Глаза были открыты, но зрачки закатились. Лицо его было перекошено, рот
провалился, зубы обнажены. Язык слегка вывалился и был совершенно черным.
- Мой бог! - сказал я. - Это покойник!
- И да, и нет, - заметила она. - Это необычный случай.
Она сделала медленный пасс, и глаза его закрылись. Она закрыла
крышку.
- Ну что ж, у каждого свои проблемы, - добавила она. - Может быть,
хотите чаю или предпочтете гашиш?
- А может быть, есть что-нибудь посильнее? - ответил я, когда она
взяла меня за руку.
- Всенепременно, - ответила она, а я обернулся назад, когда мы
выходили из комнаты и с удивлением заметил, что гроб в закрытом виде был
похож по форме и размерам на большой контейнер для винных бутылок, даже по
месту расположения ручек для переноски.
Она указала мне на удобное кресло, проследила, чтобы я сел в него.
Закрыв соединительную дверь, она проследовала в отдаленный конец своей
комнаты, где открыла шкаф. Вскоре я услышал легкий звон ударяющихся друг о
друга бокалов и звук струящейся жидкости.
Через некоторое время она вернулась, неся в руке высокий стакан,
наполненный грязноватой зеленоватой жидкостью с плавающими на поверхности
обрывками листьев и чем-то еще.
- С виду похоже на болотную воду, - сказал я, принимая стакан.
- И на вкус тоже, как болотная вода, - добавил я, сделав маленький
глоток.
- Это травяной тоник, - объяснила она. - Очень расслабляет.
Я подумал немного, потом сделал еще глоток.
- Вальдемар... что... на самом деле мертв? - спросил я, спустя
некоторое время.
- Да, - ответила она, - но иногда он об этом забывает. Как только он
вспоминает об этом, испытывает нечто вроде стресса.
- Когда, как он умер?
Она поежилась.
- За месяцы и годы до того, как мы оказались на корабле, - сказала
она. - Задолго до того, как я его нашла.
Я окинул взглядом ее жилище, увешанное яркими гобеленами, выстланное
шкурами животных и восточными коврами. Тут были статуэтки из черного
дерева, я решил из Африки, украшенные медной проволокой и яркими бусинами.
Пара толедских клинков висела на одной из стен. Рядом с огромной,
задрапированной шелком кроватью был турецкий водопровод. В воздухе висел
тяжелый аромат экзотического свойства. Все это напомнило мне цыганский
табор, где мне однажды за плату гадали по руке. Сильно напомаженная
цыганка была тогда сверхизобретательна на мой счет. И все же здесь было
что-то большее, чем тогда. Петерс был прав. Я почти угадывал призрачные
видения за ее спиной.
- Чем можно объяснить особенность Вальдемара? - спросил я.
- Я думаю, что на своем смертном одре, - пояснила она, - он стал
участником сеанса месмеризма. Его существование приостановлено точно на
переходной грани между жизнью и смертью. Поэтому он и получил уникальную
способность проникать в суть событий. Но требуется исключительно опытный
месмерист, чтобы контактировать с ним, так как он постоянно пытается уйти
в темноту недосягаемости.
- И вы, очевидно, именно такой специалист?
Она кивнула.
Я думаю, что уже чувствовал дважды на себе силу вашего воздействия.
- Вполне возможно, - сказала она. - Заканчивайте ваш тоник, и я
покажу, как это делается.
Я выпил остаток, поставил стакан в сторону.
- Эта смесь не очень-то на меня подействовала, - заметил я.
- Это довольно легкий напиток, - ответила она.
- Я думал, что вы дадите мне более сильное средство.
- Нет, вы попросили чего-нибудь более сильного. Этим и будет лечение.
Она подняла руки. Казалось, что они излучают искорки. И снова. Я
почувствовал теплый пульс, слабое покалывание во всем теле.
- Тоник - не что иное, как подготовка.
- Какого рода лечение вы собираетесь провести?
- Я не знаю точно, - сказала она, - что надо делать а вашем случае. А
что вы сами хотели бы?
- Я хотел бы ненадолго избавиться от самого себя.
Она улыбнулась, вытянула руки вперед, опустила их. Меня словно
внезапно окатила очень теплая волна. Я откинулся назад в своем кресле и
полностью расслабился. Она была доверенным лицом Элисона и знала, что я
был нужен ему. Она опять сделала пассы, и я попытался еще более полно
расслабиться, позволяя ощущениям пронизывать меня насквозь. Ни одна
цыганка ничего подобного со мной не делала.
В то время как первые несколько пассов произвели бодрящее действие,
следующие стали более успокаивающими. Создавался эффект отстраненности
между моим сознанием и телом. Потом я понял, что мысли стали
затормаживаться. Но наряду с этим мной овладела эйфория, поэтому я уже не
мог противостоять летаргическому полузабытью.
Ее руки медленно двигались вокруг меня.
- Я собираюсь вызвать у вас очень глубокую релаксацию, - сказала она.
- Когда вы проснетесь, то почувствуете себя совершенно отдохнувшим.
Я уже собирался ответить, но потом показалось, что не стоит тратить
на это усилия. Она снова сделала пассы, и я уже больше не ощущал своего
тела. Кроме глаз. Казалось ужасно обременительным держать их открытыми. Я
закрыл глаза. Почувствовал, как снова двигались тени ее рук. А потом я
начал уходить: парение... яркая белизна... скольжение... снег...
падение...
...Внезапно голова стала тяжелой, заболел живот. Я поднял руки, чтобы
помассировать виски. Открыл глаза. Я лежал в постели, обложенный
подушками. Потертое одеяло закрывало меня до пояса. Когда я опустил руки,
они слегка дрожали. Где-то за окном пел дрозд. Оглядевшись вокруг, я
увидел, что нахожусь в маленькой и довольно запущенной комнатке. Что
произошло? Не могу вспомнить, как я попал сюда...
На столике рядом с кроватью была записка. Я взял ее. Она была
адресована По. Еще более озадаченный, я прочитал ее в надежде найти ключ к
разгадке того, что происходило:
Ричмонд, 29 сентября, 1835г.
Дорогой Эдгар,
если бы я мог излить перед тобой душу в тех словах, которые подобает
использовать в данном случае, я бы сделал это. И поэтому вынужден говорить
с тобой на своем простом языке.
Я твердо верю, что ты искренен в своих обещаниях. Но, Эдгар, если ты
опять пойдешь по этому пути, боюсь, что все твои намерения пропадут зря, и
ты опять начнешь попивать, пока это не лишит тебя здравого рассудка.
Положись на собственные силы, - и ты выберешься! Обратись к своему хозяину
за помощью, - и ты спасен!
Как сожалел я, расставаясь, что ты никому не известен на этой земле,
кроме меня. Я был привязан к тебе, - и сейчас еще привязан, - и с радостью
бы вернулся, если бы не боялся новой скорой разлуки.
Если бы ты мог заставить себя поселиться в моей семье или в любой
другой семье, где не выпивают, то можно было бы еще надеяться. Но если ты
будешь ходить в таверну или в любое другое место, где это подают на стол,
ты не убережешь себя. Говорю это по собственному опыту.
У тебя большой талант, Эдгар, и ты должен добиться уважения для него
и для себя. Учись уважать себя, и вскоре поймешь, что тебя уважают другие.
Навсегда расстанься с бутылкой и своими дружками по выпивке!
Дай мне знать, можешь ли ты это сделать и твердое ли это решение, не
поддашься ли ты искушению.
Если бы ты опять захотел приехать в Ричмонд и снова стать моим
помощником, ты должен раз и навсегда понять, что все обязательства с моей
стороны будут расторгнуты в тот момент, как ты напьешься.
Только пропащий человек пьет перед завтраком! Не может такой человек
хорошо исполнять свое дело.
Я серьезно думал о рукописи статьи и пришел к заключению, что лучше
всего будет не печатать ее в ее настоящем виде. Я бы вовсе не удивился,
если бы, в случае публикации, Купер стал бы преследовать меня за клевету.
Вот уже три дня, как она набрана для печати, и столько же дней я
решал этот вопрос.
Твой верный друг,
Т.У.Уайт.
Я уронил письмо. Не припомню, чтобы когда-нибудь испытывал такую
слабость. Тем не менее, я взял себя в руки, встал, прошел через комнату к
небольшому зеркалу и стал себя изучать: мое лицо и все же - не мое.
Обрюзгшее, с воспаленными глазами. Я снова растер виски. Значит, бедняга
По слишком много пил, и вот как он себя чувствовал.
Каким же образом я переселился в его тело?
Вспомнил Лиги, делающую пассы надо мной, Вальдемара, Петерса,
Элисона. И мою последнюю встречу с По. Думал ли он, что Энни умерла? Могло
ли это послужить причиной его теперешнего плачевного состояния?
Если это было так, нельзя ли изменить все к лучшему, написав ему
послание? Я посмотрел вокруг в поисках карандаша.
- Эдди, - донесся голос пожилой женщины из соседней комнаты. Я решил
не отвечать. - Эдди! Ты встал?
Вот. На столике у окна. Ручка. Чернильница. Я торопился. Бумага.
Бумага?.. Он работал в журнале, где-то должна быть бумага. В шкафу нет...
- Может быть, выпьешь чаю, Эдди?
Ага! В нижнем ящике стола. Я придвинул единственный в комнате стул,
уселся на него. Как начать? Пожалуй, лучше всего обратиться к тому, что
нас объединяет, - Энни.
"Сколько раз девушка является в видениях", - написал я. И вдруг силы
покинули меня. Я положил ручку. С трудом смог поднять голову. Я услышал,
как за спиной открылась дверь. Любопытство подсказывало, чтобы я
обернулся, но я был слишком слаб, чтобы сделать это. Я тяжело опустился
вниз.
- Эдди! - услышал я ее крик.
Я уже снова терял себя, уходя, уплывая куда-то. Ее голос удалялся.
Тело мое обмякло и все вокруг стало серым. Потом, жизнь как бы вновь
зашевелилась во мне и на глаза набежали тени.
Прошло еще много времени, прежде чем я вздохнул и посмотрел вверх.
Надо мной было лицо Лиги, брови вытянуты в одну линию, что означало
выражение удовлетворения, в то время как она изучала меня.
- Как вы себя чувствуете? - спросила она.
Я тряхнул головой и похлопал себя по животу. Неприятные ощущения
пропали.
- Прекрасно, - сказал я, потягиваясь. - Что произошло?
- Вы не помните?
- Я помню, что был где-то в другом месте, в чужом теле.
- В чьем?
- Эдгара Алана По.
- Того, о котором вы спрашивали монсеньора Вальдемара?
Я кивнул.
- Мы проделали обратный путь. И держу пари, что он был здесь, в моем
теле, пока я находился у него.
Теперь была ее очередь утвердительно кивнуть.
- Да, - сказала она, - и он был похож на наркомана, пьяного или
сумасшедшего. Было не просто удержать над ним контроль и отправить
обратно.
- Почему именно он оказался на моем месте? И часто ли происходят
подобные перемещения?
- Я в первый раз наблюдала что-нибудь подобное. Это был очень
странный человек. У меня было чувство, словно я разбудила какие-то темные
силы.
Я уже решил, что для одного утра впечатлений уже достаточно, и не
стал спрашивать о ее опыте в области темных сил.
- Он спрашивал об Энни, - продолжала она, - и говорил что-то о
струнах своего сердца, звучащих как лютня. Если он не сумасшедший, тогда,
должно быть, поэт. Но меня интересует, в котором из вас заключено то, что
привело к такому перевоплощению.
Я пожал плечами.
- Подождите. Разве монсеньор Вальдемар не говорил, что вы - одно и то
же лицо? - спросила она. - Это могло бы объяснить сущность явления.
- Как всякая метафизика, такое объяснение не имеет практической
ценности, - сказал я. - Я не сумасшедший и не поэт. Мое сердце - не
музыкальный инструмент. Я просто попал не в тот мир. Думаю, что бедный
Эдди По - тоже. Не знаю, как это произошло, но думаю, что не последнюю
