закреплен с помощью толстой веревки, привязанной к одной ноге. Если
веревку случайно задевали или дергали, то вторая нога начинала дергаться и
выкручиваться. За столом сидело несколько человек, расположившись на
заготовках для гробов, а некоторые из них пили из очень белых чаш, которые
сильно напоминали части черепов.
Я мог видеть человека во главе стола: сухощавого, почти истощенного с
удивительно вытянутым черепом, его кожа была совершенно желтого цвета. Он
смотрел на меня.
Напротив него сидели две женщины: дна невероятно тучная, что
превосходно оттеняло его стройность; другая - маленькая, хрупкая,
пропорционально сложенная, бледная, за исключением пламенеющих щек, с
длинным опустившимся носом, который почти касался ее нижней губы. Я решил,
что последняя леди больна туберкулезом, и, когда я об этом подумал, ее
одолел приступ кашля. Слева от крупной леди сидел сурового вида пухлый
старик, сложив руки, положив на стол перевязанную ногу.
В помещении было еще трое мужчин и, хотя угол, под которым я смотрел,
не позволял мне хорошо их разглядеть, я мог сказать, что у одного из них
были огромные уши и перебинтованная челюсть, а другой был как бы
парализован - согнут в неудобной позе, почти без движения. Большинство из
них использовало в качестве одежды саван.
Я поприветствовал человека, который смотрел на меня.
- Добрый вечер, - сказал я.
Он ударил белым, похожим на скелеты предметом, который он держал в
руке, по столу, от чего бутылки и чашки-черепа подпрыгнули. Достаточно
было приблизиться слегка, чтобы понять, что это была берцовая кость.
- Друзья мои, у нас гости, - провозгласил он.
Все повернули головы в нашу сторону, кроме, конечно, парализованного.
Он просто повел глазами.
- Мы будем очень рады, если вы спуститесь и присоединитесь к нам,
добрый господин, - пригласил хозяин.
Незаметно для него я сделал знак Петерсу остаться.
- Хорошо, - сказал я и спустился по крутой лестнице вниз.
- И кого же мы имеем честь принимать? - спросил он.
- Меня зовут Эдгар Алан Перри, - ответил я.
- А я - Король, это - мои придворные. Мы с радостью примем вас в свою
компанию. Пейте, веселитесь перед лицом всеобщей скорби. Не желаете ли
череп грога?
- Не сейчас, спасибо, - ответил я. Я ищу тоннель, который ведет к
аббатству.
Они снова расхохотались.
- Зачем вам туда? Наша компания много, много лучше.
- Не сомневаюсь в вашей веселости, но я ищу древний тоннель. Он может
быть где-нибудь здесь.
- Ну, пожалуй, лучше будет прокопать новый, - сказал человек с
перевязанной ногой. - Начинай здесь, а мы потом закончим.
Дамы захихикали. Парализованный закатил глаза. Хозяин ударил костью и
отхлебнул немного вина.
- Молчать! - взревел он. Потом, опираясь на кость, как на клюку, он
поднялся, подошел ко мне и поднял кость, направив ее на меня. Мне стало не
по себе. Я увидел, что он держит ее как фехтовальщик шпагу.
- Будьте так добры, выпейте полный череп грога, - сказал он, левой
рукой, нащупав один из черепков и опустив его в бочку, - после чего вы
будете приняты в нашу компанию и получите доступ к тоннелю, где бы он ни
был. Иначе вам придется причащаться прямо в бочке, пока петух не
прокукарекает.
Он протянул мне полный череп, а я взялся за саблю.
- Недружественный акт, - заметил он и сделал жест. Полная дама начала
петь.
Петерс, должно быть, просто прыгнул в проем. Его ноги коснулись
лестницы только на второй ее половине, и он, оттолкнувшись, ухватился за
скелет и повис. Пение прекратилось, раздались пронзительные крики. Король,
должно быть, остолбенел, увидев человека, чья внешность была не менее
одиозной, чем его собственная, притом гораздо более зловещая. Петерс
качнулся и приземлился на стол.
- Марш на лестницу, леди! - крикнул он. - Настало время успокоить все
печали.
Король попятился от меня довольно проворно и повернулся к Петерсу,
тыча костью. Петерс шагнул вперед и ухватил большой бочонок. Он, должно
быть, был довольно увесистым, так как был наполнен жидкостью. Но Петерс
поднял его, подмигнул мне и начал опоражнивать его. Я вскарабкался по
лестнице, когда раздались булькающие звуки, перемежающиеся с воплями.
Мгновение спустя я услышал грохот костей скелета, глухой звук шагов и
хихиканье. Петерс появился из отверстия и одним пинком захлопнул дверку
погреба. Через минуту он уже поднимал тяжелый гроб, которым придавил
выход.
Неожиданно в магазин вошел Эмерсон, свет молодого месяца показался за
его спиной, и начал передразнивать петерса.
- Я думаю, нам лучше возвратиться, - сказал тогда мне Петерс. - Все,
что могли, мы здесь уже сделали.
Мы последовали в темноту за нашим мохнатым компаньоном.
Постоялый двор залит лунным светом: прекрасная леди сидит поверх
гроба, наши скудные пожитки тут же сложены в кучу, ночная птица венчает
их, восседая на вершине.
- Лиги, - спросил я, - что с повозкой?
- Я услышала, что возчик разгружает ее, - ответила она, - и, когда я
вышла посмотреть, он занял свое место, схватил вожжи и уехал. Он испугался
Красной смерти.
- Он успел сказать об этом?
- Он сказал об этом раньше, сразу, как только вы ушли. Он сказал, что
считает вас сумасшедшим, и предложил уехать с ним.
- Мы можем погрузить все это на тачку, Эдди, - заметил Петерс. -
Может, мне удастся ее достать.
- Неплохая мысль. Что же, давай, - ответил я.
Вот так мы и катили тележку, везущую наши тленные и нетленные пожитки
вверх и вниз по улицам Санта Крус, когда два человека неверной походкой
перешли нам дорогу, направляясь на северо-восток, один из них был одет
по-шутовски пестро.
Я хотел было окликнуть их, но почувствовал руку Петерса на своем
плече.
- Они пьяны, - сказал он.
- Как?
- Вспомните тех, в погребе.
- Но это могут быть и представители нормальных людей.
- Давайте просто последуем за ними, не подходя слишком близко.
- Я думаю, так будет лучше, - сказала Лиги.
Итак, мы перешли на шаг, который позволял нам незаметно идти за этими
людьми на порядочном расстоянии, время от времени улавливая обрывки их
разговора. Сначала они немного попетляли, но потом, очевидно протрезвев,
правильно нашли свою дверь. Я услышал, что одного из них, в шутовском
одеянии, зовут Фортунато, а другого - Монтрезор.
Последний раз или два оглянулся, но я не могу сказать, видел ли он,
что мы следуем за ними.
По другим обрывкам их диалога, доносившимся до нас, я понял, что они
говорили, причем с большим знанием дела, о вине. По крайней мере, их
дискуссия казалась разговором специалистов.
Они замедлили шаг, приблизившись к большому беспорядочно выстроенному
античному зданию, расположенному в стороне от других домов. Из их
комментариев я понял, что дом принадлежит Монтрезору, хотя, отпирая дверь,
он испытал минутное затруднение.
В это время раздался стук из ящика Вальдемара. Лиги расположила свои
руки поверх крышки, возможно, делая что-то месмерическое, и - некоторое
время спустя - объявила: - Это место, которое нам надо. Мы должны каким-то
образом попасть внутрь, так как вход в тоннель рядом.
Мы продолжили свой путь, пока не подошли прямо к входной двери.
Вскоре я уже стучал в нее. Нам с Петерсом пришлось достаточно долго
колотить, прежде чем Монтрезор ответил. Когда он открыл, удивление,
недовольство и чуть заметная тревога отразились друг за другом на его
лице, а потом - все вместе.
Думаю, что общий вид нашей компании не внушал доверия.
- Мистер Монтрезор? - спросил я, надеясь, что он хоть немного
понимает по-английски.
Он долго изучал меня взглядом, потом кивнул.
- Да. В чем дело? - спросил он.
- Это касается доставки контейнера с различными винами, - объяснил я.
Его взгляд скользнул оценивающе по большому ящику, его тревога и
беспокойство улеглись. Он облизал губы.
- Я не понимаю, - сказал он. - Я это не заказывал. Вы продаете его?
Это подарок? Вы посыльные?
- Нас, пожалуй, можно назвать посыльными, - сказал я ему. - Хотя в
этом городе в такое время обычный посыльный вряд ли зайдет.
- Верно, - сказал он, кивая. - Тогда что же вы за посыльные?
- Мы - это все, что осталось от труппы артистов. Нас послали к принцу
Просперо, но мы не успели войти в аббатство перед тем, как его двери будут
опечатаны. Солдаты отказались впустить нас, они также отказались спросить
принца, не хочет ли он нас впустить.
- И вот, - продолжал я, - теперь мы вынуждены продать этот контейнер
с прекрасными винами за еду и кров, где мы могли бы остановиться. Все это
изначально предназначалось Просперо, но люди, доставившие это, бросили все
и сбежали из страха перед Красной Смертью.
- Конечно, - пробормотал он, шире открывая дверь и не отводя взгляда
от ящика. - Не могли бы вы внести его?
При этих его словах мы все одновременно двинулись вперед. Широко
раскрыв глаза, он поднял руку.
- Нет, - сказал он. - Обезьяна и птица должны остаться.
- Их нельзя оставить без присмотра, - сказал я.
- Тогда пусть леди составит он компанию, а вы внесете ящик, -
предложил он. - К сожалению, не могу предложить вам помощь, так как мои
слуги тоже сбежали.
- Но одно дело чрезвычайной важности вынуждает меня оставаться, -
добавил он шепотом.
Неожиданно позади него показался Фортунато, все еще в шутовском
колпаке и с бубенцами. Он отхлебнул вина из маленького стеклянного
пузырька с отбитым горлышком, потом попытался остановить свой взгляд на
нас.
- Куда ты пропал? - спросил он. - Я хотел открыть этот бочонок с
Монтал... Монтил...
- Амонтильядо! - пронзительно крикнул Грин и Фортунато отшатнулся с
выражением внезапного ужаса на лице.
- Дьявол! - крикнул он, продолжая пятиться назад.
- Нет, - ответил я Монтрезору, - мы не внесем его внутрь, если вы не
впустите всех.
- Осел! Лючези просто осел! Тебе это известно, Монтрезор? - внезапно
воскликнул Фортунато. - Невежда! Не может отличить шерри от уксуса...
Потом от разразился приступом подозрительного кашля.
- Ничего, - сказал он поспешно с более сильным акцентом, чем у
Монтрезора. - Это не чума. От кашля не умирают.
- Нет, - сказал Монтрезор, в раздумье глядя на него, - думаю, тебе
это не грозит.
Потом Монтрезор отвернулся от него, отошел в сторону от двери и
сделал нам приглашающий жест.
- Входите. Все. В таком случае. Вот сюда. Мы должны отнести его вниз.
Мы вошли и он запер дверь. Петерс и я следовали за ним. Лиги, Эмерсон
и Грин - за нами. Фортунато, пошатываясь, ковылял где-то сзади,
попеременно то ругаясь, то мурлыкая себе под нос, то ворча по поводу
тупости Лючези.
Монтрезор отвел нас вниз по каменной лестнице в свой большой погреб.
Пропитанные смолой факелы и большие свечи горели в многочисленных нишах и
на подставках. Все это создавало необычную и странную атмосферу в столь
уединенной части дома.
Наконец мы спустились вниз и установили ящик, куда нам указал
Монтрезор. Это был подземный коридор, который, казалось, уходил в
лабиринты катакомб. Мне очень хотелось пройти немного вглубь, так как
могло оказаться, что тоннель, который нам нужен, где-то рядом.
На покрытой селитрой стенах кое-где виднелись черепа и другие
человеческие кости, и неверные тени, как темные пальцы, указывали на них.
Паутины, как рыбацкие сети, висели тут и там, а звук зашебуршившихся
где-то при нашем появлении тварей напомнил мне об испытании, через которое
я прошел в Толедо и которое еще тревожило мое воображение.
