Александра, хромого Филиппа, с годами приобрела силу факта. И
Александр, без сомнения, сам верил. Без колебания он вошел в святилище
храма, где жрецы окурили его дымом священного дерева и увенчали черной
короной. Александр вышел на залитые солнцем ступени и, гордо
оглядевшись, стал ожидать нисхождения божественной силы. Вдруг великий
завоеватель пошатнулся, его загорелое лицо побелело, и он грохнулся на
ступени, покатившись вниз, на песок. Едва соратники подняли своего
полководца, тот очнулся, но тут обнаружилось, что он забыл все, о чем
думал и чем жил в последнее время. Память Александра сохранилась для
прошлого. Легенда говорит о том, что царь излечился от тоски по Элладе
и от любви к Таис - знаменитой греческой гетере, сопровождавшей царя в
его походах. Освирепевшие воины, обвиняя жрецов в том, что они нарочно
погубили полководца, истребили их, а корона попала в личную
сокровищницу Александра. Главное же в том, что Александр забыл, зачем
он пришел в Индию, забыл свои планы на будущее и повернул войско
назад. Вернувшись в Вавилон, царь заболел лихорадкой и скоро умер. Вот
и вся легенда.
- Очень занятно, - первым заговорил Сугорин. - Но какая тут связь
с находкой итальянцев у Южной Африки? Что-то не понимаю.
- Конечно, дорогой. Так и должно быть, надо знать историю. Она
говорит, что, когда Александр умирал в Вавилоне, при нем были его
приближенные, иначе диадохи: Птолемей, Селевк, Неарх и другие.
Обратите внимание - Неарх. При разделе царств Неарх - один из
сверстников Александра, рожденный в горах Крита, молчаливый воин и
непобедимый пловец - унаследовал флот, тот самый огромный флот с
тысячами людей, который был подготовлен по мысли Александра для
колонизации аравийских земель. Флот исчез, отправившись неизвестно
куда, исчез и Неарх. Теперь сделайте лишь одно допущение, что черную
корону из сокровищницы Александра взял Неарх, что тогда?
- Ого! - воскликнул Ивернев.
- Конечно, здесь не одно, а два допущения, что уже хуже, - не
сдавался Сугорин. - Что флот, обнаруженный у берегов Южной Африки,
есть флот Неарха и что именно Неарх взял корону.
- Правильно! Но разве ничего не говорит то совпадение, что на
главном корабле находят корону? Больше того, легенда почти никому не
известна, а выходит, что черная корона существует, и, следовательно,
еще один миф становится реальностью. Впрочем, мы уже привыкли к тому,
что считавшееся сказками в прошлых веках подтверждается точными
исследованиями нашего времени. Но это еще не все. Кейптаунские газеты,
главным образом "Аргус", сообщили, что итальянская женщина с яхты,
нашедшая корону и надевавшая ее, была поражена неясным психическим
заболеванием, которое врачи приписали слишком глубокому погружению с
аквалангом!
Слушатели, включая Сугорина, разразились аплодисментами.
- Ну, уважил, Солтамурад! - Евгения Сергеевна стала обмахиваться.
- Даже жарко стало. Лучшая история из всех, какую я от вас слышала.
- Если только это хоть наполовину правда! - процедил Сугорин.
- Все равно, дорогой, скажи по совести, стоило рыться в архиве?
- Безусловно! - признался минералог.
- Ну, если сознался, тогда иди в наказание за угощением.
Глеб попросил сумку и послушно вышел. Остальные сидели,
задумавшись над рассказом индолога. Звонок телефона прервал их
размышления.
- Междугородная, - сказала Евгения Сергеевна. - Возьми трубку,
Мстислав. Это, конечно, тебя вызывает Москва.
Мстислав услышал мощный голос профессора Андреева. Его
поздравления услышали все присутствующие.
- Полагается свадебный подарок, - зычно прервал благодарность
Ивернева профессор, - спешу поднести! Вчера обсуждали кандидатуры для
поездки в Индию. Консультации исследований кристаллических пород
древнего щита... - Леонид Кириллович выдержал паузу. - Ваша поездка
решена единогласно! Скоро вызовут для оформления. Невеста пусть не
горюет, приедет к вам после, когда вы исхлопочете ей паспорт. Пока вы
у нас ходите в холостяках! Ну, очень рад! Очень! Дай-ка мне дражайшую
Евгению Сергеевну, расспрошу немного об избраннице. Жму руку,
Мстислав!
- Одну минуту, Леонид Кириллович! - заторопился Ивернев. -
Знаете, что встречей с моей Татой, чудеснейшей девушкой на свете, я
обязан вам?.. Очень просто. Помните, месяца два назад вы хотели
приехать в Ленинград и даже прислали мне телеграмму, а потом, видимо,
раздумали? Я ездил встречать вас на вокзал и там случайно познакомился
с Татой. Поэтому сейчас будет тост за вас, как за посаженого отца и
доброго гения!
- Постой, молодой человек, тут что-то не так! Влюбился - и в
голове туман! Никакой телеграммы я не присылал, ехать не собирался!
- Ничего не понимаю, Леонид Кириллович! Телеграмма была мне и
подписана вами, только с профессором, а не просто, как вы всегда
пишете.
- Сохранили ее?
- Боюсь, что нет!
- Жаль. Чья-нибудь шутка, нашей, здешней молодежи. Глуповато,
ничего не скажешь! Попробую выяснить и оторву голову... Ну, давайте
маму!
Взволнованный Ивернев отдал трубку матери и поспешил сообщить
новость. Тут только он заметил, как побледнела Тата. Он подумал, что
мысль о близкой разлуке расстроила ее. Он поспешил ее утешить, уверяя,
что они расстанутся на срок не больший, чем если бы Ивернев уехал в
обычную экспедицию. Зато потом совместное путешествие по Индии! Что
можно желать лучшего в первый же год брака?
Тата слушала, вцепившись в его руку и не отрывая своего взгляда,
темного и почему-то показавшегося Иверневу трагическим.
Ивернев стоял посреди своего номера в гостинице "Турист", не
снимая мокрого плаща и уставив в пространство невидящий взгляд.
Телеграмма, до боли зажатая в пальцах, была от матери. "Мстислав
несчастье ушла Тата ничего не понимаю приезжай". Ивернев встряхнул
головой, провел рукой по лбу. Выпил воды. "На субботу назначена
регистрация нашего брака... Нет, не может быть! С Татой что-то
случилось... Но ведь мама так и говорит - ушла! Если бы исчезла! Фу,
какое-то наваждение".
Ивернев заставил себя успокоиться и позвонил Андрееву.
Извинившись, сообщил, что дома что-то случилось. Он немедленно
вылетает в Ленинград и просит позвонить завтра в министерство и
перенести прием на другой день.
Через несколько минут он мчался на такси в Шереметьево.
Евгения Сергеевна выбежала ему навстречу и вдруг показалась ему
маленькой, беспомощной, постаревшей. Ивернев впервые видел свою
мудрую, спокойную мать такой подавленной. Мучительная жалость сдавила
ему горло. Он не смог произнести ни слова и только молча стоял,
вопросительно глядя на нее.
- А Тата... ушла во вторник, и я сразу же дала тебе телеграмму.
Как только нашла записку, - Евгения Сергеевна протянула сыну лист из
большого блокнота, исписанный крупным, ровным почерком Таты.
"Простите меня, простите! Евгения Сергеевна, дорогая, бесконечно
милая и добрая, объясните Мстиславу, что я скверная, что я поступаю
недостойно, но иначе я не могу. Не ищите меня. Через несколько часов я
буду далеко и никогда не вернусь сюда, где мне было дано узнать двух
чудесных людей - вас и Мстислава. Оба вы приняли меня сразу всей
душой, и я... я наношу вам такую обиду и причиняю страдания. Эта мысль
ужасно мучит меня, не дает покоя. Если можете, то простите и позвольте
поцеловать на прощание вашу ласковую руку и... - тут что-то было
тщательно зачеркнуто, потом более неровными буквами приписано: - и
поцелуйте Мстислава за меня, если можете. Прощайте. Тата".
Ивернев несколько раз перечел лист бумаги, разрушивший одним
махом его счастье, все планы его жизни.
- Тут что-то не так, - хрипло выдавил он из себя.
- Что же заставило ее убежать, как воровку, боясь прямого и
открытого признания?..
- Не надо, мама! Как можем мы судить? Надо знать все
обстоятельства!
- Нет таких обстоятельств, чтобы скрыть правду от тех, кого
любишь!
- А как же святая материнская ложь? Легенда о белом покрывале?
Как судить только от себя, со своей стороны, если все в мире имеет
две?
- Как ты любишь ее, Мстислав!
- Люблю, но не думай, что я готов ее оправдывать только поэтому.
Я обвиняю Тату, но не выношу окончательного приговора, который
принесет или прощение, или отравит всякое воспоминание о том, что
было.
- Ты никогда не вынесешь его! Ты ее не увидишь больше и ничего не
узнаешь.
- Редко бывает, чтобы поступок остался нераскрытым. Рано или
поздно... Да довольно об этом. Ты очень страдаешь, моя родная? Поедем
завтра в Москву. Тебе будет тяжело здесь одной.
Телефонный звонок заставил обоих вздрогнуть. Надежда, мелькнувшая
было на лицах Евгении Сергеевны и Мстислава, погасла. Говорил
Солтамурад:
- Плохие новости. Евгения Сергеевна, плохое дело!
- Что такое, милый? У нас тоже плохо в доме!
- Несчастье с Мстиславом?!
- Нет, Мстислав приехал, он здесь. Я позову.
- Погодите, какая такая беда?
- Солтамурад, от нас ушла Тата!
- Не может быть! Как так?.. Ай-яй!.. Я позвоню после. Успеется! -
Мстислав взял у матери трубку.
- Нет уж, говори, Солтамурад!
- А, ты, дорогой! Как же так?.. Знаешь, что получилось у меня?
Пожар на квартире у Муравьева! Загорелось в кабинете, говорят, от
старых проводов.
- Ущерб большой?
- Очень! Часть рукописей сгорела, другую залили водой. Письменный
стол тоже загорелся, и погибла копия легенды, которую мы начали
переводить, все погибло, нет ни листка. Старик в больнице, с горя
хватил инфаркт. Я у него каждый день, а надо ехать в Москву.
Встретимся в Москве.
- Мы туда поедем с мамой завтра, ищи нас у Андреева. Хорошо?
- Договорились, дорогой. Прощай пока!
Глава вторая. КОЛЬЦО С ХИАСТОЛИТОМ
Итак, Мстислав, когда поедешь на юг Индии, не забудь про
чарнокиты. Если повезет, то наша наука сможет сделать немалый подарок
индийским друзьям. Докажем идентичность чарнокитовых массивов
Гондванского щита в Южной Африке ив Индии, что поведет, возможно, к
обнаружению алмазоносных зон. Мне кажется, что общий размыв древнейших
толщ в Индии был менее глубок, чем в Африке, - это раз. Далее, зоны с
алмазоносными трубами прорыва в Индии залегают или в областях с
обильной растительностью, или прикрыты обширными покровами базальтов в
сухих районах Деканского плато. Прогнозируй, соображай, а кроме того,
помогай во всем. Воспитанник Ленинградского горного института, ты
хорошо квалифицирован в минералогии, а это основа всей практики.
Ивернев слушал, делая время от времени заметки в полевой книжке,
переплетенной в серый холст. Кончив наставления, профессор Андреев
задумался, откинувшись в кресле. Ивернев закурил, рассматривая
орнамент на громадном, во всю стену, китайском ковре, потом спросил:
- О чем это вы, Леонид Кириллович?
- Грустно сделалось. Когда-то, в твои годы, я пробовал
представить себе, будет ли такое время, что я не смогу ехать в
экспедицию?
- Разве вы не можете ехать?
- Могу, только никогда не ездил, чтобы поработать в полную силу.
Мои помощники, от главного геолога до проводника, всегда говорили: "С
вами хоть на край света, хоть в саму преисподнюю". Почему? Медом по
губам не мазал, уговаривать да льстить не мастер, требовал сурово. А
потому, что всегда считал, что у начальника не только голова должна
соображать, этого мало. - Начальник - тот, кто в трудные моменты не
только наравне, а впереди всех. Первое плечо под застрявшую машину -
