- Отлично, - сказал я, и он проводил нас до двери. - Мы вернемся на
борт корабля через несколько часов. Большое вам спасибо.
- Нет проблем, - ответил он. - Кстати, не могли бы вы пока дать мне
взаймы двадцать франков?
- Конечно, - сказал я, вынимая банкноту из пачки денег, которую я
нашел в сейфе Элисона, и протягивая ему.
- Отдам позднее, - сказал он.
- Прекрати, - услышали мы голос ворона, когда за нами закрывалась
дверь.
В этот вечер, одевшись потеплее, так как дул сырой холодный ветер, мы
с Петерсом отправились на поиск жилища Ван Кемпелена. На этот раз Петерс
не хотел отказываться от услуг Эмерсон в случае, если события примут
непредвиденный оборот. Обезьяна следовала за нами всю дорогу. Горожане
были в совершенном неведении относительно того, что в темноте по их крышам
кто-то совершает прогулку. Однако собаки Парижа обратили на это внимание.
Их лай и вой провожали нас от улицы к улице.
Во время нашей прогулки Петерс вдруг присвистнул и захохотал, как
помешанный, когда собаки разразились особенно дикими руладами. Причиной
тому была женщина, которая, проходя мимо нас, перекрестилась и поспешила
удалиться.
Наконец, мы нашли то, что искали. В окне верхнего этажа горел свет.
- Неужели ему нравится жить на этом чертовом чердаке? - проворчал
Петерс. - Не мог найти ничего получше.
- Он старается быть незаметным, - сказал я.
- Он мог бы делать это этажом ниже, - прорычал Петерс.
Выпалив скороговоркой фразу на своем уличном французском консьержу,
который открыл на стук, Петерс добился, чтобы нас впустили. Испуганный
консьерж с удивлением смотрел на улицу, где за нашей спиной стая собак
образовала кольцо.
- Porgui les chiens aboient-ils? - спросил он.
- Je suis loup-garou, - Je veux Von Rempelen.
Человек воззрился на нас, тогда Петерс снова разразился своим
сумасшедшим смехом. Натянуто улыбаясь, консьерж пропустил нас.
- Trois? - спросил Петерс.
- Oni.
- Merci, - сказал я, когда мы поднимались по лестнице, чтобы тоже не
быть без дела.
Мы дошли до самого верха, постучали в его дверь. Ответа на было. Мы
немного подождали, потом постучали снова.
В третий раз я сопроводил стук словами:
- Ван Кемпелен! Это важно, я думаю, это вас заинтересует. Это вас
должно заинтересовать.
Дверь слегка приоткрылась и в щели показался большой голубой глаз.
- Ja? - спросил его владелец.
- Мы американцы, - сказал я, - и надеюсь, что перед нами создатель
знаменитого шахматного автомата?
- И что? - сказал он. - Если это я, что дальше?
Я вытащил пачку американских долларов - достояние сейфа Элисона - и
помахал перед ним.
- Я представитель шахматного клуба Балтиморы, - сказал я. - Хочу
держать с вами пари на тысячу долларов, что я выиграю у вашей машины.
Дверь приоткрылась еще немного, так, что мы увидели невысокого
тучного человека с волосами и бакенбардами цвета спелой ржи, большим ртом,
римским носом, большими навыкате глазами. Такая форма глаз, как мне
говорили, связана с особенностями работы желез внутренней секреции.
Половина его лица была выбрита, в руке он держал опасную бритву.
- Джентльмены, извините, - сказал он, - но сейчас машина не налажена.
- Дорогой мой, - отвечал я. - Для всего клуба так важно, чтобы кто-то
из нас попробовал сыграть с ней. Сколько времени вам потребуется, чтобы
подготовить ее к работе? Как вы думаете, если я увеличу сумму пари...
Неожиданно он широко распахнул дверь, очевидно приняв относительно
нас какое-то решение.
- Входите, входите, - сказал он, и мы вошли. Он жестом указал на
потрепанную пару стульев посреди комнаты. - Садитесь. Я пью чай. Вы можете
присоединиться, если хотите.
- Спасибо, - сказал я, проходя.
Он положил бритву на туалетный столик рядом с ванной, взял полотенце
и стер пену с лица, наблюдая через треснутое зеркало, как мы рассаживались
позади него. На маленькой спиртовке, которая стояла на упаковочном ящике
слева от нас, закипела вода. По всей комнате были разбросаны
многочисленные ящики, некоторые из которых были открыты, обнажая свое
содержимое, большей частью химическое и алхимическое оборудование. Кое-что
было уже распаковано и установлено на скамье, протянувшейся через всю
стену. Некоторые предметы стояли под скамьей.
Снаружи собачий хор не умолкал.
Ван Кемпелен взял три разных чашки, протер их полотенцем, которым
вытирал лицо, поставил на один из ящиков и продолжал заваривать чай.
- Потребуется несколько дней подготовки, - сказал он, - чтобы собрать
автомат и подготовить его к игре, если, конечно, у меня не будет других
дел. Но я в скором времени ожидаю предложения принять участие в одном
очень сложном и деликатном деле. Боюсь, что у меня просто не будет времени
устроить вам этот матч, хотя был бы очень рад получить деньги. Вам с
сахаром? Или, может, немного масла?
- С сахаром, - сказал я.
- Без всего, - сказал Петерс.
Он наполнил наши чашки, сел напротив нас со своей.
- Боюсь, больше ничем не могу вас порадовать, - закончил он.
- Понимаю, - сказал я. - Мои друзья по клубу будут очень огорчены.
Но, конечно, дела важнее, чем хобби. - Я взглянул на оборудование,
расставленное на скамье. - Вы ведь, в основном, занимаетесь химией, не так
ли?
Эти выразительные глаза тщательно изучали меня.
- Я занимаюсь многими вещами, - сказал он, - среди них и химия. Как
раз сейчас я жду известий о возможности заключения контракта, который,
если будет подписан, займет меня на какое-то время. Однако, я не хотел бы
это обсуждать.
- Извините, если я проявил излишнее любопытство, - сказал я, пробуя
чай. - Возможно, удастся испытать шахматиста в другой раз.
- Возможно, - согласился он. - Когда вы прибыли в город?
- Только сегодня утром, - сказал я.
- Уверен, не для того же вы пересекли океан, чтобы найти меня и
принять участие в необыкновенном матче.
Я засмеялся.
- Нет, просто сейчас у меня появились деньги, и я всегда мечтал о
путешествии на континент. Когда я узнал, что вы здесь, я решил встретиться
с вами и совместить приятное с полезным, так сказать.
- Как интересно, - сказал он. - О том, что я здесь, знают немногие.
Грисуолд или какой-нибудь французский чиновник? Я задумался. От кого
я мог бы узнать, что он в городе? Будь проклята эта Франция. В других
странах для этого можно было бы найти массу предлогов. Но я был внезапно
освобожден от решения сложной задачи. Зазвенело разбитое вдребезги стекло
заднего окна.
Дородный детина, выбив остатки стекла ногой, вошел в комнату, оставив
за спиной покатую крышу соседнего дома. Черт возьми! Какая пунктуальность!
Другой человек, более поджарый, но такой же злодейской наружности,
вошел следом. Сзади я увидел еще одного. Я с удовлетворением отметил, что
они идеально подходили для предстоящего представления.
Ван Кемпелен выронил чашку и через всю комнату направился к своей
скамье, встал, заслоняя собой приборы широко расставленными руками. Мы с
Петерсом встали, и дородный детина озадаченно на нас посмотрел.
Я издал боевой крик и бросился вперед. Жаль, что я не мог сказать
ничего, подходящего для такого случая, так как вряд ли хоть один из них
понимал по-английски. Я сделал ложный выпад левой в сторону лица великана.
Он парировал удар правой, а левой ударил меня под ребра. И именно в этот
момент меня пронзила мысль, что это не те люди, которые заключили с нами
контракт, а настоящие наемники, работающие по собственному расписанию.
Я изогнулся, надеясь увернуться от удара по голове, который, я был
уверен, последует за этим. Но его не последовало, так как Петерс сделал
выпад и схватил нападавшего, не дав его кулаку опуститься. Я услышал, как
великан засмеялся и увидел, как он пытается вырваться. После того, как это
ему не удалось, выражение удивления появилось на его лице. Потом Петерс
вывернул ему руку вниз и вынудил его, таким образом, нагнуться вперед, сам
же схватил его левое ухо зубами и повернул ему голову на сторону, оторвав
половину этого ненужного приложения к голове. Противник взревел, а его
щека и шея окрасились кровью. Потом Петерс схватил его за руку и
перебросил через бедро. В это время один из оставшихся ударил его дубинкой
по голове. Я не мог прийти ему на помощь или хотя бы предупредить криком.
От этого удара Петерс пошатнулся, но не упал. Он повернулся лицом к
человеку с дубинкой, но второй прыгнул ему на спину. В это время тот, с
половинкой уха и сломанной рукой, вынул из-за пояса нож правой рукой и,
пошатываясь, направился к дерущимся.
Не в силах подняться, я согнулся, обхватил колени руками и покатился
ему под ноги. Когда он упал на меня, то произнес проклятия по-французски,
которое я тут же прибавил к своей коллекции. Ничего не видя, я в любой
момент ожидал удара ножа, но удара не было. Я сделал несколько глубоких
вдохов и попытался встать, когда раздались душераздирающие крики.
Когда я выпрямился и повернулся, то увидел, что Эмерсон заталкивает
тело одного из верзил в дымоход. Другому Петерс выкручивает руки, а тот,
которого я сбил с ног, поднимается с ножом в руке, другая безжизненно
повисла, половина лица залита кровью. Я услышал тяжелые шаги на лестнице и
крик "Жандармерия!" как раз в тот момент, когда у подопечного Петерса
затрещали кости, а тот, что с ножом, бросился на меня. Когда я отразил
удар и послал ему ответ в челюсть, раздался тяжелый удар в дверь. Что-то,
несомненно, сорвалось в нашем предполагаемом сговоре с полицией. Когда
раздался еще один удар, Эмерсон перестал заталкивать свою жертву в
дымоход, пробежал через всю комнату к туалетному столику Ван Кемпелена,
схватил бритву, выскочил в окно и исчез среди крыш.
- Неплохая идея, - заметил Петерс, оставив свое занятие. Ван
Кемпелену: - Спасибо за чай. - Потом он прошел к окну и вылез на улицу.
Я бросил взгляд на изобретателя, который все еще охранял свои
сокровища. Раздался еще один удар в дверь.
- Доброй ночи, - пожелал я. - Счастливо оставаться.
Он прищурил, как бы в сомнении, свои изумительные глаза, потом, когда
я уже почти ушел, сказал вдогонку: - Будьте осторожны.
Я услышал, как вылетела дверь прежде, чем он успел к ней подойти.
Черепица была влажная и скользкая, и я ориентировался по темным фигурам,
маячившим впереди. Вскоре крыша стала плоской. Далеко позади слышны были
крики. Я поспешил.
Собаки под нами все еще продолжали жаловаться.
Не знаю, сколько времени мы убегали. Наконец, я последовал за
Петерсом через окно в безлюдное пространство чердака. Кто из них обнаружил
это место, он или Эмерсон, вышло ли это случайно или по воле таинственного
инстинкта, - я никогда не спрашивал, только мне кажется, что именно в это
время мы потеряли Эмерсон. Несколько минут мы лежали, притаившись,
прислушиваясь к шуму погони. Все тихо. Мы вышли из укрытия, по лестницам
благополучно спустились на землю и оказались на улице.
Потом мы бродили какое-то время, но ночные улицы затихли. Даже собаки
успокоились. Вскоре Петерс нашел кафе, где мы смогли отдохнуть за стаканом
вина, подсчитывая наши потери, которые были минимальными, и привести себя
в порядок.
Теперь казалось бесполезным думать о том, почему префект полиции не
сделал то, что, как предполагалось, должен был сделать. Мы решили выждать
какое-то время, а потом отправиться назад, в то место, которое мы покинули
так внезапно, и посмотреть, нельзя ли что-нибудь разузнать. Между тем,
Петерс оторвал большой кусок табачной жвачки от плитки, которая была у
