За этой секцией периметра сразу очень крутой обрыв.
- Это как-то осложняет дело?
- Нет, - сказал он, - разве что вся секция разрушится или что-то
снесет ее вниз. Тогда нам осталось взять якорь и подцепить туда новый
агрегат из запасных вместо провалившегося в расщелину. Это было бы лишь
немногим больше. Я покажу тебе эту работу на агрегате, который мы заберем.
- Хорошо.
Вскоре к нам присоединился Бартелми. Он и Дэвис, который тоже пошел с
нами, помогли донести все собранное оборудование. А двадцатью минутами
позже мы тронулись в путь.
Лебедка была снаряжена: к ней прицепили акулью клетку и
декомпрессионную камеру, так что получилось нечто вроде тандема в таком
вот порядке. Пол и я повели агрегат вниз, поглядывая, чтобы провода на
выходе не запутались, и освещая все вокруг во время спуска. Мне еще ни
разу не приходилось пользоваться декомпрессионной камерой, но я находил,
что было очень удобно иметь ее внизу, если учитывать, что у предстоящих
работ могут быть неприятные следствия. Было приятно сознавать, что если я
буду ранен, то смогу добраться до нее, просигналить, и меня без
промедления доставят прямо наверх, не останавливая для декомпрессии:
глубинное давление будет снижаться в этом колоколе по ходу дела и
постепенно дойдет до нормального, пока меня будут волочь в амбулаторию на
острове. Славные мыслишки.
Мы установили клетку на дне неподалеку от агрегата, который находился
на месте и без видимых повреждений, а затем всплыли над ним парой фатомов
дальше и восточнее, осветив его. Мы действительно находились на краю
ущелья. Пока Пол проверял ультразвуковой генератор, я двинулся поближе к
краю и направил вниз луч своего фонарика.
Выступающие каменные пики и извивающиеся трещины. Рефлекторно я
отпрянул от края бездны и повернул фонарь в сторону. Но затем вернулся и
стал наблюдать за работой Пола.
Десять минут отняла у него операция освобождения агрегата от
креплений. И еще пять - поднять его на проводах.
Немного погодя, периодически поводя лучами фонарей, мы обнаружили
сменный агрегат, спускающийся сверху. Мы подплыли, чтобы встретить его и
подвести к месту. В этот раз Пол предоставил возможность поработать мне. Я
показал знаками, что хочу это сделать, и он написал на грифельной доске:
"Давай, погляжу, на что ты способен".
Я принялся монтировать новый агрегат, и это отняло у меня минут
двадцать. Он проверил работу, похлопал меня по плечу и кивнул. Я начал
было подключать систему, но остановился и посмотрел на него. И он подал
мне знак продолжать работу.
Это заняло всего несколько минут, и когда я закончил, то почувствовал
удовлетворение от того, что сейчас на далекой станции на панели снова
загорится огонек. Я повернулся, чтобы дать знак, что работа сделана и что
можно оценить ее и восхищаться.
Но напарника со мной больше не было.
На несколько секунд я застыл, уставившись в пустоту. Затем начал
водить вокруг лучом фонаря.
Нет. Нет. Ничего...
Чувствуя, как нарастает во мне панический страх, я двинулся к краю
бездны и нагнулся над ней с фонарем в руке. По счастью Пол двигался не
слишком быстро. Но он действительно направлялся ко дну. Я ринулся за ним
со всей скоростью, на какую только был способен.
Азотное опьянение, гроза водолазов или "восторг пустоты" обычно
поражает на глубинах до двухсот футов. Мы спустились где-то на сто
семьдесят, не более, но Пол определенно демонстрировал симптомы азотного
опьянения.
Позаботившись о собственном самочувствии, я догнал его, схватил за
плечо и повернул назад. Через стекло его шлема я разглядел то блаженное
выражение, которое было написано на лице Пола.
Взяв его за руку и плечо, я потащил его назад, буксируя за собой.
Несколько секунд он следовал за мной, не сопротивляясь.
Затем он стал бороться со мной. Я предвидел эту возможность и принял
позицию из дзю-до "квансецу-вазе", но очень быстро обнаружил, что дзю-до
не особенно годится под водой, особенно когда клапаны баллона слишком
близки к вашей маске или загубнику. Я отворачивал голову подальше,
откидывал ее назад. На некоторое время я утратил возможность тащить его
назад таким способом. Но я не отказался от своих приемчиков. Если бы мне
только удалось поддержать его чуть дольше и не допустить, чтобы азотное
опьянение поразило самого меня, то я получил бы преимущество - я в этом
уверен. Кроме всего прочего, у него пострадала не только координация
движений, но и способность к мышлению.
В конце концов я дотащил его до агрегата - бурная лавина пузырей
рванулась из воздушного шланга, когда он выплюнул загубник и не было
способа вернуть его обратно без того, чтобы не отпустить самого водолаза.
Впрочем, может быть, именно из-за того, что он стал задыхаться, мне стало
чуть легче справляться с ним. Впрочем, не знаю.
Я втолкнул его в камеру, последовал за ним и запечатал дверь. Он
почти смирился и начал поддаваться. Я сумел сунуть ему в рот загубник, а
затем рванул сигнал подъема.
Мы начали подниматься почти сразу же, и хотел бы я знать, о чем
думали в этот момент Бартелми и Дэвис.
Они достали нас очень быстро. Я почувствовал легкое дребезжание,
когда мы наконец-то попали на палубу. Вскоре после этого вода схлынула. Я
не знал, сравнялось ли к тому времени давление в камере с наружным, но
переговорное устройство ожило, и послышался голос Бартелми - я как раз
вылезал из своей амуниции.
- Через несколько минут двинемся, - сказал он. - Что стряслось?
Насколько все серьезно?
- Азотное опьянение, - доложил я. - И Пол начал погружаться, и начал
бороться со мной, когда я попытался вытащить его.
- Пострадали оба?
- Нет, не думаю. Он ненадолго потерял загубник. Но теперь дышит
нормально.
- В таком случае, в каком он состоянии?
- По-прежнему "под мухой", я полагаю. И упадок жизнедеятельности,
выглядит как... пьяный.
- Порядок. Можете уже освобождаться от вашего снаряжения...
- Уже освободился.
- ...и раздеть его.
- Уже начал.
- Мы радировали на остров. Медик прилетел и ждет в лаборатории.
Впрочем, предупреждали, что ему необходима, главным образом,
декомпрессионная камера. Так что мы медленно и осторожно доведем в ней
давление до нормального на поверхности. Я займусь этим прямо сейчас... А у
себя самого вы чувствуете какие-либо симптомы опьянения?
- Нет.
- Ладно. Вы покинете камеру через некоторое время... Вы что еще
хотите мне сказать?
- Да нет, пожалуй.
- Тогда все в порядке. Теперь я свяжусь по радио с доктором. Если я
вам понадоблюсь, свистните в микрофон. Он это выдержит.
- Ладно.
Я освободил Пола от снаряжения, надеясь, что он вскоре начнет
приходить в себя. Но он не очнулся.
Он сидел, сутулясь, бормоча что-то с открытыми, но остекленевшими
глазами, и то и дело улыбался.
Хотел бы я знать, что с ним стряслось. Если давление и в самом деле
было снижено, он должен был прийти в себя почти мгновенно. Возможно, надо
снизить давление еще чуть-чуть, решил я.
Но...
А не погружался ли он раньше, еще до начала рабочего дня?
Продолжительность декомпрессии зависит от общего количества времени,
проведенного под водой в течение двадцатичасового периода, от общего
количества азота, усвоенного тканями, частично - головным и спинным
мозгами. Мог ли он погружаться, чтобы поискать что-нибудь, скажем, в иле,
у основания сломанной мачты, среди обломков старого затонувшего корабля?
Возможно, погружаться надолго, тщательно обыскивая все в тревоге? Зная,
что сегодня предстоит работать на берегу, зная, что в течение всего
рабочего дня в ткани тела не попадет ни молекулы азота? И вот неожиданная
авария, и он должен рисковать. Он делает вид, что все в порядке, возможно,
даже поощряет новичка продолжить и закончить работу. Отдыхает, пытается
справиться с собой...
Очень может быть. В этом случае ценность декомпрессии, проводимой
Бартелми, исчезает. У него данные о времени и глубине погружения - но
только последнего погружения Пола. Черт побери, насколько я понимаю, он
мог побывать в нескольких точках, разбросанных в различных местах на дне
океана.
Я нагнулся над ним, изучая зрачки его глаз, чтобы привлечь внимание к
себе.
- Как долго ты был утром под водой? - спросил я.
Он улыбнулся.
- Я не нырял, - ответил он затем.
- Мне нет дела до того, зачем ты нырял. Меня куда больше заботит твое
здоровье... Как долго ты был внизу? И на какой глубине?
Он покачал головой и повторил:
- Я не нырял.
- Черт бы тебя побрал! Я знаю, что ты нырял. Это было у старого
затонувшего корабля, да? Там где-то около двадцати фатомов. Но сколько ты
там пробыл? Час? Или еще дольше?
- Я не нырял, - настаивал он. - Это правда, Майк! Я не нырял.
Я вздохнул, откинувшись назад. Быть может, он говорил правду. Люди
устроены по-разному. Возможно, что его особенности физиологии сыграли
такую шутку, и это был другой вариант - не тот, что предполагал я. Однако,
все это было так близко к истине... На мгновение я примерил его на место
поставщика камней, а Фрэнка - на место укрывателя краденого. Итак, я
пришел к Фрэнку со своей находкой, Фрэнк сообщил Полу о таком обороте
дела, и тот, забеспокоившись, отправился, пока все на станции спали,
убедиться, что его добро по-прежнему там, где он и предполагал. Во время
неистовых поисков его ткани накопили много азота, а затем произошло все
остальное. И эта стройная гипотеза поразила меня своей логичностью. Но
коснись это меня, я нашел бы способ прервать погружение. Я всегда мог
соврать что-нибудь для того, чтобы подняться наверх раньше срока.
- Ты не можешь вспомнить? - попытался я еще раз.
Он начал без особого воодушевления клясть все на свете, но потерял
последний энтузиазм после дюжины-другой слов. А затем он протянул:
- Почему ты не веришь мне, Майк? Я не нырял...
- Ладно, я верю тебе, - сказал я. - Все в порядке. Так что, отдыхай.
Он потянулся и вцепился в мою руку.
- Значит, все прекрасно, - решил он.
- Ага.
- Все это так - как никогда не было прежде.
- С чего ты взял? - поинтересовался я.
- ...прекрасное.
- О чем ты? - настаивал я.
- Ты знаешь, я никогда не притронусь ни к одному из них, - сказал он
в конце концов.
- Тогда в чем же дело? Ты знаешь?
- Проклятая красота... - сказал он.
- Что-то стряслось на дне? Что это было?
- Я не знаю. Уходи! Не зови это обратно. Все так, как должно было
быть. Всегда. Не та дрянь, что ты взял... Начало всех неприятностей...
- Прости, - сказал я.
- ...это началось...
- Я знаю. Прости, - рискнул я. - Добытые вещи... не иметь...
- ...говорено, - говорил он. - Растранжирь их...
- Я знаю. Прости. Но мы дали ему, - продолжал я.
- Ага, - отреагировал он: - Затем... О, господи!
- Алмазы... Алмазы в безопасности, - предположил я быстро.
- Дали ему... О, господи! Прости.
- Забудь. Скажи мне, что ты видел, - попросил я, пробуя вернуть его к
тому, о чем мне хотелось услышать.
- Алмазы... - сказал он.
Затем он разразился длинным и бессвязным монологом. Я слушал. Снова и
снова я говорил что-нибудь, чтобы возвращать его к теме алмазов, все
готовился бросить ему имя Руди Майерса. Ответы его оставались
фрагментарными, но в целом картина начала проясняться.
Я спешил, стараясь узнать как можно больше, пока не вернулся
