечесаные волосы
свисали на низкий лоб, лицо его заросло столь же грязной
бородой до самых глаз, тусклых и невыразительных. Стигиец
понял, что перед ним сам Бесноватый Упырь.
- Что тебе надо, Гиена? - спросил Упырь.
- Откуда ты меня знаешь? - испуганно выдавил Сеннух и
запнулся.
- Называй меня Упырем, Гиена, не бойся, - ласково
сказал Бесноватый. - Мне это нравится. Знать тебя - знаю, а
откуда - не твое дело, падаль. Говори, зачем пришел.
Стигийца трясло, поэтому слушал он невнимательно, а
только выпалил заранее приготовленную фразу:
- У меня к тебе дело.
- Дело? - улыбнулся Бесноватый. - Какое? Я не ворую,
мне нечего предложить тебе.
Стигиец яростно замотал головой, отрицая подобное
предположение, и выдохнул:
- Мне нужна голова одного человека.
Упырь оскалил в подобии улыбки кривые желтые зубы.
- Ну-ну... и сколько заплатишь?
- По десять золотых на каждого.
В тусклых глазах Упыря что-то промелькнуло.
- Ты же говорил об одной голове? Или я не расслышал?
- Их двое, - объяснил стигиец, - но мне нужна одна
голова.
Бесноватый покивал понимающе и поинтересовался:
- Ты сказал - по десять золотых? За каждого из них, или
на каждого из нас?
- На каждого из вас, - простонал Сеннух.
- Тяжело же дались тебе эти слова, Гиена, - в тоне Упыря
появилось нечто вроде сочувствия, за которым сквозило
неприкрытое злорадство. - Ну, так и быть, послезавтра
получишь свою голову. Говори, кто и где, а если вдруг не
знаешь имен, то опиши наружность и, если что, не обессудь
за ошибку.
- Не послезавтра, сегодня, - сказа стигиец.
В тусклых глазах появилось откровенное изумление.
- Значит, срочный заказ? Это будет стоить в два раза
дороже.
Упырь назвал сумасшедшую цену - она и поначалу была
совершенно безумной, но злоба лишила стигийца здравого
смысла.
- Согласен, - сказал он.
Бесноватый наклонился к нему, и Сеннух почувствовал,
как железные пальцы впились ему в горло.
- Нас восемь. Ты платишь сто шестьдесят золотых за одну
голову?
- Да, - просипел стигиец.
Упырь дал ему глотнуть воздуха, а затем снова сжал пальцы.
- Кого ты пасешь, Гиена? Говори!
- Двое чужестранцев... Харчевня "Голубая Устрица"...
Утром уплывают на "Покровителе Бурь"... - забулькал Сеннух,
давясь набежавшей в рот слюной.
- Дальше.
- Один северянин... другой желтоглазый... голову
