-- разгорелся спор, вулкан ли это. Я отрицал утверждение
Громова, ссылаясь на усложненный второстепенными отрогами
нехарактерный для вулкана цоколь горы. Два года спустя
выяснилось, что я был не прав -- с высот Нэмэгэту мы усмотрели
в трубу теодолита явственный кратер на западном склоне Хугшо.
Скалистые длинные гряды черных пород тянулись параллельно друг
другу вдоль южного края котловины. похожие на исполинские ребра
самой матери-Земли. Это были все те же песчаники, конгломераты
и углистые сланцы с базальтами и порфиритами, покрытые сплошным
пустынным загаром.
На небольшой остановке мы не растянулись, как обычно, на
земле около машин, а медленно бродили вокруг, разминаясь.
Холодный ветер мешал нашему отдыху. Орлов первый обратил
внимание на блестящие мелкие камешки, изредка попадавшиеся
среди черного щебня и очень ярко светившиеся на темной почве.
Это были мелкие халцедоны, отполированные песком и ветром и
похожие на кусочки льда, крупные слезы или жемчужины -- в
зависимости от поэтических вкусов собирателя. Все устремились
искать красивые камешки. Это занятие увлекало, как сбор грибов,
и сделалось нашим главным развлечением во время странствования
по Монголии.
Но тогда мы еще не вошли во вкус. Больший энтузиазм
вызвала находка профессором Громовым первобытного кремневого
орудия -- маленького скребка из стекловатого, прозрачного
халцедона, такого же, как и те, что мы собирали между щебнем.
Короткий осенний день подходил к концу, когда мы подъехали
к подошве скал на южном краю котловины. Огромная сквозная
долина прорезала хребет, раздвинув горные гряды и разделив их
плоским промежутком изрытой и рыхлой поверхности бэля. Мы
въехали в небольшое сухое русло, обрамленное низкими серыми
скалами. Проводник остановил машины, а сам отправился пешком
вверх по руслу, и мы вслед за ним. Запах мочи и навоза
возвестил о том. что поблизости стоянка скота и юрта.
подъезжать к которой на машинах проводник не стал. чтобы не
распугать скотину. Из юрты выскочили две женщины и девочка,
сообщившие, что хозяин будет к вечеру.
Мы вернулись к машинам и стали устраиваться на ночлег.
Объектов для исследования на этом унылом бэле не было. Мы с
Громовым отправились к горам, осмотрели геологическое строение
первой цени и. ие найдя ничего интересного, засветло вернулись
в лагерь.
Эглон с таинственным видом отозвал меня в сторону Как-то,
уже давно, мы говорили, что каждой машине надо присвоить
название -- это будет гораздо удобнее в экспедиционном обиходе.
Сейчас настал для этого удобный момент. Тайком от шоферов Эглон
и Данзан подобрались к машинам и написали па потемневших от
монгольского солнца бортах крупными буквами по-русски и
по-старомонгольски имена машин. Полуторка осторожного Пронина
была названа "Дзереном" -- сам водитель был чем-то похож на
этого изящного, быстрого и пугливого зверя. Полуторка Андреева,
в соответствии с не всегда разумной бесшабашностью и быстротой
водителя. украсилась надписью "Смерч". И. конечно, могучая
трехтонка получила имя "Дракон".
Шоферы, занятые устройством ночлега, сразу ничего не
заметили. Стемнело, мы расставили койки, приготовили все к
завтрашнему утру, а тут появился и хозяин юрты -- Ансалмоо,--
пожилой, остроглазый и худой, с резким носом гобийца и жидкой
бородкой. Подбросили саксаула в костер и при его свете быстро
закончили переговоры. Ансалмоо брался подвести наши машины
вплотную к месту, где находились "кости дракона" Это было очень
важно для нас. так как, хотя мы отчетливо видели всю полосу
распространения мезозойских красноцветов вдоль Нэмэгету и
отметили зоны наиболее сильных размывов, где легче всего
обнаружить кости и изучить отложения, поиски доступного машинам
пути через пески и пухлые глины, через промоины и саксауловые
заросли дна котловины могли бы отнять много времени и, главное,
повести к огромному расходу бензина.
Все быстро улеглись на койках вокруг машин, не расставляя
палаток. Где-то вдали, в котловине, глухо и грозно шумел ветер,
но в глубокой промоине сухого русла было затишье. Мохнатые козы
затопали около коек; слабый красный свет угасавшего костра
выделял из темноты высокий борт машины, громоздившийся надо
мной; небрежно свисавшие связки тента едва колыхались от
неощутимого ветра. Сон не шел ко мне сразу -- завтра должно
выясниться многое, в том числе и самый успех экспедиции.
Правилен ли был расчет, приведший нас сюда, в неисследованную
область Центральной Гоби?
-- Не спите? -- окликнул меня Громов.-- Я вот все думаю,
что ждет нас завтра...
-- То, что здесь находятся огромные массивы
континентального мезозоя,-- отозвался я,-- в этом мы уже
убедились. Значит, верно уже хотя бы то, что здесь все
структурные единицы крупнее...
-- И местонахождения, если они есть, тоже больше...-- не
то вопросительно, не то утвердительно сказал Громов.
-- Дадут когда-нибудь эти окаянные геологи спать? --
раздался недовольный голос Орлова.
-- Будто бы так сразу и уснете? -- преувеличенно изумился
Эглон откуда-то из-за другой машины.
В самом деле, нельзя было мешать спать шоферам перед
трудным завтрашним днем, и мы затихли, а затем как-то незаметно
заснули.
* * *
Свежий запах полыни, резкий ветер, поразительно чистый
прозрачный воздух встретили нас, едва мы выбрались из сухого
русла на склон бэля.
Раскачиваясь и судорожно колотясь на бесчисленных
промоинах и кочках, машины направились поперек впадины.
Передовым, как обычно, пошел "Смерч" с новым проводником. С
нашей задней машины было видно, как "Смерч" вертелся и вилял в
поисках более легкого пути. Дымок пыли за ним сразу же срывался
ветром и уносился вдаль, растворяясь в воздухе. Воздух сердито
гудел в ветровых щитках.
Андросов округлил свои раскосые глаза, стараясь одной
рукой плотнее застегнуть ватник, и повернулся ко мне:
-- Что это такое -- "дракон", Иван Антонович? -- спросил
он нарочито небрежным тоном.
Я объяснил, но старший шофер остался неудовлетворенным.
-- Драконами раньше плохих людей звали, сволочь разную,
городовых,-- буркнул он, еще сильнее морща нос.
Я сообразил и расхохотался.
-- Вам название вашей машины не нравится, вот в чем дело!
Ничего, дракон славный и могучий зверь, по старым монгольским и
китайским поверьям...
-- Какой же я дракон,-- бурчал Андросов,-- профессора, а
забавляются пустяками.
К величайшему негодованию Андросова очень скоро вся
экспедиция называла его и меня, как едущих на "Драконе",
драконами.
По мере спуска в котловину противоположный ее склон
отступал и выполаживался. Крутизна предстоящего подъема -- это
обычный оптический обман для всех, кто находится в начале
спуска. Но по мере того как уплощался и понижался бэль, хребет
вырастал и все расширялись красновато-желтые пятна размытых
мезозойских пород, все резче выступавших под чугунно-серой
стеной хребта. Теперь это были уже не плоские пятна -- в них
четко обозначались крутые обрывы, ущелья, овраги, круглые
останцы...
На дне котловины, спустившись с бэля на добрые триста
метров, мы попали в древний саксаульник. Толстые, неимоверно
перекрученные стволы почти лежали на песке и, круто
перегибаясь, поднимали вверх частые безлистые ветки. Деревья
более правильной формы сильно ветвились и росли раскидистыми
кустами до трех, редко четырех метров высоты. Повсюду
встречались мертвые стволы засохших деревьев. Лишенные тонких
ветвей, они угрюмо рогатились самыми разнообразными видами вил
и рогов или покорно лежали на песке, отличаясь от живых
деревьев своим чисто серым цветом. Даже толстые стволы
выворачивались из земли и отламывались от корня от сильного
пинка ноги. Мы оценили это свойство саксаула, так как кругом
был голый песок, не покрытый никакой другой растительностью, и
машины стали "садиться" -- зарываться в песок по заднюю ось.
Своевременно подброшенный ствол саксаула подвигал машину вперед
на добрых два метра.
Несмотря на холодный ветер, мы изрядно взмокли, пока
пересекли полосу песка на дне котловины Нэмэгэту. Подъем на
противоположный склон тоже был тяжелым -- черный щебнистый
панцирь лежал на песке, и машины при подъеме сильно бороздили
почву. Резина газовских покрышек, черная, с большой примесью
сажи, размягчалась при буксовке и снашивалась буквально на
глазах. Еще большую опасность представляли мелкие щепки
дробимого колесами саксаула -- хрупкие, но очень твердые, они
втыкались в резину протектора и постепенно вдавливались вглубь.
Пришлось установить правило -- на каждой остановке тщательно
осматривать покрышки и извлекать с помощью отвертки или клещей
все кусочки саксаула и колючки. Теперь мы почти уничтожили
проколы, вначале очень задерживавшие нас в пути по гобийскому
бездорожью.
Твердые гребни мелких гряд позволяли двигаться свободно. К
нашему несчастью, гряды шли параллельно одна другой, вкось
направлению нашего пути, и мы снова и снова бороздили песок во
впадинах между ними. От солнечного нагрева на обширных полях
черного щебня воздух замутнел и заструился перед нами,
скрадывая резкость контуров.
Несколько километров мы поднимались со дна котловины, пока
наконец выбрались на плато с крупным щебнем. Под его чернотой
просвечивала красная рыхлая почва. Далеко впереди виднелась
глубокая промоина, а за ней в мареве нагретого воздуха появился
город. Красные, оранжевые и желтые стены, углы домов и кубы,
башни, узкие и высокие, низкие и широкие; купола, арки, ворота;
ущелья улиц, просторы площадей -- все это, то ветхое,
полуразрушенное, то совершенно целое, простиралось с
поразительной реальностью на десятки километров к скалам хребта
и вдоль него -- на восток и запад.
Трудно было отделаться от видения, и я поднос к глазам
бинокль. В голубоватом призрачном мире стекла заструились и
задрожали воздушные потоки, но за их неверным течением
отчетливее выступили контуры красных стен. И город исчез --
сложнейший лабиринт ущелий и оврагов предстал передо мною, их
обрывы были размыты самым причудливым образом; действительно
получались башни, шатры и ряды колонн. Товарищи притихли и
только приглушенными голосами взывали друг к другу, прося
передать бинокли.
Особенная, тревожная радость исследователя овладела мной.
Широко раскинулась там, впереди, огромная площадь размывов --
ведь в каждом обрыве, каждой башенке могли таиться невиданные
еще сокровища науки. Этот громадный призрачный город был в
самом деле полон тайны: сколько загадок науки тысячелетиями
скрывалось в его лабиринтах... И как много сил и времени нужно
на полное обследование! Хотелось бы сразу же, сию минуту
мчаться на машинах прямо в глубину красных ущелий, бежать вверх
и вниз по обрывам, жадными внимательными глазами обшаривая
каждый метр склона, каждую гальку на дне промоины.
Увы, для систематической работы нужно терпение!
Нехотя расстались мы с чудесным видением. Машины повернули
налево по плато и спустились в углубление. Город исчез из виду,
и тяжелый песок опять замедлил наш путь. Наконец мы перебрались
через низкий увал и попали в небольшую котловинку, обрамленную
с востока узким руслом. За руслом поднималась высокая
платообразная гряда, а в центре котловины стоял овальный
останец красноцветных пород высотой не больше десяти метров, с
плоской верхушкой. Орлов, Громов, Эглон и Данзан уже поджидали
