шим вином, и языки у них развязались очень быстро. А сегодня они хотят
развлечься, и мне не подобает смотреть, как именно развлекаются мой отец
и мой жених.
- Твой жених?! Матрах?!
Как хотелось надеяться, что это всего лишь дурацкая шутка! Ксантив не
мог опомниться и только растерянно повторял:
- Твой жених? Он же совсем старик. Твой жених - Матрах...
- Ну и что, что старик? Зато я буду царицей двух царств.
Ксантив слышал ее слова, как сквозь сон. Слышал - и не понимал. Его
кровь стала холоднее воды ручья, яркие краски весенней природы потускне-
ли, поблекли. Вот и все. Всего десять месяцев было отпущено им...
Нет, не может быть, чтобы все было именно так. Не может быть, чтобы
Боги так безжалостно разрушили их счастье. Боги - не люди, они не умеют
завидовать, они справедливы. Ксантив и Илона не заслужили такого наказа-
ния, они всего лишь любили друг друга. Так разве любовь - грех?
- Свадебные торжества пройдут здесь, в первый день лета. Потом мы уе-
дем туда, к Матраху. А когда отец умрет, два царства сольются в одно, -
взахлеб рассказывала Илона. - Здесь все будет по-другому. Я прикажу
построить новую столицу вместо этой, и там совсем не будет проклятой пы-
ли!
- Всего один месяц остался, - прошептал Ксантив. - Всего один месяц
остался, и мы навсегда расстанемся.
- А вот и нет! - выпалила она. - Мы не расстанемся. Помнишь, ты сог-
ласился быть моим? Ты сам этого хотел, не отрицай. Ты даже говорил, что
готов умереть за меня. А я после тех твоих слов припугнула писца, он от-
дал мне свиток, в котором написано, что ты должник, и взамен написал
другой, где ты - мой раб. Я вчера дождалась, пока отец выпьет побольше
вина, и подсунула ему свиток. Он поставил печать, даже не спросив меня,
что там, - она хихикнула. - Хорошо, что он не умеет читать. Хотя это не
имеет значения - он все равно ни в чем мне не отказывает. Представляю,
как он будет удивлен, узнав о том, что ты мой раб, а не его.
- То есть, я никогда не стану свободным? - до Ксантива с трудом дохо-
дил смысл ее слов. - Зачем ты это сделала?
- Ты сам сказал, что отдаешь мне свою жизнь. А если ты отдаешь ко-
му-то свою жизнь, ты становишься его рабом.
- Но, Илона, ты слишком буквально понимаешь слова...
- Поздно отрекаться.
- Ты должна все вернуть назад.
- Я должна?! Должна?! - внезапно вспылила Илона. - Я должна? Ты, раб,
указываешь мне, что делать?! Да мне стоит одно слово сказать, и тебя
насмерть запорют бичами!
- Скажи, - спокойно ответил Ксантив. - Это твое право.
Его равнодушный тон остудил гнев Илоны. Она отвернулась, заговорив
через несколько минут уже без прежнего раздражения:
- Ксантив, ты говорил...
- Я никогда не говорил, что хочу быть рабом.
- Да? Ты говорил, что я тебе дороже всего, и о свободе не было ни
слова. Я хочу, чтобы ты был со мной, и ты поедешь со мной.
- Я поехал бы и свободным. Нанялся бы на службу, только и всего. Вои-
ны из Энканоса никогда не остаются без службы. Но я был бы свободным..,
- он едва не застонал, осознав тяжесть второго за утро удара судьбы.
- Да ты просто глуп! Ты сам не знаешь, чего хочешь. Все мужчины такие
дураки. И все сначала говорят, потом отказываются от своих слов. Но тебе
не удастся отвертеться. Да и зачем тебе свобода? Ты ведь не знаешь, что
это миф для таких, как ты. По-настоящему свободны только цари, они могут
делать все, что хотят, у них есть все, что можно пожелать, а остальные -
их рабы. Какая тебе разница? Ведь ты не можешь стать царем.
Она шаловливо обняла его, Ксантив мягко, но недвусмысленно высвобо-
дился из ее рук. Оделся; многое он мог ответить ей, но промолчал. Глуп
не тот, кто хочет свободы, а тот, кто спорит об этом с женщиной. Тем бо-
лее - с молодой, избалованной и богатой. Слишком многого она не понима-
ла, и бесполезно было объяснять ей что-то. Ее слова причинили ему страш-
ную боль, но она на знала, что оскорбила его. Откуда ей, никогда не но-
сившей ошейника, знать, что такое свобода для раба? Откуда ей знать, как
унизительно обращение "раб" для рожденного свободным... Свобода - это
больше, чем жизнь, священнее, чем Боги. Но Илоне не понять этого.
Ей восемнадцать лет, но она все еще по-детски беспечна и жестока. Ни
слова не сказав ему, она одним махом отняла оба его утешения - свою лю-
бовь и надежду стать свободным.
В полном молчании они вернулись во дворец. Илона, притихнув, искоса
поглядывала на него, но самолюбие не позволяло ей признать свою неправо-
ту. А Ксантив замкнулся в себе. Она заперлась в своих покоях, он что-то
еще делал... Как много людей вокруг было, он впервые заметил, что во
дворце слишком много людей. Они мешали друг другу, они все чего-то хоте-
ли, и никому не было дела до боли, гнездившейся в сердце высокого синег-
лазого раба царевны...
... Ослабевшие тонкие пальцы выронили бокал - снотворное, подмешанное
Ксантивом, подействовало очень быстро. Он осторожно подхватил падающее
безвольное тело, дождался, пока зеленые глаза закроются, положил уснув-
шую Илону на траву. Ножом сбил застежки браслета на своей левой руке,
бросил позорный знак рабства в ямку, спрятал там же диадему царевны и
прикрыл тайник плоским камнем. Бережно завернув Илону в темное покрыва-
ло, прижав ее к себе правой рукой, Ксантив уселся верхом на одного же-
ребца, привязал поводья второй лошади к седлу и направился в сторону се-
верной дороги.
До вечера их не должны были хватиться - последние дни утренние про-
гулки царевны затягивались до ночи. К тому моменту они будут далеко от
дворца; Илона проснется не ранее утра, и к следующему вечеру они успеют
добраться до портового города. Там Ксантив рассчитывал продать лошадей и
бежать за море - в Энканос. Единственным человеком, который не выдал бы
беглецов и реально помог бы им, был Лакидос; Ксантив надеялся, что нас-
тавник поможет им пробраться на север, к варварам - туда, где нет царей
и рабов, где они могли бы быть по-настоящему свободны и счастливы.
Он недолго колебался, принимая решение о побеге; особенно повлияло на
него известие, что ему нет смысла ждать освобождения. Его удерживала на
месте только любовь к Илоне - он не мог, не находил в себе сил расс-
таться с царевной. Он простил ей все, найдя объяснение ее поступкам.
Конечно, Илона не могла быть так жестока, как ему показалось. Конеч-
но, она не могла причинить такую боль любимому человеку намеренно, а в
ее любви Ксантив был уверен более, чем в том, что утром взойдет солнце.
Просто она была слишком юна и гораздо более наивна, чем он ожидал.
Телом женщина, душой ребенок, она росла в царском дворце, ограждаемая
ото всех жизненных бурь, и не имела никакого понятия о многих проблемах.
Она не представляла себе, что такое замужество. Ее жених был старше ее
отца, она вряд ли видела в нем мужчину, и, как ребенок, радовалась
предстоящей перемене обстановки, предстоящим праздникам, появлению новой
игрушки - царской короны. Возможно, она полагает, что Матрах будет для
нее вторым отцом, что распорядок ее жизни мало изменится. И, точно так
же, как и здесь, в другой стране Ксантив будет сопровождать ее на утрен-
них верховых прогулках... Она вовсе не хотела унизить его, лишая надежды
на возвращение свободы, она боялась потерять его и решила, что этот путь
- наилучший, чтобы сохранить любовь.
Крах этих мечтаний, осознание этой ошибки и невозможности ее испра-
вить было бы ужасной трагедией. И жених оказался бы старым, ревнивым и
сварливым мужем, а не отцом, и о детских шалостях ей пришлось бы забыть.
Она поняла бы, что ее жизнь загублена, что цари могут быть бесправнее
рабов. Что тогда стало бы с наивной и чистой Илоной?
Он ничего не говорил ей о своих намерениях. Женщины так пугливы, она
обязательно бы обеспокоилась бы и за него, и за себя - ведь ему грозила
смерть за побег - и своим страхом выдала бы их планы. Он сумел подгото-
виться, сумел даже раздобыть немного снотворного. Он со всем справился в
одиночку...
Сытые, сильные кони неутомимо несли свою ношу к северу. Ксантиву хо-
телось петь - он был почти свободен, хотя не забывал, что их ожидало еще
очень много испытаний. Дорога изобиловала рощами и перелесками, и это
позволяло ему избегать открытых мест, опасных не только нежелательными
встречами с другими путниками, но и палящими солнечными лучами. Он не
остановился, когда вечерняя прохлада сменила душный дневной зной, только
пересел на другого коня и продолжал путь под бархатно-черным звездным
небом. Привал он устроил перед рассветом. У них был значительный запас
времени, и нужно было с толком им распорядиться. Сам он мало нуждался в
отдыхе, но уйти от погони на усталых лошадях было почти невозможно.
Свернув с дороги, он углубился в лес, нашел ручей с чистой прохладной
водой. Нарезав ветвей с пышной листвой, Ксантив устроил удобное ложе для
Илоны, стреножил коней. Смыв с себя дорожную пыль прозрачной водой из
ручья, он растянулся на земле рядом с Илоной, закрыл глаза.
Разбудил его солнечный лучик, пробравшийся сквозь кружевную листву
деревьев и щекотавший ему лицо. Ксантив чувствовал себя таким свежим,
будто отдыхал не несколько часов, а целый месяц. Само ощущение освобож-
дения придавало ему бодрости.
Много лет отдав суровой армейской школе, он сумел подобрать все необ-
ходимое, чтобы сделать путь если не удобным, то легко переносимым даже
для царевны. Лошади, оружие, еда - все это было; лепешки, орехи и суше-
ное мясо трудно назвать изысканной пищей, но они вполне могли поддержать
силы путников, а холодная вода из ручья утоляла жажду не хуже старого
вина из дворцовых подвалов.
Но Илона думала иначе. Когда Ксантив разбудил ее, она долго озира-
лась, не понимая, где они находятся. Его объяснения привели ее в ярость.
- Как ты посмел?! - ее голос был немного хриплым спросонья. - Как ты,
ничтожный раб, посмел бежать и увезти меня?
- Я больше не раб, Илона. Я родился свободным, я всегда был свободным
в душе. Теперь я свободен до конца.
- Ты раб! Ты беглый раб! Тебя повесят на первом же дереве!
Обида обожгла его, но ему удалось подавить свои чувства. Илона могла
быть раздражена тем, что он усыпил ее, не предупредив, и в раздражении,
конечно, не могла оставаться той ласковой девочкой, которую он любил. Но
скоро злость уляжется.
- Да, повесят, - спокойно согласился Ксантив. - Если найдут. Но этого
не случится - я хорошо все рассчитал. Вечером мы будем в городе, завтра
утром - в море. Мы найдем корабль еще до того, как все портовые города
будут оповещены о нашем исчезновении.
- А за морем? Ты думаешь, ты найдешь там приют? Там приютят беглого
раба?! Или ты рассчитываешь на мое покровительство?
- Тебя там не знают. Нет, мы доберемся до Энканоса, он расположен
совсем недалеко от побережья.
- А дальше? Что ты будешь дальше?
- Дальше - на север. Там земли варваров, и там нас никто не найдет.
- И ты хочешь покорить их? Да? Ты ведь говорил, что был военачальни-
ком, тебя наверняка еще помнят. Тебе дадут большой отряд, с которым ты
покоришь все-все северные земли, - глаза Илоны заблестели, она даже
улыбнулась. - Ты будешь царем большого и сильного царства, тебя будут
все бояться, а я буду твоей царицей. Ах, как это замечательно! Почему ты
сразу не сказал?
О Боги, она совсем еще ребенок. Корона для нее - игрушка, но любимая
игрушка, и, как все дети, она мечтает о ней. Она обиделась, что Ксантив
так обошелся с ней - усыпил, похитил, но она не могла долго обижаться. В
конце концов, нечто подобное он предвидел - дурное расположение духа по-
началу, но прежнее понимание и доверие потом. Жаль все же, что приходит-
ся отбирать у нее мечту об игрушке.
- Илона, я не строил таких планов. Это невозможно по многим причинам.
Я был военачальником, но это не значит, что я буду им теперь. Даже если
