получше острие. Но тот лучше заточен...
Он повертел ими, попробовал, как они входят в ножны и остановил свой
выбор на втором. Потом повернулся и обнял Семираму.
- Жди меня, - сказал он. - И готовь свои вещи, чтобы нам не пришлось
задерживаться. Кто знает, чем все это кончится?
Он поцеловал ее и пошел к двери.
- До свидания, - сказала она.
Когда он шел по коридору, странное чувство овладело им. Раньше здесь
раздавались шорохи и поскрипывания, теперь же ничего не было слышно.
Воцарилась необычайная тишина, полная напряженного ожидания, гудящая в
ушах, как это бывает между двумя ударами громоподобного колокола. Ощущение
неотвратимости надвигающейся угрозы поразило его подобно электрическому
заряду, вызвав в нем панический страх, и он, не отдавая себе в этом
отчета, начал бороться с ним, выхватив меч до половины и сжимая его
рукоятку побелевшими пальцами.
Барэн в седьмой раз пробормотал богохульное проклятие и опустился на
пол среди своих колдовских принадлежностей. Слезы изнеможения хлынули из
его глаз и потекли по щекам, пропадая в усах.
Неужели сегодня он не может ничего сделать, как надо? Семь раз он уже
вызывал духов стихий, заряжал и посылал в Зеркало Джелерака. И почти сразу
же все они исчезали. Кто-то держал Зеркало открытым. Быть может, сам
Джелерак готовился к возвращению? А вдруг он сейчас появится в Зеркале,
выйдет из его рамы и уставится на него немигающим взглядом своих древних
глаз, читая все тайны его души так, словно они написаны у него на лбу?
Барэн всхлипнул. Это так несправедливо, пасть жертвой чьего-то
предательства, когда собственное вот-вот должно было привести к успеху. А
теперь, в любую секунду...
Но Джелерак за стеклом все-таки не появился. И значит мир еще не
рухнул. И быть может, какая-то иная сила была ответственна за уничтожение
его духов.
Но какая же, в таком случае?
Он потряс головой, избавляясь от посторонних мыслей и заставляя себя
думать. Если это не Джелерак, то, значит, кто-то другой. Но кто же?
Конечно, чародей. И могущественный. Решивший, что пришло время
заявиться сюда и взять все в свои руки...
Но лишь его собственное лицо глядело на него из зеркала. Чего же
тогда дожидается этот другой?
Странно. Досадно. Но если это какой-нибудь незнакомец, то неужели
нельзя будет с ним договориться, подумалось ему. Ведь он же очень много
знает про Замок. И сам он превосходный чародей... Так почему же ничего не
происходит?
Он протер глаза. С трудом поднялся на ноги. Сегодня был очень
скверный день.
Потом он подошел к маленькому окну и выглянул. Прошло несколько
секунд, прежде чем он осознал, что что-то было не так, и еще несколько
мгновений потребовалось ему, чтобы понять, в чем дело.
Очарованная земля снова перестала изменяться. От нее валил дым, но
она застыла, и над ней по-прежнему светила луна. Когда же это случилось?
Должно быть, не очень давно...
Это означало, что в сознании Туалуа наступило очередное временное
затишье. Вполне возможно, что именно сейчас нужно было приступать к
решительным действиям, к захвату власти. Он должен спуститься вниз,
схватить эту сучку, считающую себя королевой, притащить ее к Яме, пока
кто-нибудь не появился из Зеркала, чтобы опередить его. Торопливо
пересекая комнату, он бросил взгляд на начертанный им узор сдерживающих
чар.
Когда он подошел к двери, его внезапно охватило оцепенение и
закружилась голова, да так, что он едва не потерял равновесие. Нет! Не
сейчас! Нет!
Он распахнул дверь и бросился к лестнице, уже понимая, что на этот
раз происходит действительно нечто необычайное. К нему не только вернулись
все его страхи, но возникло предчувствие надвигающейся угрозы, против
которой были бессильны все его чары и заклинания. Казалось, что весь Замок
словно затаил дыхание в ожидании неотвратимо надвигающегося грандиозного
события, которое вот-вот должно было произойти. Видимо, это зловещее
предчувствие каким-то образом передалось даже великому Туалуа, заставив
его успокоиться хотя бы на время. Казалось...
Он подошел к лестнице, поглядел вниз и поежился. Потом стиснул зубы,
вытянул вперед руку и сделал первый шаг...
Исполинские древние сооружения, производящие такое сильное
впечатление, обычно создаются не людьми. Большинство древнейших городов
обязаны своим происхождением архитектурным затеям богов и полубогов, и
Бессмертный замок тоже не был исключением. Поэтому это гигантское строение
в Кэннейсе, воздвигнутое раньше любого города, и в течение многих веков
служившее самым различным мыслимым и немыслимым целям, становившееся
королевским дворцом и тюрьмой, борделем и университетом, монастырем и
логовом вампиров, изменявшее, по преданиям, даже свою форму, чтобы
соответствовать потребностям своих обитателей, прониклось отголосками
давно минувших веков и, как утверждает кое-кто шепотом (отводя глаза и
делая жесты, отгоняющие нечистую силу), превратилось в реликвию,
оставшуюся на Земле с тех самых незапамятных дней, когда по ней ходили
Старые Боги, в связующее звено между ними и Землей, в их забаву, в
специальное устройство или даже в непостижимую живую сущность, созданную
теми Высшими Силами, чье могущество в неизмеримой степени превышает
возможности человечества, которое они благословили или прокляли искрой
сознания и тем зудом любопытства, из которого зародилась душа, и люди
стали превосходить волосатых обитателей деревьев, хотя кое-кто почему-то
считает своими родственниками, а смысл этого известен лишь тем дивным
существам, которым Замок служил когда-то местом межпространственного
общения, но потом эти существа погрузились в блаженство высших сфер,
оставив позади незрелые плоды своего вмешательства в дела в общем-то
вполне удовлетворенных жизнью обезьяноподобных; и, по мнению некоторых
метафизиков, Замок был создан там, где не властно время, за пределами
духовных и физических субстанций и, следовательно, не может считаться
частью этого грубого мира, в который он был лишь перенесен, и состоит он
из равных частей добра и зла и их более интересных компонентов, любви и
ненависти, в сочетании с красотой, несущей в себе и зло, и добро, и
наделен аурой, поглощающей, впитывающей в себя как губка психическую
энергию, но не всю без разбора, и он живой в том смысле, в котором можно
назвать живым человека, у которого действует всего лишь небольшая часть
правого полушария головного мозга, и он прикован к пространству и ко
времени усилием воли, несовершенной, ибо разделенной, но все же
превосходящей любые земные представления и превратности по тем неземным
причинам, которые не станет называть во второй раз метафизик.
Конечно, более здравомыслящие теоретики полагают, что все это не так.
Старые здания, даже исключительно хорошо построенные, подвержены влиянию
времени и событий, и их окрестности имеют большое отношение к тому, какая
физическая или психическая атмосфера складывается за их стенами, в
особенности это относится к зданиям, расположенным в горных районах,
потому что на них оказывают воздействие самые разнообразные
метеорологические и сейсмические условия. И уж конечно, и это не подлежит
сомнению, когда люди поселяются в таком здании, оно проявляет себя почти в
полном соответствии с их ожиданиями, что свойственно и всему миру в целом.
Такова его восприимчивость.
Переполненная демонами и чародеями обитель Старого бога снова
менялась. Проявлялись другие стороны ее сущности.
Но, конечно, подлинное испытание Замка началось в тот момент, когда
несовершенной воле, от которой зависело само его существование, был брошен
вызов и теперь что-то должно было возобладать, добро или зло.
9
Тихонько напевая что-то, Джелерак, наклонившись далеко вперед, толкал
перед собой тачку, стараясь удерживать ее в таком положении, чтобы она не
перевернулась. В ней, распростершись, лежала Арлата из Маринты, все еще
находившаяся в трансе; ее ноги были привязаны к ручкам, а руки свисали
вниз и назад - к двум концам железной скобы, выступавшим по обе стороны
тачки над колесом. Под ее плечами на дне тачки лежала кипа мешковины,
подсунутая для того, чтобы она могла дышать полной грудью. Ее туника была
распахнута, а верхнюю часть живота пересекала проведенная пунктиром
красная линия, разделявшая его посередине. На ее груди валялся мешок с
дребезжащими инструментами.
Он шел по выходившему на запад и на восток коридору, направляясь в
сторону Ямы Туалуа, и стаи пакостных тварей бежали за ним, издавая
ликующие звуки. Он шел, а воздух вокруг становился все теплее и влажнее, и
тяжелый запах сгущался. Улыбаясь, он преодолел во тьме последние несколько
футов и прошел под низким сводом в комнату.
Провезя тачку по загаженному навозом полу, он осторожно поставил ее
возле восточного края Ямы. Выпрямившись, он потянулся, вздохнул, зевнул,
потом распахнул мешок и достал оттуда три длинные спицы и зажим, из
которых быстро собрал треножник. Опустив его на пол между ручками тачки,
он водрузил на него свой излюбленный медный кубок и вывалил в него тлеющий
древесный уголь из висевшего на правой ручке небольшого ведра с дырками.
Потом он стал раздувать угольки, и они замерцали веселыми огоньками, а
затем, извлекая из нескольких небольших мешочков пригоршни порошков и
трав, он побросал их в кубок, и оттуда поднялась толстая, отвратительно
пахнувшая струйка дыма, и тошнотворно сладкий запах медленно
распространился по всему помещению.
Крысы, выбежавшие из своих нор на каменные плиты, закружились в
танце, а он, опять напевая что-то себе под нос, достал из мешка короткий и
широкий нож с треугольным лезвием, потрогал его острие, провел большим
пальцем по всем трем заточенным краям, приложил его на мгновение к верхней
точке проведенной им линии, находившейся между розовыми сосками грудей
Арлаты, улыбнулся, кивнул и отложил его в сторону, ей на живот, чтобы он
находился под рукой. Потом он извлек из мешка кисть и несколько маленьких
запечатанных флакончиков, опустил мешок на пол рядом с собой, встал на
колени и открыл первый флакон.
Летучие мыши описали над его головой полукруг и снизились, почти
повторив точные и уверенные движения его руки, начавшей выводить на полу
красной краской затейливый узор.
Он углубился в работу и вдруг почувствовал сильный озноб, а крысы
прекратили свой танец. Стихли шорохи и попискивание, и наступила полнейшая
тишина, неимоверно напряженная, сковавшая, казалось, весь мир. Словно
какой-то звук, такой высокий, что его невозможно было услышать, постепенно
понижался, приближаясь к той точке, где он неминуемо превратится в
невыносимый для слуха пронзительный визг.
Он вскинул голову, будто прислушиваясь. Потом взглянул в сторону Ямы.
Конечно, это какое-то очередное чудачество Старейшего. Скоро со всем этим
будет покончено, хотя бы на время, как только он вырвет сердце из груди
этой девушки и выплеснет ее жизненную силу во взбаламученные волны
рассудка Старейшего. Во всяком случае, этого времени ему хватит, чтобы
получить нужную ему помощь и направленную, животворную энергию из Ямы. А
потом...
Он задумался, пытаясь вообразить, как будет умирать подобное
существо. Вероятно, придется приложить немало усилий. Но вскоре Туалуа
станет опасным и не только для всего остального мира, но и лично для него,
Джелерака. Он облизал губы, представив себе ту эпическую битву, которая
