- Нет. Дайте мне отдохнуть...
Я проделал все в обратном порядке: с помощью пассов забрал энергию,
которой я его наделил. Дробный стук раздался снова со стен и с потолка,
стул поехал ко мне, потом упал. Вальдемар испустил необычайно жалобный
стон, глаза его закрылись, и крышка захлопнулась сама собой.
Я убрал свечи и пошел готовиться к путешествию.
Сон Эдгара Алана По был потревожен. Он проснулся рано и безуспешно
попытался вспомнить, что он видел во сне. Наконец, он встал и оделся. Небо
на востоке постепенно стало бледнеть. Он открыл входную дверь и вышел,
чтобы посмотреть восход.
Во дворе он увидел крохотный сверкающий замок. Он сделал шаг вперед,
и замок исчез. Когда он подошел к месту, где стоял замок, там была лишь
горка песка.
Игра света, наверное...
6
Она шла босиком по берегу моря. Ночь была тихая и беззвездная.
Однако, море само по себе слабо отсвечивало, и ей было достаточно этой
маленькой иллюминации. Она шла кругами, то подходя к воде, то удаляясь от
нее. Она не могла вспомнить, почему она так делала, но точно знала, что
это важно. И она продолжала.
В одном месте черная кошка пробежала милю, в другом - яма
образовалась в центре ее круга. Вокруг нее теперь плясали языки пламени, а
среди них - блестящее лезвие. Она продолжала идти. Почему она делала это?
Это важно - вот почему. О, да.
Человек лежал ничком возле ямы. Да. Надо, чтобы он заглянул внутрь.
Правильно. Хорошо. Убрать языки пламени. Да. Он зашевелился?
Она пошла быстрее. А что он видит? Ужас. Конечно. Он видит, что...
Она пронзительно вскрикнула, и море поднялось, захлестывая пламя,
человека, яму...
Она широко раскинула руки, и материя пространства была разорвана. Она
ступила в образовавшийся проход.
От постоянного вздрагивания повозки я открыл глаза. Из темного угла
сиденья напротив меня смотрела черная кошка. Наверное, десять секунд я
наблюдал за ней, пока не пришел в себя и не понял, что это был парик
Петерса, который свалился с головы, когда тот задремал.
Я протер глаза, сел и поискал бутылку с водой. Потянул одеяло с колен
повыше, чтобы прикрыть и грудь. Отпил воды, потом еще.
Добрую половину ноября мы уже ехали в повозках, нанятых нами со
сменой лошадей. Пиренеи были ужасны, Наварра - унылой. Не успел я изучить
основы французского, как пришлось начинать сначала с испанским. У Петерса
опять было преимущество передо мной - результат пребывания в Мексике, - но
как он объяснил: "Это все уличный испанский, Эдди. Ни один уважающий себя
caballero не захочет услышать это при народе. И поверь мне, все они себя
уважают."
- При народе, - добавил он.
Передо мной были сожженные поля, сгоревшие дома, деревянные кресты.
Неоспоримые признаки войны окружали нас. Мы часто вынуждены были
останавливаться, испытывали другие трудности, но своевременные указания
Вальдемара и запас золотой монеты помогали продвижению вперед. Для меня,
как для солдата, в этом было что-то привлекательное и, вместе с тем,
ужасающее.
Испанский вошел в нашу жизнь новым словом, обозначавшим военные
действия, с помощью которого они продолжали противостоять французам -
guerrilla. Оно означало огонь и стрельбу перебежками, засады, короткие
атаки в тылу противника. Испанцы отказывались участвовать и выдерживать
крупные сражения, и это, как в прежние века, сейчас работало против
Франции. Это дорого обходилось французам, выматывало и истощало их.
Я отвернулся от навевающего уныние пейзажа. Спустя некоторое время
повозка неожиданно дернулась и пошла быстрее. Я услышал назойливое
"Кар-р!" откуда-то сверху, где лежал багаж, и Грин порхнул вниз к парику
Петерса. Очевидно, птица устала от опеки Дупина и, воспользовавшись нашим
последним визитом, покинула его дом, появившись на канатах "Эйдолон" со
стороны набережной и приветствуя меня бодрым "Vingt frames pour la nuit,
monsieur", когда я поднимался наверх после интервью с Вальдемаром.
Грин, очевидно, хотел привлечь наше внимание, потому что он не
одобрял быстрой езды. Он всегда так поступал, когда Эмерсон хватал вожжи и
пускал лошадей рысью. Извозчик не был склонен вступать в переговоры с
обезьяной, и, обычно, за этим следовало то, что звали Лиги успокоить
лошадей с помощью месмеризма. Потом Петерс отбирал у обезьяны вожжи и
ругал его для порядка.
- Эй, ну, Грин! Отдай же! - услышал я, как он вдруг закричал, затем
последовало трепетание птицы, запутавшейся в парике. При этом Лиги
подвинулась ко мне, деликатно зевнула и сказала:
- Что, опять?
Я кивнул.
Повозку подбрасывало и шатало из стороны в сторону. Петерс пощекотал
птицу под клювом одним из своих, вовсе не подходящих для этого, толстых
пальцев и состроил ужасную гримасу, которая любого заставила бы
улыбнуться.
- Гринуся хороший, - сказал он. - Отдай же это дяде Петерсу.
Грин увидел, что лучше подчиниться, и Петерс немедленно водрузил
парик на себя, не заботясь о том, как он сидит. Лиги встала, оперлась на
внутреннюю стенку повозки, откинула тяжелый полог, перегнувшись,
высунулась из окна и стала делать пассы. Мы тут же замедлили ход.
- Следует хорошенько поддать пару раз Эмерсон, - пробормотал я.
Лиги, обернувшись, подмигнула мне, потом еще больше высунулась в
окно. Я поддержал ее за талию. Через полминуты она дала мне знак помочь
ей, и вернулась на свое сиденье.
- Моя очередь, - сказал Петерс, вставая.
- Нет необходимости, - ответила она. - Он передал управление
извозчику.
- Это на него не похоже, - заметил Петерс.
Она пожала плечами.
- Возможно, l'ennui, - предположила она.
- О, наверно, - сказал петерс и занял свое место. Вскоре он снова
стал заигрывать с Грином.
- Ну, скажи "прекрати!" - упрашивал он. - То, чему учил тебя в Париже
господин. Ну же! Дай нам услышать тебя!
- Амонтильядо! - прокричало темное создание. А еще раз: -
Амонтильядо! За этим последовал приступ безудержного, почти человеческого,
смеха и звук пробки, вынимаемой из бутылки, последнее повторялось
несколько раз с нарастающим ускорением.
- Думаю это какой-нибудь крепкий напиток, - заметил Петерс, искоса
взглянув на меня. - Не так ли?
- А-у, - ответил я, мысли мои были заняты другим.
Я думал, что буду делать, когда мы приедем в Толедо. Вальдемар не
знал наверняка, что Ван Кемпелен находится там, но это был верный путь, по
которому мне надлежало идти, чтобы достичь конечной цели - освобождения
Энни.
- Прекрати, - спокойно сказал Петерс.
- Амонтильядо, - настаивал Грин.
За день до прибытия в Толедо мы услышали стук, который доносился
сверху. В это время Эмерсон спал, свернувшись калачиком в ногах у Петерса
(это часто с ним случалось в последние дни благодаря помощи потусторонних
сил). Мы решили, что это возничий дает нам сигнал. Петерс выглянул и
спросил, в чем дело, но тот отрицательно покачал головой.
Стук раздался снова, Лиги повернулась ко мне и стала внимательно
смотреть:
- Ведь вы не занимаетесь месмеризмом, не так ли? - спросила она.
- Я? Нет. И уже давно, ответил я.
- Я чувствую что-то странное, - сказала она тогда. Потом она стала
выглядывать из окна, наблюдая за возничим. Повозка замедлила ход.
- Что это? - спросил я.
- Что-то необычное, - сказала она.
Мы сделали остановку под большим деревом. Она приказала, чтобы винный
контейнер с Вальдемаром отвязали и опустили на землю. Потом она
посоветовала возничему вместе с помощником отдохнуть где-нибудь за холмом.
Петерс предпочел присоединиться к ним. В этот момент странное предчувствие
овладело мной, так как я вновь услышал тот же стук. На этот раз звуки
доносились из гроба.
- Откройте его, - дала она указание.
Я отомкнул последний замок и поднял крышку. Вальдемар напряженно
смотрел на нас снизу вверх, оба зрачка были видны.
- Все хуже и хуже, - заметил он.
- В чем дело? - спросила Лиги.
- Я пришел к вам без вызова. Может быть жизненная сила вновь
возвращается ко мне?
- Не могу сказать, - ответила она. - Вы знаете, что заставило вас
сделать это?
Его правая рука зашевелилась и легла на мою руку, которой я опирался
на край гроба. Неимоверное усилие воли потребовалось мне, чтобы не
отдернуть руку.
- Перед тем, как войти в город, вам следует расстаться с вашими
спутниками, - сказал он. - Если вы не сделаете этого, в Толедо их ждет
смерть.
- А что нам делать, пока он в городе? - спросила она.
- Поверните и направляйтесь на восток, - ответил он. - На закате
снова спросите меня.
- Не представляю, что буду делать в Толедо, - констатировал я.
- Я тоже, - сказала он, сжимая мне руку. - Что-нибудь выясниться. Вы
можете поступить, как хотите. Ваша воля, пойти туда или не пойти.
- Я должен идти, - сказал я.
- Я знал, что вы поступите так, - ответил он, его тело осело, рука
соскользнула с моей и упала на прежнее место, точно ему на грудь.
Лиги сделала мне знак закрыть гроб, что я и выполнил. Она взяла меня
за руку, и мы прошлись вдоль молодой рощицы.
- Мне это вовсе не нравится, - сказала она. - Это похоже на...
вмешательство. Это может быть доброе предзнаменование, посланное из
космоса. А может быть и ловушка. У меня нет способа определить это
заранее.
- Что же нам делать?
- Я бы хотела установить над вами контроль, - сказала она,
останавливаясь среди деревьев, - и создать телепатический барьер.
- Помните, что произошло, когда вы последний раз работали со мной?
- С тез пор я очень многое обдумала. На этот раз вы не покинете
своего тела.
- Каково будет назначение этого... барьера?
- Надеюсь, он поможет мне быть уверенной, что с вами все
благополучно.
- Хорошо, - сказал я.
Я сел на бревно лицом к ней, облокотившись спиной на валун. Я ощутил
волны от ее рук на своих веках и легкое жжение в области желудка. Нить
сознания прервалась, мысли рассеялись...
Сколько времени прошло, пока я проснулся, не знаю. Я чувствовал себя
хорошо отдохнувшим.
- Хорошо, - услышал я ее голос. Я открыл глаза, она улыбалась,
протянула руки вперед и помогла мне встать.
- Ну, как, сработало? - спросил я, когда мы возвращались к повозке.
- Думаю, что да. Посмотрим.
Когда мы подошли, все уже были на месте. Мы подняли Вальдемара и
укрепили его контейнер в положенном месте.
Когда мы снова тронулись в путь, я подумал: даже если она получит
известие об опасности, которая мне грозит, что может сделать Лиги,
находясь в постоянном движении куда-то на восток? Я внимательно посмотрел
на Грина, который ответил мне тем же. Он несколько раз приоткрыл клюв, но
ничего не сказал.
Толедо стоял на горе, река Тахо три четверти своего пути проходила
здесь.
Он был расположен примерно в сорока милях к юго-западу от Мадрида в
местности, еще остававшейся свободной от французов. Темные облака висели
над городом и земля была влажной, словно только что прошла гроза. Наш
сегодняшний возничий - намного старше всех остальных - остановил повозку,
не доезжая до городских стен. Он дал обет, что ноги его не будет в этом
городе, пусть хоть весь мир перевернется.
Я взял с собой побольше золота и записку, которую Лиги написала
по-испански, о том, что мне надо нанять переводчика. Вальдемар назвал мне
имя - падре Диас - и убедил, что это честный и благородный человек. Мне
дали примерную карту расположения его церкви Санто Томэ и дома священника.
