хвост. Раскрутили меня на пиво. Откуда-то взялась гитара и мы два часа
просидели под забором, с полным кайфом, пока эти придурочные ковбои палили
друг в друга из кольтов. Потом я спохватился и побежал домой, потому что уже
совсем стемнело, а часов у меня не было.
Возле самого дома меня удивило то, что в окнах света не было. Правда,
скорей всего, Марик тоже пригласил маму в кино, и они еще не пришли. Тем
лучше. От меня, наверное, несет, как из пивной бочки. Лягу тихонько и буду
спать, как зайчик. Я подошел к дверям, но они оказались незапертыми. Это уже
странно. Изнутри доносились непонятные звуки, какая-то возня, шепот. Может
быть, кто-то залез к нам в квартиру? У меня все похолодело внутри. Я замер и
прислушался. Различил мамин голос, тихо-тихо:
- Нет, Марик, пожалуйста, не надо. Витя же скоро придет! А голос из
темноты ответил ей:
- Там две серии. Он придет не раньше десяти. Лида, ну давай же!
- Нет, я так не могу. Пусти.
Я подался всем телом вперед и дверь скрипнула. Послышался звук, словно
кто-то скатился с дивана на пол. Потом включился свет и я увидел Марика на
карачках у дивана, а мама сидела и куталась в шаль, щурясь на лампу.
- А , это ты Витек, - чересчур бодро произнес Марк, - Что, кино уже
успело кончиться?
Я хотел было поинтересоваться, успел ли он, но постеснялся маму.
- А вот, кстати, и она, - сказал Марк, показывая мне запонку, которую
он только что, с понтом, нашел на полу.
- Я полез ее искать и задел шнур...
А еще актер! Меня учил не переигрывать! Но если ты задел шнур и вырубил
лампу, то почему вы оба щуритесь, как на яркое солнце? Ну, Марк, не
ожидал... Не то, чтобы это меня сильно поразило. Я уже знал, откуда берутся
дети. Но моя мама... Наверное, это был типичный эгоизм с моей стороны. С тех
пор Марк стал бывать у нас реже, улыбки его стали фальшивей. Мама долго
тогда пыталась оправдываться, хотя это было лишним, я думаю. Она ведь его не
любила, как папу, я это точно знаю. Мы продолжали видеться: у нас, у общих
знакомых, но "дядя Марик" перестал быть родным. Мы с ним никогда не выясняли
подробностей, но отношение изменилось. А потом он подложил мне свинью, на
выпускном экзамене по специальности. Он был в комиссии, а мне попался
монолог Чацкого. Марк подошел ко мне и шепнул, что Вильницкий - председатель
комиссии, балдеет на новаторстве, любит гротеск. Короче, все, что мы
репетировали раньше - не годится, это не понравится. Я клюнул на эту наживку
и мне еле натянули тройбан. Потом уже, Люда Соколова (дочка Веры Степановны,
которая вела у нас сцендвижение) рассказала, что Вильницкий чуть не
взорвался от моей интерпретации Грибоедова:
- Марк Александрович, это и есть ваше хваленое протеже? А Марик
(разговор шел на кафедре, после экзаменов), спокойно ответил:
- Вы имеете в виду эту юную бездарь? Да, я знал его отца. Мальчик
остался сиротой, жалко его. Но это не значит, что кто-то собирается сделать
из него Качалова. Надо трезво смотреть на вещи. Я это давно понял." Мелочь,
а приятно. Вот какой Марк Александрович Пушинский душевный человек.
2.
Но это так, кстати о птичках.
Много потом было всего. Я кое-как устроился в ТЮЗ и изображал там
всяких козлов. Иногда мне даже нравилось. Особенно, когда выбегаешь на
авансцену и орешь в зал, сидя на метле: "Деточки! А куда Аленушка с
Иванушкой побежали?" И весь сопливый зал тыкает пальцами в сторону,
противоположную истинному положению вещей. Это - единственная ложь, которая
доставляет мне радость. Так вот, средь бела дня взорвалась бомба: Пушинский
был на фестивале в Милане, познакомился с самим Энрико Бранцотти и они
собираются здесь, у нас, снимать фильм совместного производства! Еще бы не
бомба! Ведь у Бранцотти -" Оскаров", как у собаки - блох. Надо было суметь
уломать его приехать сюда, делать кино. Сценарий, они, вроде бы, написали
вместе: своеобразная окрошка по мотивам русской классики. Тут и Толстой, и
Достоевский, и Антоша Чехонте. Всего понемножку. Рабочее название фильма -
"На склоне", про героя, который в молодости жил хорошо, но неправильно, а к
старости стал жить правильно, но нехорошо. Наглавную женскую роль шла Луиза
Бранцотти ( а кто спорит?). На мужскую же, (возрастную роль) объявили
конкурс среди нашего брата. То-то было! Я, конечно, понимаю этого Бранцотти:
не то, чтобы он так уж уважал маэстро Пушинского. Все, что он говорил на
публику - это из чистой вежливости. Не надо забывать, что Марк сделал себе
"заслуженного" на очередной ура-патриотической проституции. Это всем
известно, но кто ж этим не грешил? Другое дело, что кроме этого он еще
кое-что умел, это факт. Но дело даже не в том: Бранцотти отлично понимал,
что делать киноу нас - это чистая шара по сравнению с Италией, не говоря уже
о Голливуде. Бесплатное удовольствие. Ну, выложит он полтинник баксов
(тысяч), так ему не только сыграют, отснимут, смонтируют и озвучат, так еще
и поцелуют (именно туда, куда вы подумали). Фильм, насколько я понял, без
особых трюков, так себе, психологический триллер, как сейчас говорят.
Никаких тебе авианосцев, Шварценеггеров, катастроф, массовок. Вседостаточно
камерно. За то родимые просторы, березки, степи - о натюрель, бесплатно. Как
замечательно будет смотреться его Луиза в стоге русского сена! Пушинский,
было, заикнулся насчет того, чтобы одну из сцен снимать в Париже, благо,
сценарий это предусматривает, но умный итальянец заметил, что парижский
эпизод снимается при спущенных шторах, так что Эйфелевой башни все равно не
видно, а раз она не фигурирует в кадре, то все это можно воссоздать и тут,
на месте. Пушинскому оставалось только скатать губу. Так что, Маричек,
сиськи на Мулен-Ружпокрутятся без твоего участия, а вместо омаров от Максима
будешь хавать кильку в томате, заслуженный ты наш. -о это все -
экономическая подоплека. Если же говорить серьезно, то Бранцотти - мужик с
головой, его на мякине не проведешь. Так, как он работает с актерами, это
поискать. Я видел его фильмы: "Мертвый павлин" и "Самолет летит" - это
нечто! Там и сюр, и абсурдизм. Актерский ансамбль великолепен. Каждый в
отдельности и все вместе. Поэтому наша актерская гильдия загудела, как улей,
потому что сняться у Бранцотти - значит автоматически попасть в
международную обойму, и в Голливудский компьютер, кстати, тоже. Вот они все
и кинулись на пробы. Многих сразу же отшил Марк: очевидные дебилы.
Нескольких завалил Энрико - он неплохо знает русский, а из тех, кто прошел
эту Сциллу и Харибду, еще парочку отозвали по настоянию Луизы. Было ясно,
что она не может лечь с ними в один стог, даже в кадре. Таким образом, нас
осталось всего пять претендентов на роль, и я в том числе. Двое из
драматического, двое - просто безработных актеров, но с хорошим послужным
списком в кино, и один я - тюзовское отребье. Когда мы собирались вместе, я
понимал, что мои шансы невелики, а они смотрели на меня, как смотрят любящие
родственники на ракового больного. Когда мы пробовались в эпизоде с героем
"в молодости" - все шло нормально, я даже видел, как Луиза уже предвкушала
мое соседство по стогу. Бранцотти тоже был доволен, но Марка, видимо, жаба
задавила. Поэтому, когда пошли пробы с гримом,(состарившийся герой) -Марк
при всех заорал на меня:
- Не верю! Не верю! Ты понимаешь, Витя, что твоему герою семьдесят лет?
Здесь твое молодое позерство не подходит! Это надо сыграть изнутри, так,
чтобы мать родная не узнала. Нет, это полный примитив, никуда не годится.
Бранцотти вежливо перебил его и что-то сказал. Мне, в отличие от Марка, было
хорошо видно, как каблук Луизы атаковал его ботинок. Марк несколько остыл и
сказал:
- Спасибо, на сегодня все свободны. Мы посоветовались с господином
Бранцотти и решили окончательные пробы перенести на месяц. Ему пока нужно
съездить в Италию, уточнить насчет финансирования. Так что у вас будет время
лучше подготовиться. А тебе, Витек, я честно скажу: ты мне как родной. Без
обид, ты же меня знаешь: я бы тебе с удовольствием дал эту роль, но не за
красивые же глазки! Ты убеди меня, убеди всех, чтобы все поверили - и она
твоя! Когда все разошлись, я еще раз прикинул свои шансы: мне только немного
перевалило за тридцать. Как раз - ни туда, ни сюда: для старика не слишком
зеленый, да и за юношу еще сойдет. Я хотел еще раз переговорить с Марком -
неужели он не видит, что у меня действительно неплохо получается? Или это
его обычный сволочизм? Тогда мне уж терять нечего, по крайней мере, выскажу
все ему в глаза. Я дождался, пока народ немного рассосется и заглянул в
дверь группы. "На склоне" - гордо гласила табличка на двери,- "Реж. -
Бранцотти-Пушинский". Напротив входа стоял шкаф, с инвентарным номером на
задней панели из ДВП, о которую уже загасили не один окурок. Марк специально
поставил шкаф у входа, на манер ширмы. Я еще не выглянул из укрытия, как
различил грудное контральто Луизы:
- А этот последний актор (она говорила: "актор") - по-моему,
dul-cissimo.
- Кого имеет в виду синьора? - прикидывался дурачком Марк. Бранцотти
переспросил:
- Vero? Ti piacche, sole mio? Allore, per probo...
Но тут опять влез въедливый голос Марка:
- Это все решится "син проблем", как видите, актеры у нас "ин
кондисьоне". Я надеюсь, Энрико, (он понизил голос) что вы приедете до
двадцатого числа? Так вот, я уже сейчас вас с Луизой официально приглашаю на
свой юбилей... Нет, никакой шумихи, никаких репортеров... Все будет на моей
... вилле у моря. Совсем по-домашнему. Я очень обижусь, если вас не будет.
- Граци, Марчелло, - пробасил итальянец, - мы постараемся, обязательно.
Граци.
Вот оно что! "Никаких репортеров"! Старый плут. Естественно, он мог бы
вполне расколоться на "кабак" для своих гостей, но это же совсем другая
песня! А представьте: Бранцотти и Марик в "домашней обстановке"? Я уже
заранее видел их фото в обнимку где-нибудь на обложке киноальманаха, на
марковской даче ("вилле" - сноб проклятый!), в гамаке. Марк, естественно,
потом будет всем заливать:
- А что, говорю, брат Энрико? А он мне отвечает: "Да, так вот, брат.."
Я не стал светиться, тихонько закрыл за собой дверь и решил про себя: " Я на
этот юбилей тоже как-нибудь попаду". У меня есть месяц с небольшим. Погоди,
Марк! Будет тебе паблисити, а у меня будет - роль, или пусть меня покрасят!
3.
Когда я выходил со студии, остановился у вахты, чтобы позвонить. На
вахте сидел дядя Миша, старый ВОХРовец, такой же седой, как и десять лет
назад. Фамилия у него была необычная: Дозвон. Не Довзон какой-нибудь, а
именно, Дозвон, словно его предки все время кому-то дозванивались. Михаил
Устинович Дозвон. Сам он говорил, что у него дед из французов. Очень может
быть, что какой-нибудь д"Озвон осел в России после 12-го года, суть не в
этом. Прозвище у него было уникальное, хоть и за глаза. Уж очень не любил
Устиныч, когда в списках его инициалы ставили перед фамилией, а не после.
Это его просто бесило. А так -милый старик. Я попросил телефон, он любезно
разрешил, "только недолго", справился, что там опять Марк Александрович
затеял снимать. Я звонил Сане, своему школьному другу:
- Да, это я, - услышал я в трубке родимый голос. - Привет, грязный
подонок. Водочки попьем? У тебя как с финансами, голяк?
- Нет, алкаголичек, кое-что еще наскребется. Я к тебе по делу.
Давай, рассказывай.- и вдруг,- Линда! Сука! Пошла вон! Вон пошла! На
место, я сказал! (Линда - это очаровательный русский спаниель)Затем я
услышал еще более конкретный адрес, куда посылалась Линда, и наступила
