пауза.
- Сань, алло! Я тебя только хотел спросить: у тебя сейчас дача
свободна? Можно пожить, или как?
- А ты, что, один собираешься там жить? Тогда, скорей, или как.
- Сань, мне роль дают, очень крутую. Мне надо некоторое время побыть
одному, ну, это... в образ войти, что ли. Дома не могу, все достало.
- Вот, что с человеком делает алкаголизм, - здраво заключил Са-ня,- Ну,
значит, я жду. Зацепи по дороге гранату, а похавать у меня есть. Пока! Я
повесил трубку, поблагодарил Устиныча и вышел на улицу. У меня созрел план.
4.
План получался действительно грандиозный. Люблю я мистификации всякие.
Попадался мне как-то в институте рассказец О"Генри "Перестарался" (или
как-то так, "He overdid it"- по-английски. Перевод мне не попадался) Поди,
знай, когда тебе что пригодится! Там, короче, актеришка хотел получить роль
деревенского простачка в мелодраме с участием некоей примадонны. Фамилия у
нее была аристократическая, не помню уж, какая, все равно - псевдоним. А
сама она была из глухой деревни, и настоящая фамилия была, конечно,
плебейской - то ли Джонс, то ли Фокс, если не Смит. Чтобы убедить ее в
достоверности перевоплощения, парень едет на рекогносцировку в ее деревню
(Cranberry corners)- что-то вроде наших Чертовых куличек и узнает всю ее
подноготную, собирая деревенские сплетни. В итоге, он настолько убеждает
великую актрису, что она, не раскусив обмана, бросает все к черту, театр,
премьеру, постановку, и срочно уезжает в деревню. Несостоявшийся партнер
примадонны понимает, что он перестарался. Вот так и я. Думаю, о"Генри
простит мне этот маленький плагиат. Нет, более того! Я бы назвал это
творческим развитием темы! Дело в том, что у Марка где-то в Кремидовке живет
родной дядя, о котором он не раз упоминал. Дядя Коля был учителем
литературы, воевал, после войны был репрессирован по доносу, а потом, после
Сибири, ему что-то скостили, выслали жить на 101-й километр. Именно он, в
свое время, когда Марк еще был мальчишкой, и они жили вместе, привил отроку
интерес к литературе. Марк всегда тепло и с тоской отзывался о нем. Меня
только удивляло, как это при такой ностальгии, он ни разу не навестил дядю,
с тех самых пор. Это была икона, но за стеклом музейной витрины, пардон за
тавтологию. Вот я и подумал, а что, если...
5.
Маме я сказал, что мы с труппой едем на гастроли, возможно, что
надолго. В театре я взял отпуск за свой счет по семейным обстоятельствам.
Там поворчали, но подписали все-таки, потому что на мои-то роли замена была.
Я был тогда даже не Иван-дурак, а всего лишь Кощей на один акт, да еще
Баба-Яга, и вот этот, как его, "Сниб, снаб, снурре" - из Снежной Королевы.
Это все весело, забавно, особенно, если не тридцать раз в сезон, а по
сложности перевоплощения это сравнимо лишь с камнем преткновения актерского
мастерства - вечной ролью "Кушать подано". С Сашей мы договорились. Он дал
мне ключ от дачи, но попросил при этом не ломать его кровать. Мы
основательно "попили водочки" и даже начали спаивать Линду. Потом Саша устал
и отключился - я еще подумал: "Какой слабак..." Утром мы позавтракали
"братской могилой" (все т же кильки в томате), а Линда так и не выползла
из-под шкафа. Спину ломило после ночи на стуле. К часу дня я все-таки выполз
наружу и поплелся на вокзал. Взял билеты до этой самой Кремидовки, туда и
обратно и отправился навстречу приключениям. Прибыв на место, я зашагал от
станции к школе и мне вспомнилась загадка, известная в свое время: "Что
общего у атомной бомбы с коммунизмом?" - И то, и другое, стирает грань между
городом и деревней. Тут же были стерты грани между дорогой и кюветом, между
русским и украинским, между трезвостью и нормой жизни. И еще приятная
деталь: идешь по улице и не ощущаешь шоры на глазах, в виде домов. Чтобы
увидеть небо, недостаточно просто поднять глаза, а надо еще повертеть
головой, от горизонта к горизонту. Земли визуально становится меньше, и
хочется простить ей все ее маленькие изъяны. Невероятное количество
кузнечиков - из-под ног. Запах навоза загадочнее любых "Парфум де Франс", и
начинаешь понимать, что женщина - не единственное достижение Творца, хоть
они и пытаются уверить нас в обратном. Гуси мычат, собаки квакают, блеют
вороны. В общем, благодать.
6.
Вот и школа. Двухэтажная, квадратная, розовая, как мечта детства, и
пустая. Техничка бальзаковского возраста моет коридор. Я поздоровался и
сделал попытку узнать, как найти дядю Колю. Я, мол, из города, от
родственников, с приветом.
- Який Николай Иванович? А-а-а... Так вин вже давно на пэнсии. Так,
так, вам скажуть. Я ж сама в нього вчилася. Отак пидете, биля церквы, та й у
самый кинэць. В нього така хата голуба. Побачитэ. Отлично, значит он, по
крайней мере, жив. Я узнал его сразу, как только увидел. Это был худощавый
старик лет восьмидесяти, во френче цветачайной розы. В молодости, он ,
вероятно, был выше меня, если сейчас я был только на пару сантиметров выше
его. Жиденькая бороденка, редкие седые волосы и очки в пластмассовой оправе,
с большими диоптриями. Божий одуванчик! A la академик Зелинский (тот самый,
который изобрел противогаз).
- Здравствуйте, Николай Иванович! Я не ошибся?
- Доброго здоровья, молодой человек. Да, я - Николай Иванович. Может,
зайдете?
- Спасибо, - я закрыл за собой калитку и приблизился к нему:
- Я тут проездом, вот Марк Александрович и просил меня заглянуть к вам,
передать привет.
- Так вы от Марика? - засуетился старик, - что ж мы стоим? Пожалуйте в
дом! Проходите, будьте как дома, - он взял меня за руки так, будто боялся,
что я сейчас исчезну. Он завел меня в прохладную комнату, усадил на стул и
стал созерцать, так, что я первый нарушил паузу:
- Марк Александрович... Вобщем, дядя Марик просил узнать, как вы тут...
Он сейчас очень занят, особенно последнее время... Иногда, знаете, даже и
письма некогда толком написать...но это ничего не значит...
- Да-а. Спасибо еще, что хоть открытку прислал в прошлом году, с Днем
Победы. А так - думает, наверное: что толку писать - старик все равно из ума
выжил...
- Ну что вы. Я уверен, он так не думает. А писать письма - это
действительно не всегда получается. Подробно - не выходит, а по две строчки,
для проформы - тоже не лучший вариант. Он так и говорил.
- Значит, лучше совсем ничего... - он загрустил, помолчал некоторое
время. Я не встревал, пока он сам не улыбнулся и не сказал:
- Вы уж извините, а то я на вас набросился. Это сгоряча. Я все понимаю,
жизнь сложная. Когда сидишь без дела, скучаешь, а когда занят?
- Думаешь; где бы только минуту выкроить! Где уж тут скучать? Знаю,
знаю и не обижаюсь. Но все-таки за столько лет, мог бы хоть раз заехать ко
мне, ведь, небось, по всей стране катается! Что ж мне, о нем только в
газетах читать? Ладно, ладно, не буду. Мы поговорили о том, о сем, старик
немного отошел. Я рассказал ему, кто Марк для меня - други учитель.
Поговорили о моей работе в кино, о Марке. Потом я порасспросил его. Он
отвечал охотно и мои уши были полностью в его распоряжении. Где он воевал,
за что его репрессировали:
- Вот так, в один прекрасный день... Я так и не понял, за что.
- Бог его знает, нашелся же какой-то мерзавец...
Он говорил "Што" и "Бох", то есть вполне по-русски, в отличие от Марка
("Ч-Ч-Ч-Что" и "Бог-г-г-г-г") Я выпустил множество фактов из его рассказа,
поскольку все внимание невольно сосредоточивалось на том, как он произносит
слова, звуки. Я анализировал интонации, темп, особенностиречи, связь с
жестами, мимикой, манеру делать паузы, подчеркивать отдельные слова. Изучал
его поверхностно и формально. Но даже знакомство с речевым аппаратом было
для меня делом не последним. Еще он очень забавно произносил "мЭтр",
"сантимЭтр", "катЭр", т.е. с твердой "Е", атакже "кОнцерт", "кОнсерватория"
- с латинским, не "акающим", безударным "О", как в наше время произносят,
разве что "кОнтратака". Так, будто эти слова еще не вошли в обиход, и с ними
обращаются, как с по-четными гостями нашей речи, а не за панибрата. Да,
Николай Иваныч, если это есть, то уж есть в крови. Я уловил вопросительную
интонацию и затем паузу: старик ждал ответа. Мне стало неловко перед ним,
хотя я не мог сказать, что слушал его не внимательно. Я просто совсем НЕ ТО
слушал. Извинился и переспросил. Даже попытался ответить, но не уверен,
уловил ли я контекст. Старик, очевидно, решил, что мне его болтовня
наскучила и предложил попить чаю в саду, под яблоней. Я не противился.
7.
По клеенке, где местами еще проступал узор, ползали жуки.
Николай Иванович достал варенье к чаю и даже поставил на стол графинчик
вишневки. Сам-то я не пью, здоровье уже не то, а вот для гостей держу,
-пояснил он. Я не отказывался, учитывая вчерашнее. У меня даже мелькнуло
подозрение: а не потому ли старик предложил мне "промочить горлышко", что у
меня вид - как с большого будуна? Что ж, очень мило с его стороны. Он
улыбнулся:
- Из всех фильмов Марика я видел только один, давно еще. По-моему,
"Огненный шквал, или как-то так.
- Да, был такой фильм. За него дяде Марику дали "заслуженного".
- Не знаю, не знаю. Может, фильм и неплохой, да только видно, что его
делал тот, кто сам войны не видел. А вот, например, Лев Николаевич...
- Ну, знаете... Тут я судить не могу. Меня тогда и на свете не было.
- Да, молодой человек. Но есть такие вещи, которые можно почувствовать.
Я понимаю, что Марик - для вас большой авторитет. Бога ради.
- Он старался максимально точно воссоздать эпоху, - вставил я.
- Вне всякого сомнения. И это стремление выше всяческих похвал.
Но мне лично этот фильм ...тал меня Бедняга! Он считал марковским
апологетом и щадил мои чувства!
- Вкратце об этом "эпохальном" произведении: Действие разворачивается
в43-ем, где-то у моря. Немцы заняли крупный порт, и командование не знает,
как их оттуда выкурить. Нерешительные, боящиеся ответственности, генералы
бесконечно совещаются, а в это время от немецких снарядов гибнут люди. Но
вот, в штабной блиндаж входит, нет - врывается молодой бравый полковник и
сразу рубит Гордиев узел: "Вот здесь надо атаковать!" - говорит он замшелым
генералам, учит их жить. А те - только и рады переложить на кого-то
ответственность. Они, правда, еще пыхтят: "Этого в истории еще никто не
делал. Это просто невозможно!" Но молодой орел говорит им: "Я сам поведу
этот десант!" Вот он идет в бой, рвутся бомбы, его смывает волной за борт.
Но такого человека так просто не сломить. Он рвется вперед и побеждает.
Пафос. Помпа. Все бы хорошо, да только у главного героя - чересчур густые
брови. Вот и патриотизм у него вышел какой-то казенный,- продолжил он, - Все
правильно: вы думаете, я не орал: "За Сталина!" Еще как орал! Как все. Но
при этом еще и Родину любили, я имею в виду, не показуху, конечно. А у него
как-то все театрально, в плохом смысле... Не знаю. Поражала энергия, с
которой все это говорилось. Достаточно здраво и точно. Такое впечатление,
что он смирился с навязанной ему годами и социумом ролью этакого безобидного
маразматика, но временами проскальзывает совершенно нормальный человек.
Словно в подтверждение моих мыслей он уже чисто по-стариковски, игриво
сказал, обращаясь ко мне, как первокласснику:
- Молодой человек, а что это вы варенье игнорируете? Это, между прочим,
абрикосы исключительные. Весь фокус состоит в том, что перед тем, как
закипит сироп, надо добавить капельку лимо... Калитка отворилась и к нам
