коридорам в абсолютную тьму... Теперь у нас под ногами был только камень.
Один раз я поскользнулся, и вомбат мгновенно оказался рядом.
- Ты в порядке? - спросил он.
Я начал было смеяться, потом подавил смех.
- Ясное дело, я просто прекрасно себя чувствую.
Зверек постарался держаться вне пределов моей досягаемости.
- Нам осталось совсем немного, - попытался утешить меня он. - Потом
ты сможешь отдохнуть. Я дам тебе возможность подкрепиться.
- Мне очень жаль, - сказал я, безуспешно пытаясь подняться, - но это
все. Если я могу отдохнуть там, то с тем же успехом лучше подожду здесь. У
меня кончился бензин.
- Дорога, по которой мы шли, каменистая, - проговорил вомбат, - твои
враги вряд ли сумеют тебя выследить. Однако я бы чувствовал себя гораздо
лучше, если бы ты смог пройти еще немного. Видишь, вон там, немного
подальше, есть углубление. Если ты дойдешь туда, они, скорее всего,
пройдут мимо, даже если им удастся напасть на наш след. Ну, что скажешь?
- Я скажу, что это звучит весьма привлекательно, хотя вряд ли я сумею
добраться до твоего углубления.
- Попытайся. Еще чуть-чуть.
- Ладно.
Я с трудом поднялся на ноги, покачнулся и сделал несколько неверных
шагов вперед. "Если упаду, - решил я, - то больше вставать не буду. Будь
что будет".
В голове у меня было пусто и легко, а тело вдруг налилось свинцовой
тяжестью. Однако я продолжал идти. Еще сотня футов...
Вомбат завел меня в скрытый тупичок, находящийся в стороне от
прохода, по которому мы продвигались. Я повалился на землю, и окружающий
мир завертелся в бешеной пляске.
Мой спаситель вроде бы сказал:
- Я ухожу. Жди здесь.
- Ясное дело, - кажется, ответил я.
Меня снова охватил абсолютный мрак. Опаленная, хрупкая вещь (место)
неопределенного размера (продолжительности). Я был в ней и, наоборот -
равномерно распределен, одновременно полностью содержался внутри и снаружи
системы кошмаров, мое сознание находилось в С в степени (-n), а еще -
холоджаждажархолоджаждажар, словно период бесконечной десятичной дроби,
повсюду (где угодно) на воображаемом уровне, который окружал...
Вспышки и образы...
- Ты меня слышишь, Фред? Ты меня слышишь, Фред?
Вода по капле стекает мне в рот. И снова мрак. Вспышка. Вода на лице,
во рту. Тени. Стон...
Стон. Тени. Мрак - уже не такой чернильно-черный. Вспышка. Много
вспышек. Свет, проникающий сквозь ресницы, тускло. Перемещающаяся подо
мной земля. Стон - мой.
- Ты меня слышишь, Фред?
- Да, - сказал я, - да...
Движение прекратилось. Я услышал разговор на языке, который мне не
удалось узнать. Потом земля поднялась мне навстречу.
- Ты в сознании? Ты меня слышишь?
- Да, да. Я уже сказал "да". Сколько раз...
- Похоже, он действительно пришел в себя. - Это поверхностное
замечание было сделано голосом моего нового друга вомбата.
Однако я слышал еще один голос, хотя из того положения, в котором
лежал, не мог рассмотреть говорившего. А повернуть голову было так
трудно...
Я пошире открыл глаза и увидел, что лежу на плоской, порозовевшей от
лучей восходящего солнца земле.
Все события предыдущего дня медленно предстали перед моим мысленным
взором, выбравшись из того места, где живут воспоминания, когда мы ими не
пользуемся. Мои воспоминания вместе с выводами, которые я сделал из них, в
той же мере, как и состояние моих мышц, были причиной того, что мне так не
хотелось поворачивать голову, с тем чтобы посмотреть на моих спутников. К
тому же просто лежать было совсем не плохо. Если я подожду достаточно
долго, может быть, в следующий раз я приду в себя в каком-нибудь другом
месте.
- Послушайте, - проговорил незнакомый голос, - не желаете ли откушать
бутерброд с ореховым маслом?
Осколки разбитых грез осыпали меня с ног до головы. Задыхаясь, я
немного переместился и увидел длинные тени, упавшие на землю. Очертания
были такими странными, что, когда мне наконец удалось поднять голову и
рассмотреть кенгуру ростом более шести футов, стоящего рядом с вомбатом, я
не слишком удивился.
Кенгуру наблюдал за мной сквозь темные очки, одновременно доставая
коробку с бутербродами из своей сумки.
- Ореховое масло богато протеином, - наставительно сообщил он.
4
Находясь на высоте двадцати или тридцати тысяч миль, я вполне мог бы
насладиться замечательным зрелищем: Калифорния отрывается от континента и
исчезает под водами Тихого океана.
К сожалению, этого не произошло. Весь мир оторвался и куда-то исчез,
в то время как корабль продолжал свой полет, а у меня за спиной шел спор.
Тем не менее события развивались с такой скоростью, что мне казалось
возможным: промашка Сан-Андреаса еще даст мне несколько возможностей стать
свидетелем столь желанного зрелища, обеспечив какого-нибудь писателя из
далекого будущего материалом для книги, посвященной особенностям этого
древнего мира и тому, с каким удивительным мастерством была предсказана
его гибель. Когда тебе нечего делать, всегда можно предаться надеждам.
Поскольку сквозь иллюминатор, возле которого я сидел, отдыхая и
вполуха прислушиваясь к горячему спору между Чарвом и Рагмой, я видел
Землю и усыпанное звездами пространство вокруг нее - расстояние из
расстояний, - меня охватило изумительное ощущение, рожденное, вне всякого
сомнения, тем, что я пришел в себя после недавних страданий. Почти
метафизическое удовлетворение акрофилических стремлений в сочетании с
усталостью, которая медленно и легко охватывала все мое существо, словно
изумительный снегопад из крупных снежинок.
Я еще никогда не был на такой высоте, не видел подобных гигантских
пространств и был не в силах охватить их взглядом, меня переполняли мысли
о космосе, космосе и снова космосе. Красота основ, как она есть и могла бы
быть, протянула ко мне руки, и я вспомнил строчки, которые набросал
давным-давно, сожалея, что мне приходится оставить занятия математикой,
чтобы не получить диплома по этому предмету
Лишь Лобачевский узрел наготу Красоты
Она изгибается здесь, и вон там она изгибается
Ее ягодицы мудры,
А ее параллельные прямые
Соблазнительно переплетаются,
Ее треугольник - средоточие радости,
Ведь он меньше ста восьмидесяти градусов
Двойная симметрия ее песнопений
Не повергла великого Римана в волнение.
Он любуется незатейливыми простушками,
Смазливыми тевтонскими толстушками!
Но эллипс хорош далеко не всегда,
Скинь, скромность, покровы свои
И да предстанет пред нами во всей наготе Красота!
О гипербола, о тебе я мечтаю в ночи.
Весь мир - извивы, мне говорят,
А на прямой не ищи ничего
Перед смертью я Бога молю об одном
Видеть мир глазами Его
Меня клонило в сон. Я периодически терял сознание, потом приходил в
себя, не имея ни малейшего представления о течении времени. От часов,
естественно, не было никакого проку. Я изо всех сил старался не впасть в
забытье снова; во-первых, потому что хотел продлить эстетическое
удовольствие, которое испытывал, а во-вторых, я считал, что неплохо было
бы понять, что происходит вокруг.
У меня не было уверенности в том, понимают ли мои спасители, что я
нахожусь в сознании, поскольку я лежал лицом к иллюминатору в гамаке,
сплетенном из мягких паутинок. Впрочем, даже если они и догадывались об
этом, тот факт, что они разговаривали на каком-то неземном языке,
наверняка давал им ощущение изолированности.
Немного раньше я сделал открытие, которое сильно бы их удивило; во
всяком случае, на меня самого оно произвело невероятное впечатление. Я
вдруг осознал, когда немного сосредоточился, что понимаю, о чем они
говорят.
Попытаюсь объяснить это сложное явление: стоило мне начать напряженно
вслушиваться в их слова, как они ускользали от меня, словно отдельные
рыбки из многотысячной стаи. Если же я принимался просто смотреть на воду,
то начинал различать направление ее движения, плеск волн, разноцветные
вспышки. В целом я был в состоянии понять, о чем говорили Рагма и Чарв, и
не имел ни малейшего представления, как у меня это получалось.
Так что я перестал следить за течением времени, поскольку диалог
постоянно повторялся. Куда приятнее было наблюдать за укороченной
циклоидой, очерченной вокруг вулкана Чимборазо [вулкан в центральном
Эквадоре], в тот момент, когда находишься над Южным полюсом и видишь эту
часть поверхности Земли, вращающейся в противоположном направлении по
отношению к телу, расположенному на орбите.
Мои мысли вдруг начали меня беспокоить. Откуда, например, могла
взяться последняя? Мысль была красивой, но принадлежала ли она мне? Может,
в подсознании открылась потайная дверь, выпустив на свободу поток моего
либидо, который потащил за собой груды литературных отходов, накопившихся
на его берегах, дабы доставить этот мусор на блистающие отложения ила,
среди которого я привык проводить свой досуг? Или, может, все объяснялось
телепатическим воздействием - я лежал здесь совершенно беспомощный, а
вокруг на тысячи и тысячи миль не было никого, кроме чуждых разумов двух
инопланетян? Вполне возможно, что один из них умеет передавать мысли на
расстоянии.
Нет, не похоже. Мое восприятие чужого языка наверняка не было
телепатическим. Их речь становилась все более и более понятной - теперь я
уже различал отдельные фразы и даже слова, а не только общий смысл. Нет,
это не было чтением мыслей.
Что же тогда?
Чувствуя, что совершаю святотатство, я заставил ощущение мира и покоя
немного подвинуться в сторону, а потом изо всех сил оттолкнул их от себя.
"Думай, черт возьми, - приказал я мозгу. - Ты слишком долго отдыхал,
кончай эти праздники духа! Думай!"
И тогда я снова испытал жажду, боль и утренний холод... Да,
Австралия. Я находился там...
Вомбат сумел убедить кенгуру, по имени, как я выяснил позднее, Чарв,
что вода в тот момент была мне куда нужнее, чем бутерброд с ореховым
маслом. Чарву пришлось признать, что вомбат лучше разбирается в вопросах
человеческой физиологии, и разыскал фляжку с водой в своей сумке. Вомбат,
которого звали Рагма, скинул свои лапы - или, скорее, рукавицы,
напоминающие лапы, - обнажив крошечные шестипалые ручки с оттопыренным
большим пальцем, и принялся потихоньку поить меня. Пока продолжалась эта
приятная процедура, я сообразил, что они полицейские инопланетяне,
переодетые в гражданское и выдающие себя за представителей местной фауны.
Правда, причины подобного поведения были мне не совсем понятны.
- Тебе очень повезло... - сказал Рагма.
Немного отдышавшись, я заявил:
- Теперь я, кажется, понимаю смысл выражения "чуждая точка зрения".
Похоже, вы представители расы мазохистов.
- Некоторые существа склонны благодарить тех, кто спас им жизнь, -
отозвался Рагма. - К тому же ты не дал мне закончить мысль. Тебе очень
повезло, что мы оказались рядом.
- Пожалуй, верно, - согласился я. - Спасибо. Однако совпадения очень
похожи на резину - если их слишком натягивать, они лопаются. Извините, но
мне кажется, что наша встреча не была такой уж случайной.
- Мне очень жаль, если ты нас в чем-то подозреваешь, - ответил он, -
ведь мы просто помогли тебе. Я начинаю думать, что степень присущего тебе
