казалось, что остаточное изображение вспышки отпечаталось на сетчатке его
глаз даже сквозь закрытые веки. Но он ошибся.
Когда он открыл глаза, он увидел целую армию светящихся грозовых
столбов. Их блеск вонзался в мозг, и Тэк затенил глаза, чтобы посмотреть
вниз.
- Хватит, Ралтарики? - спросил Сэм, и яркий изумрудный свет заиграл
на его левой руке.
- Еще раз, Сиддхарта. Вдвое, или ничего.
Дождь прекратился на минуту, и в великом сиянии воинства на склоне
Тэк увидел, что у существа по имени Ралтарики голова водяного буйвола и
лишняя пара рук. Он задрожал, закрыл глаза и уши и, стиснув зубы, ждал.
Через минуту это произошло. Рев и пламя поднимались вверх, и Тэк в
конце концов потерял сознание.
Когда он пришел в себя, между ним и камнем были только серость и
слабый дождь. И у основания камня сидела только одна фигура; она не имела
рогов и рук у нее было не больше, чем обычные две.
Тэк не шевелился. Он ждал.
- Это, - сказал Яма, протягивая Тэку аэрозоль, - отпугивает демонов.
Я советую тебе на будущее основательно опрыскивать себя, если ты намерен
странствовать так далеко от монастыря. Я думал, что этот район свободен от
Ракш, иначе я дал бы тебе его раньше.
Тэк принял флакон и поставил перед собой на стол.
Они сидели в апартаментах Ямы и ели легкую пищу. Яма откинулся в
кресле со стаканчиком вина Будды в левой руке и с полупустым графином в
правой.
- Значит, тот, кого назвали Ралтарики, и в самом деле демон? -
спросил Тэк.
- Да - и нет, - сказал Яма. - Если под "демоном" ты понимаешь злобное
сверхъестественное существо, обладающее большим могуществом, крутящейся
жизнью и способностью принимать на время любую видимую форму - тогда нет.
Это общепринятое определение, но в одном отношении оно неправильно.
- Да? В каком же?
- Он не сверхъестественное существо.
- А во всем остальном?
- Да.
- Тогда я не понимаю, какая разница - сверхъестественное оно или нет,
если оно злобное, обладает большим могуществом, крутящейся жизнью и
способно изменять свою форму по желанию.
- Нет, разница большая. Различие между непознанным и непознаваемым,
между наукой и фантазией - вот, что существенно. Четыре направления
компаса - логика, знание, мудрость и непознанное. Некоторые клонятся в
этом направлении. Другие идут дальше. Склониться перед одним - значит
потерять из виду три. Я могу покориться непознанному, но не
непознаваемому. Человек, склоняющийся в этом последнем направлении, либо
святой, либо дурак. Мне не нужны ни тот, ни другой.
Тэк пожал плечами и выпил глоток вина.
- Но демоны...
- Познаваемы. Много лет назад я экспериментировал с ними, и я был
одним из Четырех, спускавшихся в Адский Колодец, если ты помнишь, после
того как Тарака напал на Бога Агни в Паламайдсу. Ты не Тэк из Архивов?
- Я был им.
- Значит ты читал о самых ранних контактах с Ракшами?
- Я читал отчеты о днях, когда их связали...
- Тогда ты знаешь, что они коренные жители этого мира, что они были
здесь до прибытия человека из исчезнувшей Уратхи.
- Да.
- Они созданы более из энергии, чем из материи. Судя по их традициям,
они когда-то имели тела, жили в городах. Однако, их поиски личного
бессмертия повели их по путям, отличным от путей человека. Они нашли
способ сохранить себя как стабильные энергетические поля. Они покинули
свои тела, чтобы жить вечно как силовые вихри. Но чистого разума у них
нет. Они несут в себе полное эго и, рожденные от материи, всегда вожделеют
к плоти. Хотя они могут на время принять плотскую внешность, они не могут
вернуться в нее сами. Много веков они беспомощно дрейфовали по этому миру.
Появление Человека вывело их из состояния покоя. Они принимали формы его
кошмаров, чтобы вредить ему. Вот поэтому они были побеждены и связаны
задолго до Ратнагарис. Мы не могли уничтожить их совсем, но не могли и
позволить им продолжать попытки захватить механизмы воплощения и тела
людей. Так что они были пойманы и заключены в большие магнитные бутыли.
- Однако, Сэм освободил многих из них, чтобы они творили его волю, -
сказал Тэк.
- Да. Он создал и хранит пакт кошмара, и поэтому некоторые еще бродят
по планете. Из всех людей они уважают, вероятно, одного только Сиддхарту.
А с остальными людьми у них один общий порок: они готовы играть по любым
ставкам, и платить игорные долги для них вопрос чести. Так и должно быть,
иначе они лишились бы доверия других игроков и потеряли бы свою
единственную радость. Могущество их велико, и с ними играли даже принцы,
надеясь выиграть их услуги. Так пропадали целые королевства.
- Если, по твоему мнению, Сэм играл с Ралтарики в одну из древних
игр, то каковы были ставки?
Яма допил вино и снова наполнил стаканчик.
- Сэм - дурак, - сказал он. - Нет, не дурак. Он игрок. Тут есть
разница. Ракша управлял меньшими группами энерго-существ. Сэм, с помощью
своего кольца, отдал новый приказ страже огненных элементалей, которую он
выиграл у Ралтарики. Эти элементали - страшные, безмозглые создания, и у
каждого сила громовой стрелы.
Тэк прикончил свое вино.
- Но какие же ставки Сэм мог поставить в игре?
Яма вздохнул.
- Всю мою работу, все наши усилия за полстолетия.
- Ты хочешь сказать - его тело?
Яма кивнул.
- Человеческое тело - лучшая приманка, какую можно предложить демону.
- Зачем Сэму идти на такой риск?
Яма смотрел на Тэка, не видя.
- Возможно, это единственный способ воззвать к собственной жизненной
воле, снова связать себя со своей задачей, - рискнуть жизнью, бросить само
свое существование вместе с броском игральных костей.
Тэк налил себе еще стаканчик и выпил.
- Это для меня непостижимо.
Но Яма покачал головой.
- Нет, непонятно только. Сэм не полностью святой, но и не дурак.
- Нет, все-таки дурак, - решил Яма и в эту ночь попрыскал репеллентом
от демонов вокруг монастыря.
На следующее утро к монастырю подошел невысокий человек и сел перед
главным входом, поставив у своих ног чашку для подаяний. На нем было
простое изношенное одеяние из грубой коричневой ткани, доходящее до
лодыжек. Левый глаз был закрыт черной повязкой. Немногие оставшиеся волосы
были темными и очень длинными. Острый нос, маленький подбородок и большие
плоские уши придавали его лицу лисье выражение. Туго натянутая кожа сильно
обветрена. Единственный зеленый глаз, казалось, никогда не мигал.
Он сидел минут двадцать, прежде чем один из монахов Сэма заметил его
и сказал об этом кому-то из ордена Ратри в темной мантии. Тот отыскал
жреца и передал информацию ему. Жрец, желая показать богине добродетели ее
последователей, велел привести нищего, накормить, одеть и предоставить ему
келью, в которой тот может жить, сколько пожелает.
Нищий принял еду с вежливостью брамина, но поел только хлеба и
фруктов. Он принял также темную одежду ордена Ратри, отбросив свою
запыленную рубаху. Затем он осмотрел келью и свежий спальный мат,
положенный для него.
- Благодарю тебя, почтенный жрец, - сказал он красивым, звучным
голосом, более сильным, чем вся его особа. - Я благодарю тебя и молю твою
богиню улыбнуться тебе за твою доброту и щедрость, расточаемые ее именем.
Жрец и сам улыбнулся и надеялся, что Ратри пройдет в эту минуту по
холлу и будет свидетельницей его доброты и щедрости от ее имени. Увы, она
не прошла. Немногие из ее ордена реально видели ее, даже ночью, когда она
набирала свою силу и шла сред них, потому что только те, кто носил
шафрановую мантию, ждали пробуждения Сэма и уверенно могли опознать Ратри.
Обычно она проходила по монастырю, когда ее приверженцы были на молитве,
или после того, как они удалялись на вечер. Днем она в основном спала, а
если и шла мимо них, то бывала закутана в плащ. Свои желания и приказы она
сообщала непосредственно Гандиджи, главе ордена, которому было девяносто
три года этого цикла, и он был больше чем наполовину слеп.
Следовательно, и ее монахи, и монахи в желтом ждали ее появления и
мечтали заслужить ее милость. Было сказано, что ее благословение
обеспечивает будущее воплощение в брамина. Один только Гандиджи не
беспокоился об этом, потому что принял путь реальной смерти.
Поскольку она не прошла через холл, где они стояли, жрец продолжил
разговор.
- Я - Баларама, - сказал он. - Могу я узнать твое имя, добрый
господин, и, может быть, твое назначение?
- Я - Арам, - ответил нищий, - принявший на себя десятилетний обет
бедности и семилетний - молчания. К счастью, семь лет прошли, и я могу
теперь высказать благодарность своему благодетелю и ответить на его
вопросы. Я направляюсь в горы, чтобы найти себе пещеру, где могу предаться
медитации и молитве. Я, может быть, приму твое любезное гостеприимство на
несколько дней, прежде чем пуститься в путешествие.
- Поистине, - сказал Баларама, - для нас честь, если святой пожелает
осчастливить наш монастырь своим присутствием. Мы рады принять тебя. Если
ты пожелаешь иметь что-нибудь, и мы способны дать тебе эту вещь - назови
ее.
Арам пристально поглядел на него своим здоровым зеленым глазом и
сказал:
- Монах, что первым заметил меня, не носил одежды вашего ордена. - Он
коснулся темной мантии. - Я уверен, что мой бедный глаз видел мантию
другого цвета.
- Да, - сказал Баларама, - сейчас под нашим кровом отдыхают от своих
странствий последователи Будды.
- Это и вправду интересно, - сказал Арам, - потому что я хотел бы
поговорить с ними и, возможно, узнать побольше об их Пути.
- Ты будешь иметь широкую возможность для этого, если останешься у
нас на некоторое время.
- Тогда я так и сделаю. Долго ли они здесь пробудут?
- Не знаю.
Арам кивнул.
- Когда я смогу поговорить с ними?
- Они будут здесь вечером, в час, когда все монахи собираются вместе
и разговаривают, о чем хотят, кроме тех, кто дал обет молчания.
- Тогда я проведу время до этого часа в молитве, - сказал Арам. -
Спасибо тебе.
Они поклонились друг другу, и Арам вошел в свою комнату.
Вечером Арам ждал часа сбора монахов. В это время монахи обоих
орденов встречались и вели разговоры. Ни Сэм, ни Тэк, ни Яма никогда не
присутствовали при этом.
Арам сидел за длинным солом в трапезной напротив нескольких
буддийских монахов. Некоторое время он разговаривал с ними о доктрине и
практике, о касте и кредо, о погоде и о текущих делах.
- Удивительно, - сказал он через какое-то время, - что люди вашего
ордена столь неожиданно и далеко зашли на юг и запад.
- Мы - странствующий орден, - ответил монах. - Мы идем вслед за
ветром. Мы идем, куда влечет нас сердце.
- В местность ржавой почвы в сезон гроз? Может быть, здесь поблизости
случается какое-либо откровение, которое могло бы расширить мой дух, если
бы я заметил его?
- Весь мир - откровение, - сказал монах. - Все изменяется, однако,
все остается. День следует за ночью... Каждый день отличен от другого, но
каждый - день. Очень многое в мире - иллюзия, но формы этой иллюзии
следуют образцу, который является частью божественной реальности.
- Да, да, - сказал Арам, - в путях иллюзий и реальности я достаточно
сведущ, но под своим вопросом я имел в виду, не возник ли поблизости новый
учитель, или, быть может, вернулся старый, или, скажем, божественное
проявление, о присутствии которого моей душе полезно было бы знать.
Говоря это, нищей сбросил со стола рыжего жука размером с ноготь, и
двинул сандалией, чтобы раздавить его.
