прислал его один из тех, кто в свое время обучался у меня
магии. Звали пришельца Зольдо. Да будет вам известно, что
у некромантов есть чары, с помощью которых можно вернуть к
жизни мертвеца. Жизнью, конечно, назвать это нельзя, но
душа возвращается с просторов Серых Равнин и вновь
вселяется в тело. Многие колдуны, особенно приверженцы
черной магии, создают себе подобных и делают из них слуг,
которые полностью зависят от воли господина. Только смерть
мага освобождает души этих несчастных из плена, позволяя
им вернуться туда, откуда они были призваны злой волей.
Зольдо тоже один из этих "живых мертвецов". Когда-то он
был воином - и стал бы великим воином, если бы не погиб.
Чародей сделал паузу продолжил:
- Был у Зольдо единоутробный брат-близнец, молодой
маг, чьи таланты и природная склонность к волшбе позволяли
сделать большие успехи на поприще чародейства. Получив
известие о смерти Зольдо, брат его отправился в
путешествие и, вернувшись, привез с собой мертвое тело. Он
совершил над ним надлежащие ритуалы и вернул Зольдо к
видимости жизни. Но не желание обрести слугу, а слепая
любовь к брату была тому причиной! Зольдо, однако,
потребовал вернуть его на Серые Равнины. Брат отказался,
хотя видел, что не принес своему родичу ничего, кроме
страданий. Желая как-то исправить свою ошибку, он совершил
другой ритуал и великими по силе заклятиями связал душу
Зольдо с его мертвым телом навечно: теперь даже его
собственная гибель никак не могла повлиять на оживленного.
Узнав о содеянном над ним, Зольдо сошел бы с ума, если б
мог. Он бы убил брата, но создание чародея не может поднять
руку на своего создателя. Маг же считал, что совершает
благодеяние; он отпустил Зольдо на все четыре стороны,
говоря, что наконец-то спокоен за него. Зольдо ушел,
напоследок прокляв брата. Он решил сам найти способ
вернуться на Серые Равнины, в царство мертвых, и поиски
привели его ко мне. Чары, наложенные на Зольдо, оказались
мне неизвестны, - увы, и я не знаю всего в этом мире! - но
сила их такова, что разрушить действие заклинаний, к
сожалению, может только Камень Мертвых. Об этом я ему и
сказал.
- Я благодарен тебе, Пелиас, за интересные сказки, но
нельзя ли поближе к делу? - раздраженно прервал Конан
волшебника: разъяснения чародея утомили его.
Пелиас отставил прочь кубок и сжал посох тонкими
пальцами.
- Тебе, Конан, надлежит освободить пленника и
отправиться вместе с ним за талисманом. Зольдо будет тебе
проводником, - сказал он.
- А не проще ли собрать армию и пощекотать мечом ребра
его братцу, если уж на то пошло?
- Некому щекотать, Конан, его уже нет в живых! Век его
оказался не столь долог, как он предполагал.
- Туда ему и дорога, - злорадно сказал король. - Собрать
бы вас, колдунов, всех вместе и отправить вслед за ним!
Волшебник пропустил эту реплику мимо ушей.
Конан, не сдерживая ярости, вскочил с кресла и отшвырнул
его пинком в сторону.
- Я не верю тебе! - рявкнул он. - По твоим словам
выходит, что ты это все затеял... ты! И лишь для того,
чтобы этот ходячий кусок мертвечины мог спокойно сгнить в
могиле! Скажи-ка, откуда твой труп знает заклинания, если
он простой воин? Уж не ты ли обучил его колдовству? Для
чего? Для того, чтобы отправить меня добывать очередную
дьявольскую игрушку, которыми вы, колдуны, любите себя
тешить на беду всем нормальным людям - ведь добыть ее могу
только я! Ты сам это ему сказал. Я жду от тебя, Пелиас,
ответа.
Волшебник поднял руку, призывая короля к спокойствию.
- Но, Конан, я ведь еще ничего толком не объяснил, -
произнес он примиряющим тоном.
- А ты думаешь, я буду ждать еще месяц, пока ты
доберешься до конца? Только нашей былой дружбе ты обязан
тем, что я выслушиваю твои бредни!
Лицо Пелиаса помрачнело, плечи его сгорбились.
- Хорошо, - кивнул чародей, - я буду краток. Тебя,
король, в отличие от меня, никогда не волновали судьбы
мира, но я скажу тебе... Если тот, кто пробрался в твой
дворец ночью, войдет в святилище и коснется Камня
Мертвых, то нам всем небо покажется с овчинку... Вот так!
Я же хочу повернуть колесо судьбы и пустить его другой
колеей. И это выполнишь ты, Конан, ибо больше некому.
Лик короля стал чернее тучи; он сжал рукоять меча. Пелиас
видел это, но у волшебника не дрогнула ни одна жилка. Он
продолжал говорить спокойно и холодно:
- Пусть тебе послужит утешением то, что в противном
случае твоей королеве суждена ранняя смерть. Считай, что я
таким образом спасаю ей жизнь.
- Горазды вы, колдуны, жар чужими руками загребать, - в
голосе киммерийца, казалось, не осталось ничего
человеческого; лишь неутолимая звериная жажда крови звучала
в нем. Граф Просперо вздрогнул; ни разу до сих пор он не
видел своего короля таким. - Хорошо, я поеду! Ты не
оставляешь мне выхода.
- Освободи пленника. Он отправится с тобой.
- Ну нет, колдун, - протянул киммериец, - проводником со
мной поедет одна голова. Этого хватит.
- Конан! - Голос чародея загремел, заполняя собой
покои. - Освободи его, или это сделаю я!
- Даже так? - удивился киммериец. Пелиас молчал. -
Значит, ты мне еще не все сказал, колдун.
- Я тебе многого не сказал. Ты знаешь только то, что
тебе нужно знать.
Конан задумался. Просперо сидел, затаив дыхание.
Казалось, разговор с волшебником принимает не совсем
приятный оборот.
- Я могу остаться во дворце заложником, - вдруг произнес
Пелиас. - Можешь даже заточить меня в темнице. Даю слово,
что не попытаюсь бежать.
Конан криво усмехнулся:
- Убирайся назад в свое логово, и чтобы ноги твоей
здесь не было! Я освобожу его, твоя взяла! Он поедет со
мной, а твоего смрадного духа во дворце мне не нужно. Я
дам тебе знать, когда мы вернемся... И если слова твои
лживы, то берегись, маг!
Глава 6. НАЧАЛО ПУТИ
В сопровождении Просперо и Пелиаса король спустился в
темницу, где, опутанное сетью и цепями, лежало тело Зольдо.
Палач, немой и горбатый, страшный, как само это
подземелье, снял цепи и, повинуясь взмаху королевской
руки, прихрамывая, удалился. Конан поставил на сырой пол
ларец, который принес с собой, затем склонился над телом и
несколькими взмахами ножа освободил его от оставшихся пут.
Обезглавленное тело, почувствовав свободу, сразу пришло в
движение, поднялось на ноги и уверенным шагом направилось к
ларцу; обрывки сетей свисали с его плеч и волочились по
полу. Шумный вздох прорезал тишину, царившую в темнице.
Граф Просперо, с побледневшим лицом, расширившимися
глазами следил за действиями мертвеца. Взгляд графа был
прикован к обрубку шеи, где на ровной поверхности среза
белела кость, и круглым провалом виднелось отверстие
перерубленного горла.
Тело приблизилось к ларцу и опустилось перед ним на
корточки. Действия обезглавленного трупа были четкими и
осмысленными, как будто голова, лежащая в ларце на
расстоянии управляла им. Руки уверенным движением подняли
крышку ларца и извлекли из него голову, затем приставили ее
к шее; бледный, еле заметный сполох пробежал в том месте,
где отточенная сталь рассекла мертвую плоть.
Зольдо опустил руки и сделал несколько вращательных
движений головой.
- Наконец-то, - сказал бессмертный и принялся
сбрасывать с себя остатки сети.
Киммериец резко повернулся и, не сказав ни слова,
покинул подземелье, оставив чародея и графа в растерянности.
- Следуй за нами, - повелел Пелиас бессмертному. Желтые
глаза Зольдо остановились на Просперо, изучая его; графу
стало неуютно под пристальным взглядом того, кого первый и
бесстрашный из полководцев Аквилонии справедливо считал
чудовищем.
- Пойдем, Просперо.
Волшебник коснулся плеча графа, и Просперо еле
сдержался, чтобы не отпрянуть. Но внутренний порыв
полководца ничего не могло скрыть от Пелиаса. Лицо чародея
стало печальным.
- Ах, Просперо, Просперо... - грустно обронил он.
Они поднимались по крутой узкой лестнице. Граф шел
впереди, освещая дорогу; за ним, постукивая посохом по
каменным ступеням, поднимался Пелиас. Зольдо шел третьим,
чему граф был несказанно рад; меньше всего на свете ему бы
хотелось, чтоб за его спиной вышагивало исчадье с Серых
Равнин, приводившее его в дрожь. Просперо никогда не был
трусом; своей отвагой полководец заслужил уважение солдат,
которыми командовал в десятках сражений. Конечно, не
только храбрость сопутствовала его славе среди друзей и
недругов, но и она была не последним его достоинством.
Однако колдовство внушало страх Просперо, как и любому
другому человеку, столкнувшемуся с ним. За время своей
службы королю Просперо приходилось уже встречаться с
магией, но так близко и зримо это происходило впервые.
Граф шел, сжимая роняющий капли смолы факел, и
мучительные раздумья переполняли его. В свое время, кода
король в одиночку отправился в дебри Кхитая, Просперо
частенько наведывался к Пелиасу, который с помощью магии
старался следить за киммерийцем и передавал графу новости
о странствующем короле. Жизнерадостный и насмешливый,
чародей пришелся по нраву Просперо. А теперь Пелиас
предстал ему в совершенно иной стороны.
Когда узкая лестница окончилась, граф Понтайнии решился.
Замедлив шаг, он поравнялся с магом.
Волшебник предугадал его желание.
- Я слушаю тебя, граф Просперо, - произнес он.
Полководец замялся, подбирая нужные слова.
- Пелиас, я вполне могу поверить твоим речам о грозящих
нам бедствиях, заключенных в... - Просперо незаметно
качнулся головой в сторону Зольдо. - Я доверяю тебе, сам не
знаю почему... Но что заставило тебя поступить именно таким
образом? Наша бедная королева... Неужели не было другого
выхода?
По губам волшебника пробежала невеселая улыбка.
- Друг мой, - сказал Пелиас, - я надеюсь, что ты
позволишь мне называть тебя так? - Просперо кивнул. -
Когда на чашу весов положено так много, то приходит время
нелегких решений. Если ты обеспокоен тем, что между мной и
королем пробежала черная кошка, то тут уж пока ничего не
поделаешь. Лишь время исправит это, расставив все по своим
местам.
- Но ведь ты мог приехать и рассказать обо всем Конану,
не впутывая в это дело королеву Зенобию?
Волшебник вздохнул.
- Дорогой Просперо, неужели ты так плохо знаешь своего
короля? Да, я бы мог приехать и все рассказать ему...
Возможно, он бы согласился, а возможно, и нет. А вот его
"нет" - этого мне допустить никак нельзя. Мне необходимо
было вынудить его ехать, чего бы это ни стоило! Поверь, я бы
мог вообще остаться в тени - Зольдо вынудил бы его ехать, а
я - я вышел бы на сцену лишь в последний момент. Но,
памятуя о нашей дружбе, я решил не прятаться.
- Он никогда не простит тебе того, что ты сделал.
- О, нет! Конан был и остался в душе тем, кто он есть.
Поверь, он возможно даже и рад, что вновь отправится в
путь, как в старые добрые времена. Он гневается на меня за
то, что я вынуждаю его " не в привычках Конана действовать
помимо своей воли. Однако предстоящее странствие делает его
