но он отрекся. Арат не пожелал выручать Ксантива, он был очень доволен
тем, что его соперник втоптан в грязь и никогда больше не заставит его
держаться в своей тени.
Арат уходил, горделиво подняв голову. Медленно, мелкими чинными шаж-
ками, как положено царедворцу. Его жена непрестанно оборачивалась, в ее
глазах стояли слезы. Ксантив неотрывно смотрел в затылок Арату тяжелым
взглядом, но тот уже забыл об этой случайной встрече... Он равнодушно
отвернулся, он был свободен, и он отнял надежду стать свободным у Ксан-
тива...
...Писец закончил пересчитывать монеты.
- Здесь ровно сто и сорок монет, - объявил он. - Это две трети от
долга.
Керх подтолкнул вперед Аврелия. Оглянувшись с некоторой робостью на
Лакидоса, мальчик сказал:
- Ксантив, по закону ты должен быть обращен в рабство на три года.
Твой долг погашен на две трети, и ты будешь носить знак раба только год,
начиная с этого дня. Благодари царя за его милостивое решение.
Это была привычная формула. Все решения царя считались милостью, даже
если он приговаривал к смертной казни. Ксантив подошел к трону, опустил-
ся на одно колено, склонил голову. А затем смело и открыто взглянул в
глаза Керху.
- Это настоящая милость, царь.
Они смотрели в глаза друг другу - спокойно, без вызова или раздраже-
ния. И еще один взгляд Ксантив чувствовал всей кожей. Она смотрела на
него широко раскрытыми глазами, будто удивлялась - почему она раньше его
не видела?...
* * *
Сильные жеребцы ровной рысью несли двух всадников по пустынной доро-
ге. Так повторялось каждое утро, путь для верховой прогулки всегда выби-
рала царевна Илона, Ксантив держался чуть позади.
Он мучительно жалел, что не может носить крылатый шлем, не позволяю-
щий видеть выражение его лица. Как трудно было сохранять самообладание в
ее присутствии... А сопровождал он ее почти повсюду.
Все изменилось. Побеседовав с Лакидосом, Керх принял решение отдать
сыновей на обучение в Энканос. Трогательным было прощание с мальчиками,
когда они уезжали с Лакидосом; Аврелий мужественно прятал слезы, Найрам
требовал у Ксантива обещания приехать в Энканос, как только он получит
свободу. Ксантив не мог обещать этого - по условиям Храма мальчики, пом-
нившие свою семью, не меняли имен, но и не имели права видеться с родны-
ми и прежними друзьями. "Свободен только одинокий." Их учили сохранять
силу духа в одиночестве.
А девочкам не нужна была забота воспитателя-мужчины. Фактически,
Ксантив и раньше занимался детьми только из-за мальчиков. Теперь они уе-
хали, а он охранял царевну Илону... Он ночевал в маленькой комнатке ря-
дом с ее покоями, на его бедре вновь висел короткий меч - ему доверяли
настолько, что разрешили носить оружие. У него был иной статус - не
столько раба, сколько слуги. И бронзовый ошейник был заменен широким се-
ребряным браслетом на левой руке, больше напоминавшем налокотник.
Он боялся сказать хоть слово в ее присутствии - боялся, что его голос
дрогнет. Он был рад, что этикет предписывал ему постоянно держаться по-
зади нее - так она не видела, что он любуется ею. Она была совершенна,
как сошедшая с небес богиня, и так же недоступна. Мыслимо ли - мечтать о
ней?! Он сам себе не сознавался, насколько сильно он любит ее.
Его неискушенная натура не допускала даже надежды на взаимность. Нап-
расно разум твердил ему, что в этом нет ничего невозможного - любовь не
знает о разнице между царевной и рабом. Ксантив не позволял себе думать
об этом...
Илона направила коня в небольшую рощу на берегу уединенного ручья,
остановилась в прохладной тени деревьев, обернулась. Ксантив понял, что
она хочет сойти - и растерялся: здесь нет никого, кто помог бы ей, это
должен сделать он. Он должен прикоснуться к ней... Смиряя волнение, он
спрыгнул на землю, подошел к ней. Всего лишь на миг теплое, хрупкое, но
сильное девичье тело оказалось в его руках, и он задрожал. И похолодел -
что, если она догадается и разгневается? Она ведь почти богиня, и любовь
простого смертного может показаться ей оскорбительной, хотя Ксантив ни к
кому не испытывал таких чистых чувств, как к ней.
- Какой ты неловкий! - засмеялась она. - Ксантив, ты похож на мальчи-
ка, впервые увидевшего женщину, - и без всякого перехода спросила: - Это
правда, что ты был монахом?
- Почти, - с трудом выговорил Ксантив. - Я был солдатом, воспитанным
в храме.
- Понятно. Поэтому ты такой молчаливый, - сделала вывод Илона и поин-
тересовалась с детской бесцеремонностью: - А женщины у тебя были?
Ксантив слегка опешил, но, с другой стороны, ему стало легче.
- Были. Как и у любого солдата.
- Какие-нибудь крестьянки? - допытывалась Илона.
- Ну, я ведь только в душе - простой солдат. Меньше, чем сотней, я не
командовал никогда. Даже в Энканосе я был одним из двоих сотников, хотя
на всех церемониях выводил только десять человек из ста. И подруги у ме-
ня были непростые. Молодые жрицы, в-основном.
- Ты был женат?
- Нет. Я был молод для этого. Но если бы захотел, я мог бы выбрать
любую.
- Даже благородную?
- Энканос равняет своих воспитанников с благородными, а своих жрецов
- с царями.
- Что такое Энканос? Город, страна?
- Храм. И семья. Наши отцы - наставники, наши матери - храмовые сте-
ны, так мы говорили про себя. Энканос - это братство до смерти. Или до
отречения. Мы носим двойное имя, второе - название храма.
- Так тебя зовут Ксантив Энканос?
- Да.
- А почему у тебя такое странное имя? Откуда ты родом?
- Из Энканоса, - с улыбкой ответил Ксантив. - Как и все воспитанники
храма.
Илона с недоумением пожала плечами, повернулась и пошла к ручью.
Ксантив стреножил коней, пустив их пастись, и последовал за ней.
У него перехватило дыхание, он зажмурился, будто ослепленный. Рассте-
лив на траве покрывало, она сидела спиной к нему, ее царская диадема ле-
жала рядом. Вместе с одеждой. Золотые локоны струились по спине, шелко-
вым плащом окутывали точеные плечи...
Стараясь не смотреть в ее сторону, он подошел к самому берегу, сел на
камень. Сзади раздался звонкий серебристый смех:
- Ксантив! Почему ты отвернулся?
Он молчал, понимая, что это ужасно глупо, но он просто окаменел и по-
терял дар речи. Илона подбежала к нему, присела рядом, повернула его ли-
цо к себе. Она улыбалась...
- Почему ты отвернулся? - повторила она. - Разве я не красива?
- Как богиня, - искренне ответил он.
- А почему ты не смотришь на меня? Боишься ослепнуть?
Ее голос был ласковым, гибельные глаза искали его взгляд.
- Ты любишь меня? - сдвинув брови, строго спросила она.
- Да.
- Сильно?
- Очень.
- А... Ты бы умер за меня? - с наивной серьезностью допрашивала его
Илона.
Ксантив только улыбнулся.
- Без раздумий и колебаний.
Она обняла его, прошептала:
- Мне никто этого не говорил. Ты хочешь вручить свою жизнь мне?
Только мне?
- Она и так твоя. До конца.
- Тогда ты будешь моим. Сними свою одежду.
Он даже не пытался противиться ее чарам. Расстегнув пояс с перевязью
меча, он положил его рядом с ее диадемой, сбросил тунику. Подняв почти
невесомую девушку на руки, он перенес ее подальше от берега, осторожно
положил на мягкую траву, опустился рядом с ней. Он коснулся золотых во-
лос - и ее взгляд стал умоляющим. Больше не было царевны и раба, оста-
лись только юная девушка и молодой мужчина. Он целовал ее, сходил с ума
от ответного жара, он отдал ей всю любовь, на какую был способен...
Маленькие птички прыгали с ветки на ветку прямо над их головами;
утомленная Илона лежала, приникнув к широкой груди Ксантива. Ее глаза
были закрыты, губы шептали слова, как заклинание:
"Кто ты, Ксантив? Твое прошлое - загадка, твое будущее - неясно. Ты
пришел ниоткуда, и, когда ты захочешь уйти в никуда, я скажу - останься.
Тебя еще не было вчера, но сегодня мы вместе. Тебя подарили мне Боги. Я
не хочу думать о завтрашнем дне, потому что сегодня мы счастливы."
У нее было все: богатство, юность, красота, она должна была сменить
Керха на его троне. Но у нее не было любви, а зачем птице крылья в клет-
ке? Могло случиться, что она никогда не испытает счастья в замужестве:
царевны выходят замуж не по своему желанию. А Илона хотела быть любимой,
она встретила Ксантива и полюбила сама, и она не хотела другого счастья.
Судьба сыграла с ними злую шутку, подарив такое хрупкое и ненадежное
счастье. Счастье всегда ненадежно, но замок любви царевны и раба мог об-
рушиться в любую секунду, так много ему угрожало.
Они знали, что их союз никогда не будет освящен законом, никогда не
будет свадебных торжеств в их честь. Они наслаждались тем, что имели,
они до дна пили каждую минуту. Они так жадно жили часы, которые проводи-
ли наедине, что до следующего утра были просто в полусне. Они сгорали,
как свечи, казалось, еще немного, и они умрут или навсегда сойдут с ума.
Но рассвет будил их, и они загорались вновь.
Ксантив знал, что если Керх узнает об их любви, он обречен. Царь ни-
когда не простит рабу, что тот посмел коснуться его дочери. Но страшней
грозящей смерти было постоянное ожидание неминуемой разлуки. Илона была
дороже всего для Ксантива.
Он не предполагал, что Илона может отвечать такой страстью на его лю-
бовь. Она снизошла до него, как богиня до смертного, но он вновь научил
ее летать - уже вдвоем. Они почти не расспрашивали друг друга о прошлом,
им не нужны были слова - любовь позволяла им видеть друг друга такими,
какими их никто не знал.
Надменная царевна, в любви Илона была яростной и похожей на сильную,
гибкую кошку. Нежная - но с коготками, ласковая - но опасная, любящая -
но загадочная и недоступная. А простодушный солдат Ксантив оказался не-
заурядным поэтом. И с каждым днем их танец любви становился все жарче...
Яркое солнце било в глаза, заставляя прищуриваться. Ксантив медленно
прошел по галерее, выглядывая из стрельчатых окон. Двор был пуст, только
у конюшен возились два раба. Наверное, во всем огромном дворце сейчас не
спали только рабы и надсмотрщики, хотя солнце встало давно.
Шумный праздник накануне завершился перед самым рассветом. Оно и по-
нятно - встреча двух равных по могуществу монархов случается не каждый
день. Естественно, что Ксантив не имел ни малейшего представления о при-
чине визита Матраха, государя-соседа - что бы делал в зале пира он, все-
го лишь бессменный защитник царевны? - но не сомневался, что Илона расс-
кажет ему на прогулке.
Солнце поднималось все выше. Обычно в это время они уже были в их лю-
бимой роще на берегу серебряного ручья. Неужели Илона решила отменить
прогулку? Такое бывало несколько раз, и у Ксантива болезненно заныло
сердце.
Легкие шаги; обернувшись, он вздохнул с радостным облегчением, узнав
Илону. Озарив его лукавым взглядом искристых глаз, она быстро пошла впе-
ред, спустилась во двор. Ксантив помог ей сесть в седло, сам оседлал
вторую лошадь.
Илона гнала коней вскачь, будто наверстывая упущенное время. На бере-
гу она так торопливо соскочила наземь, что Ксантив не успел поддержать
ее; она не заметила его оплошности. Ее глаза блестели ярче изумрудов ее
диадемы, она была обворожительна настолько, что он забыл, что видит ее
не впервые. Покрывала слетели на траву, солнце запуталось в золотых куд-
рях, она обняла его, прильнула всем телом...
Когда они опомнились, солнце стояло в зените. Чистая холодная вода
ручья ласкала разгоряченные обнаженные тела, и Ксантив, закрыв глаза,
молил Богов лишь об одном - чтобы каждый день его жизни начинался именно
так.
- Сегодня опять пир будет? - он осторожно показал свой интерес к не-
давнему веселью.
- Да, - лениво отозвалась Илона. - Но я не буду присутствовать там.
- Цари хотят посекретничать о мужских делах?
Илона засмеялась:
- Они все дела и все секреты обсудили вчера. Отец угощал Матраха луч-
